Игра Владыки (Глава 9)

Восприятие расслоилось, разделяя видения и смазанные образы золотой листвы. В груди резко, остро закололо, мир как-то странно потемнел. Последнее, что я могла четко вспомнить перед тем, как меня накрыла тьма, это соленый вкус чужой крови и растерянные голубые глаза молодого паренька-пилота, перед которыми замерло черное лезвие, так и не нанесшее смертельный удар.

* * *

Зерно медленно погружалось в тело, растворялось в бурлящей ауре, распадаясь чистыми касаниями родной Первоосновы, доставляя почти физическое наслаждение. Тонкие узоры угловатых рун разбегались затейливой татуировкой по бледной, покрывшейся липкой испариной коже, чтобы тут же исчезнуть, раскачивая и без того неспокойную ауру, расшатывая последние скрепы и запоры, держащие в узде мощный, но нестабильный, несформировавшийся окончательно дар, готовый вот-вот прорвать сдерживающие его барьеры и выплеснуться вовне первой и самой разрушительной волной спонтанного магического всплеска.

Нимус прикрыл сияющие багровым пламенем глаза, шумно выдохнул. Со стороны, на расстоянии, когда происходящее — лишь изображение на высокоточном экране, ЭТО воспринимается иначе. Легче. Проще. Не бьют в голову тараном чужие чувства, окрашенные кровавым флером. Не ласкают душу касания сливающегося с другой душой развернувшегося на всю мощь Зерна. Не щекочет нервы готовой взорваться под руками бомбой нестабильный дар, отдаваясь ярким резонансом начавшего раскачку дара аззара.

На расстоянии все иначе...

— "Арэ, ты это видишь?" — унеслась по навечно спаявшей души связи беспокойная мысль.

— "Это сложно не увидеть." — пришел полный глубокого удовлетворения и интереса мысль-ответ.

— "Малой не увидел."

Легкий смех был прекрасным ответом.

— "Он увидел, но не понял, что именно получил шанс увидеть." — мягко поправил древний Творец.

Нимус покачал головой, остро ощущая тревогу и стремительно разгорающуюся ярость аззара, почувствовавшего присутствие опасного чужака возле его пока еще беспомощной и беззащитной истойя. Губы изогнулись в понимающей усмешке: он прекрасно помнил, как его самого накрывало, когда ЕГО истойя оказывался под угрозой. Особенно, поначалу, пока тандемные связи еще не установились полноценно, обостряя инстинктивную потребность защитить. Даже зная, что Мион лишь ненамного слабее как воин, но куда сильнее как маг, он, Нимус, не мог справиться с собой. Никакие знания и логика не помогали! Инстинкты захлестывали с головой, отключая логическое мышление и здравый смысл. Даже сейчас, спустя тысячелетия после окончания той Игры он не может... да и не хочет противиться инстинктам, намертво вросшим в саму суть и душу.

— "Я хочу увидеть, кем они смогут стать." — когтистые пальцы тронули угасающее свечение, последний след физического воплощения Зерна Всетворящего. — "Кем ОН может стать."

— "Понял уже?"

Нимус сжал губы, пряча их предательскую дрожь, сглотнул поднявшийся в горле горький ком невосполнимой потери, от которого так сложно вдохнуть.

— "Сложно не понять. Достаточно было глянуть лично. Печать слишком... яркая. Она не утратила силы за прошедшее время. Словно он был там совсем недавно..." — мысль окрасилась давней, застарелой болью. — "Я хочу знать, почему перед своей гибелью он спас этот мир." — когтистые пальцы сжались в кулаки. — "Почему именно его? Что в этом мире такого, что ради его выживания, он без колебаний выплатил ТАКУЮ цену?"

— "Возможно, мы никогда этого не узнаем, Ним." — устало ответил Нутарэ. — "Возвращайся. Вмешательство было проведено, не стоит давать Чиинару повод для оспаривания."

