Веган-Фрик

Но, когда мы погружались в веганство, для нас существовало кое-что более существенное, чем подспорье для здоровья, кипы страниц, посвященные витамину B12, или диета для веганов-спортсменов. Все это важные вещи, спору нет, но о них уже написан ряд хороших книг. Кроме того, нас интересовало и что-то большее, нежели духовная тема, проповедующая любовь к матушке-Земле. Безусловно, уважение к животным — хороший стимул, полезный вашей карме, здоровью и планете, но подчас подобные книги поражают нас всеми этими телегами про эру Водолея . Создается ощущение, что они написаны для людей, куда более замороченных на своих чакрах, чем мы. Мы искали книгу, которая говорила бы на одном языке с такими персонажами, как мы: молодыми, панковско-радикальными и ушедшими в веганство по соображениям этики и борьбы за права животных. Мы жаждали читать автора, который не постеснялся бы написать слово 'хуй' или по-дружески высмеять хиппи. Когда мы поняли, что такой книги в природе нет, мы решили забабахать собственную.

В этот текст мы включили все те полезные фишки, которые нашли в первоисточниках, став веганами. Писалось все это довольно долго, и мы многому научились за это время. Поэтому мы бы хотели, чтобы и другие учились на наших ошибках.

Становление вегана: методика холодного тофу

Если ты — ово-лакто-вегетарианец и ищешь совета, как стать веганом, то совет прост: перестань есть молочные продукты и яйца и подожди 3 недели, а окончательное решение примешь потом. Если твоя озабоченность правами животных по-настоящему сильна, то 3 недели не срок. Ведь это всего 21 короткий день. Это на 7 дней меньше, чем потребовалось зомби на захват Туманного Альбиона в фильме '28 дней спустя' , или, если ты предпочитаешь 'сопливое' кино, на 7 дней меньше, чем ушло у героини Сандры Баллок на то, чтобы слезть с допинга в картине '28 дней' . Двадцать один день — это меньше, чем ты провел бы на очередном галимом реалити-шоу. Татуировка есть? Если есть, ты знаешь, что обычная татуировка заживает куда дольше, чем 21 день.

Дело в том, что 21 день — это недолго, но их достаточно, чтобы понять: жить без продуктов животного происхождения очень просто. И это действительно так. Поедание холодного тофу куда проще, чем постепенное сокращение своего рациона. Например, ты очень любишь сыр. В твоей голове засела идея, что жизнь без сыра — это жизнь без солнечных дней, миленьких щенят и шоколада (или в случае с Бобом — солнечных дней, миленьких щенят и холодного пива).

Если ты решишь покончить с сыром, съедая в день по маленькому кусочку, то тем самым придашь сыру еще большее значение и усилишь его власть над собой. Если попробуешь слезать с сыра 3-4 месяца, то закончишь тем, что будешь молиться на каждый грамм так, будто это дар свыше. Но если применишь методику холодного тофу, тебя будет трясти и вымораживать, как торчка, денек-другой, зато потом страдания постепенно сойдут на нет. На двадцатый день тебя уже будет воротить от одного вида сыра. Или, возможно, ты станешь пожизненным сыроголиком в завязке.

Не злись на нас. Просто попробуй! Что ты теряешь, кроме продуктов, производство которых причиняет вред животным?

Как мы стали веганами

Мы воспользовались трехнедельным методом, но, как ни печально, нам потребовалось какое-то время на то, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности веганства. Приняв твердое решение, мы уже не испытывали проблем, но путь к этому решению стал целой историей.

У нас ушло немало времени на то, чтобы посмотреть на веганство как на нечто осуществимое и желанное. Больше, чем должно уходить. Намного больше. Было ощущение, что это длится годами. Когда мы не были веганами, нам казалось, что все веганы, которых мы знали, унаследовали от родителей какой-то ген, В-хромосому, притупляющую их страсть к мясу, яйцам, молочным продуктам, шерсти и коже.