Нимус поморщился, досадливо дернув щекой. Проверив еще раз состояние тяжело дышащей девушки, демон покинул Корромин, так и не увидев, как выгибается дугой подрагивающее в мелком тике тело, как распахиваются глаза, и как темнеет некогда серая радужка, приобретая цвет физического воплощения Зерна Всеизменяющего, неспешно сливающегося с душой обретенного носителя.

* * *

Рука остановилась, так и не нанеся смертельного удара, не завершив движения, нож замер, касаясь острием пушистых ресниц окаменевшего, замершего при попытке встать пилота. Совсем молодого парня, едва ли достигшего совершеннолетия. Росс недовольно дернул ухом. Что вообще малолетка делает на Корромине? Кто позволил фактически подростку оказаться в регулярной армии вопреки законам их же государства и попасть на далекую чужую планету, с корой у него не будет возможности вернуться живым? Навь раздраженно прижал уши к голове, убирая нож от глаз оцепеневшего мальчишки, вцепившегося мертвой хваткой в подлокотники кресла, качнулся назад, отходя на шаг, рефлекторно крутанул нож на пальце, перехватывая обратным хватом.

Паренек судорожно сглотнул, Навь встретил взгляд широко распахнутых голубых глаз, зло рыкнул и одним стремительным ударом вырубил юношу, так похожего на его младшего брата. Не внешностью. Выражением лица и реакцией. Та же растерянность, непонимание, недоумение и ступор, какие были у Аинина, когда, однажды, их пришли убивать. Никакой злости или ненависти. Только детское недоумение и непонимание, такие же, как и остановившие его руку, не позволившие нанести смертельный удар. В какое-то мгновение ему показалось, что он вновь глянул в глаза брата... Как тогда, много лет назад, когда ему, тринадцатилетнему подростку, удалось перебить напавших на них наемников.

У младшего был такой же взгляд...

Воин провел ладонью по лицу, глухо ругнулся, глянул на безвольно обмякшего в кресле пилота пацана, тяжело вздохнул и убрал нож. Впервые за долгие года у него не поднялась рука добить вра... Он поморщился. Да какой это враг? Малолетка, оказавшийся там, где ему не место.

Покачав головой, Навь развернулся и покинул рубку. Необходимо кое-что сделать. Не потому, что это надо. Потому что так правильно... в его понимании. Много времени это не займет.

Много и не заняло. Какая-то пара миат... Уложив последнее тело у стены, росс встал и уже собрался вернуться в рубку за молодым пилотом, решая, добить парня или оставить в живых, когда тело прибила неприятная дрожь, разом вышибая организм в боевой режим, в котором в кровь сбрасываются природные наркотики и срываются последние стопоры. Навь замер, чутко вслушиваясь в тонкий звон, ставший за эти дни естественным и привычным. Неотторжимым. Что-то... что-то было не так. Словно...

Осознание ударило в голову, сработавшие инстинкты вымели доводы разума, росс рванул с места, не раздумывая, не задумываясь, на бегу ударив кулаком по широкой кнопке поднятия рампы трапа.

До подлеска он добежал на пределе возможной скорости, вломился в кустарник, раздраженно рыкнув на золотистых дракончиков, порскнувших в стороны при его приближении, и резко затормозил возле светловолосой девушки. Яркие, заметно светящиеся изнутри глаза безошибочно выделяли последствия присутствия кого-то чужого. Кого-то, кто пришел не оставляя за собой следов, и так же ушел. Уши прижались к голове, тихий, шипящий рык вырвался сам собой, но холодный разум подавил всплеск агрессии.

— Рини...

Девушка что-то едва слышно пробормотала, крепче прижимая руки к груди, вздрогнула всем телом. Воздух, казалось, потяжелел, потрескивая от переполнявшей его энергии, становилось тяжело дышать, волосы электризовались, выбившиеся из косы пряди медленно вставали дыбом.