Несмотря на то, что бывают веганы с рождения, в подавляющем большинстве мы многие годы были всеядными. Хорошо известно, что употребляющему яйца вегетарианцу веганство, как правило, кажется чем-то далеким и безумно сложным.

Мы любим веселиться, опрашивая веганов, как они пришли к такому решению. Истории, которые нам рассказывают, интригуют почти всегда. Для кого-то это было чудесное озарение. Для кого-то — долгоиграющая рутина размусоливания собственной жизни и спорадические попытки понять, кто ты и зачем живешь. Ниже каждый из нас покажет свое 'роуд-муви', путевые заметки по дороге к веганству. Может, ты найдешь в этих историях что-то знакомое, а может, и нет.

Как Боб стал веганом

Одна из вещей, которой я в себе поражаюсь, — это способность подавлять неприятные мысли. Я думаю об эмоциональном самосовершенствовании и друзьях, которые помогают мне в моем 'отречении'. С их поддержкой я могу забить на что угодно и чем угодно увлечься с одинаковой легкостью. Глобальное потепление? Я едва ли в силах повлиять на ситуацию. Правление республиканцев? Ну что ж, они немногим хуже демократов. Пишу книгу, которая никогда не принесет мне барышей? Это больше жизнь, чем работа. Животные, используемые ради мяса, шерсти, кожи и экспериментов? Эх, мир никогда не изменится.

По крайней мере так я думал, пока не получил от жизни пинок. Причем пинок увесистый. Я уже не мог игнорировать его или пытаться отрицать, или притворяться, что скоро все само собой рассосется. Я обрел уникальную форму сознания, которую получают в дар все веганы, желающие оставаться таковыми навсегда. Я перестал рассматривать животных как некую собственность или материальное благо и научился относиться к ним как к существам, заслуживающим уважения. Этому много чего поспособствовало, но в особенности один эпизод в моей биографии.

В детстве, особенно лет до десяти, я был очень одинок. Я проводил уйму времени с собакой, но практически не дружил с ровесниками. Поэтому дружба с дворняжкой по имени Пэтч была для меня фундаментальной ценностью и развивала отношение к животным. Я искренне любил пса. Он был моим верным товарищем, с которым мысленно мы не расставались никогда. Примерно в это же время я раздумывал над тем, чтобы стать ветеринаром, и нередко играл в 'специалиста по бешенству'. Я рано почувствовал духовную связь с животными, но у меня ушло немало времени, чтобы понять, что связь эта должна быть сильнее, чем просто хорошее отношение к домашним питомцам.

В старших классах я принял участие в программе, в рамках которой несколько часов в день предполагалось уделять заботе о животных и растениях. У меня появилась возможность получше разобраться в предмете, и я начал узнавать много нового о коренных различиях между флорой и фауной. После школы я отправился в университет, где еще больше поднаторел в вопросе, получив дипломы по курсам философии и сельского хозяйства. Философия стимулировала мое умение выстраивать сложные теоретические 'паззлы' и задвигать солидные аргументы, тогда как сельское хозяйство наделило меня знаниями о животноводстве, прикладной ботанике и других аспектах современного крестьянского производства, которым я заинтересовался еще школьником.

Я немало узнал о современных методах ведения сельского хозяйства и о том, насколько они безобразны. Из прослушанных курсов я вынес, что животные — это 'хозяйственные единицы' с определенным сроком годности. Как только он подходит к концу, животное подлежит уничтожению. В ходе обучения я наблюдал, как обращаются с животными на фермах, как они страдают и как беспощадно их калечат без какой-либо анестезии в рамках сложного процесса, призванного минимизировать затраты на производство мяса, яиц и молочных продуктов.

Плохая новость заключалась в том, что эта часть процедуры почиталась за форму искусства, при том, что другие виды пыток подавались как старомодные, 'экономически неактуальные' и 'конкурентно несостоятельные'. Чем больше я узнавал, тем глубже убеждался в том, что животноводство — это зло. Я быстро понял, что низкие цены на мясо, которое мы видим на прилавках, объясняются жуткими страданиями живых существ, и больше не мог оставаться частью всего этого.

Примерно на третьем курсе вуза мне в руки попала книга Джона Роббинса 'Диета для Новой Америки'. Она потрясла меня, и я понял, что единственный реальный выход — это отказаться от мяса и рыбы. С этим убеждением я прожил 6-7 лет, будучи ово-лакто-вегетарианцем. Со временем, мне кажется, моя диета перестала быть идеей и превратилось в банальную привычку. В какой-то момент я уже не мог вспомнить, почему стал вегетарианцем.

В результате я начал практиковать то, о чем сейчас не могу вспоминать без ярости: я начал изредка есть мясо, преимущественно в отпуске. Оглядываясь назад, могу сказать, что частично такое поведение было вызвано желанием угодить окружающим, частично мотивировано неготовностью обламываться, частично продиктовано элементарной ленью и частично объяснялось тем, что я забыл, по каким причинам отказался от мяса. Кроме того, я во всеуслышание поддерживал веганов, но в душе думал, что они зашли слишком далеко.

На данном этапе восприятие веганов в качестве потусторонних фриков стало для меня традицией, направленной на самоуспокоение. Я считал веганов маргиналами, что помогало мне оправдаться перед самим собой. Это абсурдное предубеждение подкрепилось несколькими стычками с нахальными, мерзкими веганами, которые третировали и чморили меня за то, что я был вегетарианцем.

Начав преподавать, я прочел несколько лекций о мясоедении, вегетарианстве и этике. Я напомнил себе, зачем стал вегетарианцем, и по-новому взглянул на веганов. В качестве новогоднего обещания самому себе я решил пересмотреть свое вегетарианство. Заново воодушевленный, я твердо вознамерился углубиться в вопросы прав животных и обложился тоннами книг по этике.

Я проглотил 'Освобождение животных' Питера Сингера и был совершенно ошеломлен непробиваемостью его аргументов в пользу веганства. Наконец появился кто-то, кто не мямлил, а убеждал. Его аргументация была неоспорима. Его логика была безупречна. И тогда я понял, что эксплуатация животных неправильна в корне. Не было ни малейшего смысла — за исключением кайфа от вкуса молока, сыра и яиц — в том, чтобы живые существа страдали и умирали.

Что мне оставалось делать? У меня не было иного шанса жить в ладах с самим собой, как бросить яйца и 'молочку'. Человек, ратующий за права животных, я бы стал не кем иным, как лицемером, если бы продолжил есть яйца и пить молоко, зная об убийствах и пытках, которые я тем самым продолжал бы поддерживать. Для тех, кто сомневается, открою секрет: когда срок годности коровы, играющей роль молочной машины, истекает, ее отправляют на бойню. Экономика. В мире не существует тихих пастбищ для коров на пенсии, а превращение в говяжий фарш едва ли назовешь приятным времяпрепрождением. Потребители молочных продуктов напрямую поддерживают мясную индустрию, несущественно сокращая число смертей и страданий (это относится и к любителям органического молока). Производство яиц тоже непостижимо жестоко. Куры-несушки проводят всю жизнь в узких железных клетках. Они почти не видят дневного света и редко (а то и никогда) получают возможность расправить крылья или размять ноги (мы расскажем об этом подробно в следующей главе).

Короче, я сделал то, что должен был: я перестал есть продукты животного происхождения как таковые и принялся методично исключать из своей жизни все другие товары, полученные посредством эксплуатации животных, будь то шампунь, протестированный на кролике, или презервативы (об этом позже). В течение нескольких лет мое отношение к веганам кардинально изменилось. Я перестал считать их развязными, маргинальными чудилами, которые не знают, чем заняться, кроме как прогонять лекции вегетарианцам. Я рад, что смог избавиться от химер своего заблуждения.