Навь зажмурился, втянул воздух, сладко пахнущий ароматом черно-багровых цветов златолистого кустарника, рвано выдохнул. Броня потекла, сворачиваясь в браслеты и оголяя руки до локтей, воин присел на удивительно пышно расцветший мох, осторожно дотронулся до тонкого плеча. Пальцы ощутимо кольнуло, разряд энергии пробил от макушки до пят, отдаваясь ломотой в мышцах и странным, непонятным, тянущим чувством, от которого в груди нарастал тяжелый жар, волнами расходясь по телу.

Росс тряхнул головой, прогоняя мутную тяжесть, от души выматерился, подхватил девушку на руки и пошел вглубь леса. Подальше от края. Туда, где их никто не найдет и не побеспокоит. Туда, куда не заходят местные звери, туда, где их не заметят с воздуха или из космоса. Есть одно место... Странное, созданное неизвестно когда, неизвестно кем и для каких целей. Но там они будут в безопасности.

* * *

Очнулась я резко, рывком, без раскачки переходя из глубокого забытья в сознание, словно в голове щелкнул незримый переключатель. Автоматически открыла глаза, взгляд уперся в... теряющийся во тьме каменный купольный потолок давно заброшенного здания.

Что?

Осторожно села, пережидая странную мутную тяжесть, от которой кругом пошла голова. Эти странные обмороки и отключки уже начинают беспокоить. Ладно, один раз. Ну два. Но меня же рубит регулярно! Хорошо еще, что Навь оказывается рядом... А если бы я была одна?

Вздохнув, сгребла влажные, липкие от подсыхающего пота волосы, убирая их с лица, и поежилась. В древнем каменном здании довольно прохладно, если не сказать — откровенно холодно. Как в пещере. А я вся мокрая, кожа пощипывает, голова неприятно зудит и скоро начнет чесаться. Отвратительно. Вытянула руку, растопырив пальцы. Кончики ходят ходуном, кисть дрожит и трясется, рука норовит переломиться в локте и сложиться под собственным весом, грудь словно обручем сдавливает, мешая дышать. Еще отвратительнее. Надо встать. Навь не видно, хотя я четко ощущаю его присутствие. Он где-то совсем рядом.

— Я здесь. — раздался тихий, чуть охрипший голос.

Я повернулась на звук. Росс обнаружился у дальней стены. Сидел, опираясь голой спиной на влажный холодный камень.

— Что случилось? — спросила я и непроизвольно закашлялась: горло болело, словно при ангине, голос почти пропал, и я могла лишь хрипло сипеть.

— К тебе кто-то приходил, пока я был на корабле. — вяло ответил Навь. — И что-то сделал.

В его голосе промелькнул тяжелый гнев и ярость. Злится. В ярости из-за того, что не уследил... хоть и понимает, что не смог бы. Ни уследить, ни помешать.

Подобрав под себя ноги, я попыталась встать, но тело со мной не согласилось, и я шлепнулась на колени. Плюнув на гордость, на четвереньках перебралась к россу, села рядом. Так же, как и он, опираясь спиной о стену. Прохладный мокрый камень казался таким приятным... снимая огненный жар, разливающийся по телу.

— Застудим спину. — поделилась я.

— Застудим. — согласился росс, поворачивая голову и приоткрывая светящиеся призрачным зеленым светом глаза. Не золотым огнем ярости.

— Потом будет плохо.

— Будет. — уголки губ дрогнули в улыбке. — Я знаю. Но...

— Приятно.

Навь повел плечами, сглотнул, поморщился.

— Горло почему-то болит. — прошептала я осипшим голосом.

— Я заметил. — в охрипшем голосе — легкая ирония.

Жар не унимался, волнами растекаясь по телу, противно заныл живот дергающей болью, отдаваясь гулом и звоном в голове, словно у меня под черепом медленно перекатывался тяжелый шипастый шар, давя мозги в подрагивающую кашицу, гулко ударялся о стенки и так же медленно катился обратно. По спине стекал пот, холодя кожу, виски ломит, щеки горят, горло саднит.

— Давно мы тут?

— Около двадцати миат, не больше. — Навь отлепился от стены, согнул ноги и оперся вытянутыми руками на колени, повернув сгибом локтя вверх, наклонившись вперед. — Я не стал рисковать и оставаться у края леса.

Выглядел напарник не очень хорошо. Его разбило, как и меня. Сидит, уронив голову, кожа поблескивает от пота, длинные волосы, убранные в растрепавшуюся косу, налипли на спину и плечи, мелкие прядки прилипли ко лбу и щекам.

— Тебя тоже жарит?

Навь кивнул, прогреб волосы, убирая мокрые пряди с лица.

— Недавно началось. Казалось, я горю изнутри... — хриплый смешок, он повернул голову, глядя на меня неестественно яркими глазами. — Сейчас уже не так. Здесь прохладно... сглаживает немного.

— Что это за место?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Нашел два года назад. Случайно. Здание в лесу, его невидно ни с воздуха, ни из космоса. Его можно пропустить, пройдя у самой стены, так оно заросло.

— Далеко от побережья?

Навь покачал головой.

— Миат десять ходу. Удобное место. Я себе здесь что-то вроде небольшой перевалочной базы сделал. — напарник усмехнулся. — Мне нравится. Я сюда возвращаюсь, когда мы вновь прилетаем на Корромин. На корабль каждую ночь бегать нерационально: слишком далеко. — и несколько сумбурно добавил: — У каждого отряда есть своя территория, которую мы берем на себя. Я взял предгорья и равнину у побережья.

— Большая площадь.

— Мы не спешим, ишон деваться с планеты некуда. — Навь пожал плечами. — Скоро это все закончится, и им придется эвакуировать тех, кто останется в живых. Полагаю, на следующий сезон мы закончим эту возню: что хотели, уже узнали.

— Пора заканчивать?

— Пора.

Потерев виски, росс с трудом встал, покачнулся, едва удержав равновесие. Тряхнул головой, словно прогонял муть.

— Пошли. — он протянул мне руку. — Здесь есть небольшой водоем.

Я обхватила неестественно горячую ладонь обеими руками, Навь качнулся, рывком поднимая меня на дрожащие ноги, и чуть не завалился сам.

— Два инвалида... — буркнула я.

Росс хохотнул и потянул меня за собой, ведя через разрушенную анфиладу древних залов, еще хранящих отблеск былого величия, в просторный естественный грот, лишь немного облагороженный древними строителями: выложенный шестигранной плиткой пол широкими и высокими ступенями уходил под воду, вход обрамляли разрушенные чахлым кустарником статуи.

— Красиво...

Небольшой овальный грот, заросший поверху роскошным кустарником и надежно укрытый сенью лесных исполинов от любопытных глаз, практически полностью занимало неглубокое озеро, питаемое спадающим по дальней от нас стены небольшим водопадом. Вода под лучами двойного светила — удивительно-голубая, топазовая, темнеющая до сапфировой темноты на глубине у нависающих козырьком каменных сводов, отороченных золотой пеной кустов. Под самым проемом — небольшой островок, поросший светлой травкой в смешной голубой горошек.

— Красиво. — едва слышно согласился Навь, устало садясь на ступени.

Броня потекла, полностью складываясь на теле в вычурные украшения, воин спустился ниже, на одну ступень, оказавшись по плечи в воде, блаженно откинулся на позеленевший камень, запрокинул голову, раскинул руки по кромке ступени и закрыл глаза.

— Не холодно? — спросила я, настороженно вслушиваясь в доносящиеся до меня ощущения, но за ярким блаженством и тянущей ломотой во всем теле температура воды была непонятна.

— Нет. Вода прохладная, но не ледяная. — пробормотал он, не открывая глаз. — Жар унимает...

Почесав голову, стащила с себя грязные, влажные от пота вещи, сложив их аккуратной кучкой на относительно чистый постамент статуи, и осторожно тронула пальцами ноги воду. Действительно... по-летнему прохладная вода, не холодная. Сев на холодный камень, осторожно сползла в воду. Навь приподнял одну руку, давая мне возможность устроиться, и положил на место.

И правда... Жар унимает. И мерзкий зуд липкой от пота, разгоряченной кожи.