Распространное клише гласит, что окружение меняет людей. Все так. Три вещи помогли мне понять это. Во-первых, мне очень повезло, что я пообщался с Дженной на тему изменений в сознании и мы оба решили стать веганами.

Во-вторых, нам посчастливилось стать лучшими друзьями Дэна Пейзера, одного из тех, кому посвящена эта книга. Дэн — веган, мой студент-коммунист из Вермонта. Он не только оказался лучшим знатоком Маркса, какого мне доводилось встречать, но и всегда был так же последователен, спокоен и терпелив в вопросах веганства, которые мы с ним обсуждали. С ним было комфортно говорить о веганстве, он никогда не читал лекций и не пытался обращать в свою веру. Он изящно сглаживал острые углы в наших беседах, воспоминания о которых сейчас меня самого выводят из себя. Например, как-то я сказал Дэну, что буду веганом 'во всем, кроме сливок в кофе'. Кажется, еще я интересовался у него, как буду есть пиццу без сыра, что мне делать без йогурта и куда мне пойти завтракать, если в закусочную теперь нельзя.

Перебирая эти бессмысленные вопросы, я наполняюсь чувством стыда и представляю, как раздражал ими Дэна, особенно вспоминая мои виртуозные (хоть и жалкие) отговорки по поводу того, почему я не смогу стать веганом. Я наболтал ему массу вещей, о которых сейчас жалею едва ли не каждый день. Дэн, если ты читаешь это, знай: я — твой большой должник и до сих пор не понимаю, как ты удержался и не задушил меня тогда.

И, в-третьих, мы взяли щенка. У нас много лет жил кот, но кот довольно независимое животное. Безусловно, он нуждается в ежедневной дозе любви, но чаще всего очень хорошо это скрывает. К тому же меня не покидает ощущение, что я постоянно вторгаюсь в его личную жизнь, мешаю его сладким снам и посягаю на территорию. Он любимый, великолепный, лохматый, счастливый кот, но он кот, такова его натура.

Общение со щенком дарит принципиально иной опыт. Щенки нуждаются во многом, чего котам не требуется. Когда мы его принесли, ему было всего несколько недель и он полностью от нас зависел. Я провел со щенком три недели, выполняя функции его мамы и растя его так, будто он был моим собственным четвероногим детенышем. В какой-то момент мы оба почувствовали, что связаны друг с другом. Так же как в случае с котом, он стал членом семьи, чьи настроение, желания и поводы для восторга мы научились угадывать. Аналогичным образом он приноровился к нам, и мы стали развиваться вместе.

Получив опыт общения с котом и щенком, мы значительно обогатились эмоционально, получив новый спектр ощущений — от страха и подавленности до безграничного счастья, — и осознали, что другие животные тоже испытывают все возможные чувства. По университету я знал, что свиньи как минимум не глупее собак, коровы узнают людей, которых часто видят, а куры далеко не 'тупые птицы'. 'Почему, — озадачился я, — кот и пес удостаиваются королевских почестей, а остальным животным уготована роль жертв?' Невзирая на то, что мы не могли остановить скотоводство, мы понимали, что путь вегана — это отказ в поддержке эксплуататорской, жестокой и несправедливой иерархии угнетения слабых. В результате моя озабоченность правами животных вышла за рамки 'белых и пушистых' кошек и собак.

Став веганом, я никогда не оглядывался назад и ни о чем не жалею. Молоко, сыр и яйца теперь представляются мне чем-то очень гадким, и я не испытываю ни малейшего желания их пить и есть. Я смотрю на животных иначе, чем раньше, и улавливаю родственные связи между нами. Кроме того, я по-иному стал воспринимать свою роль в обществе. Хоть я и не задира-радикал, как те, кто отвадил меня от веганства в прошлом, мне приятно думать, что мой выбор служит своеобразным будильником, который своим звоном напоминает людям: есть мясо — морально противоестественно.