Марготта

Бесперспективняк, она непереубеждаемая. Я украдкой вздохнула. Что-то мне в этом культпоходе не нравилось. То ли предчувствие было нехорошее, то ли есть хотелось, а может просто полнолуние так действовало. Глюк в кармане тоже завозился, высунул наружу лобастую голову и зашипел. Я запихнула его обратно и зачем-то начала исследовать содержимое второго кармана. Честное слово, лучше бы не начинала! Каким-то непостижимым образом в нём уживались стержень от ручки, ржавое лезвие, карамелька в липком фантике (тут же была отправлена в рот вместе с фантиком, потому что отлипать от конфеты он категорически не хотел), пара наклеек, старая фенечка, крошки от печенья, мятый листок с недописанным стихотворением (а я же его позавчера весь день искала), пятикопеечная монета, использованный кусок лейкопластыря и прочая мелкая ерунда. Это ещё ладно, у одного моего знакомого в карманах обитали рыжие тараканы и белые мыши. И очень даже мирно сосуществовали.

Пока я перебирала в кармане разнокалиберный хлам, Ксанка успела уйти довольно далеко, и я бросилась её догонять. В той части кладбища, куда мы забрели, уже даже тропинок нормальных не было. Налепленные вплотную друг к другу кресты занимали целое поле, и обладая хорошей фантазией легко можно было представить себе мрачные силуэты упырей, вой оборотней, светящиеся глаза или отблески костра. А что? Мне даже показалось, что справа что-то мелькнуло. А теперь слева. Да и Ксанка куда-то запропала...

— Кса-а-а-ан, — тихо позвала я.

— Тут я! — откликнулась сестра из-под покосившегося креста. — Я, кажись, его нашла.

— А ты уверена, что там похоронен утопленник?

— Конечно нет, но зато крест деревянный. И травка растёт, — Ксанка радостно продемонстрировала мне пучок сочных листьев ярко-свекольного цвета.

— На сельдерей похоже.

— Да ну тебя, Фома неверующая. Вечно говоришь такие глупости, будто не магичка, а училка времён буйного социализма.

Я живо представила себя в строгом костюме, разношенных туфлях сорокового размера и с длинной псевдобамбуковой указкой. Волосы собраны в пучок на затылке, с носу сползают огромные стрекозоидные очки в роговой оправе... Видение было таким ярким, что я не удержалась и хихикнула. А кто-то за моей спиной и вовсе расхохотался.

Я всегда считала, что у меня хорошая реакция, а сейчас окончательно убедилась. Резкий разворот — и я нос к носу столкнулась с высоким парнем, укутанным в чёрный балахон. Лица видно не было, только глаза сверкали из-под капюшона, но по размаху плеч принадлежность к мужскому полу угадывалась однозначно. А определить, что он высокий, вообще было секундным делом. Я уже говорила, что столкнулась с ним нос к носу? Так вот, он при этом сидел на корточках. Вернее, уже вставал.

Я закончила изучение балахонистого типа мгновением раньше, чем он понял, что я его заметила, и это было очень хорошо. Потому что осознав, что обнаружен, парень резко выбросил вперёд правую руку со сжатым кулаком. Я увернулась (говорю же, реакция хорошая) и, повинуясь извечному женскому рефлексу, въехала коленом обидчику между ног. Вставать балахонистый сразу же раздумал, тоненько взвизгнул и повалился на землю. Судя по аналогичному визгу, донёсшемуся откуда-то сзади, пока я разбиралась со 'своим' противником, ещё кто-то попытался обидеть Ксанку. Я обернулась и застала прелестную картинку: моя сестра стоит над скорчившимся парнем и упирает острый каблук своей туфельки ему прямо... да, вот как раз туда. А напротив стоят ещё три таких же типчика и смотрят на происходящее с выражением немого ужаса на физиономиях. Даже капюшоны откинули, чтобы лучше видеть. А может, чтобы нам было легче их разглядывать. Ну, я и разглядела-таки одну знакомую рожу.

Витёк, тот самый который подвозил нас до кладбища, оказывается тоже не всё рассказал. В том же направлении ему, ага. Но чтоб настолько в том же... Интересно, что он тут всё-таки делает? Протемняется душой и режет дохлых кошек? Фу, как неромантично.

Зато у Ксанки, кажется, разом прошла вся влюблённость. По крайней мере, смотрела она на него совершенно спокойно, без дрожи в коленках. Зато тот тип, который находился у неё под каблучком, трясся, как я перед годовой контрольной по математике.

— Садистка ты, — констатировала я, обращаясь к сестре.

— Ага! — радостно кивнула Ксанка. — А насчёт сатанистов ты оказалась права, они здесь действительно водятся.

— Мы не сатанисты, — неуверенно начал Витёк, — мы охотники на ведьм!

— А мы тут при чём? — хором откликнулись я и Ксанка, испуганно переглядываясь. Такие у нас в городе, кажется, раньше не водились. А теперь, значит, появились на наши головы.

— А вы, наверно, ведьмы, — предположил парень, окидывая нас максимально презрительным взглядом. На Ксанкином декольте взгляд надолго застрял, а где-то в районе коленок остановился окончательно, разом потеряв всю презрительность. Но 'охотник на ведьм' всё-таки мужественно докончил свою речь. — И мы вас сейчас будем сжигать, потому что вы есть сосредоточение мирового зла.

В кармане заворочался Глюк, и я успокаивающе погладила его по голове. Ничего, родной, прорвёмся. И не от таких удирали. И, повинуясь инстинкту самосохранения, я перекинула почти всю имеющуюся в распоряжении энергию в кисть правой руки. Если что, буду отстреливаться огненными пульсарами. Ксанка тоже разминала руки, готовясь к какому-то заклинанию. Она их знала бессчётное количество, в том числе и кучу запрещённых. А у меня, бездарности, даже и разрешённые-то не всегда получались. Ну, как говориться, в семье не без Марго.

Впрочем, сейчас всё вполне могло разрешиться и без помощи магии. Природное Ксанкино обаяние уже делало своё светлое дело, и парни в балахонах всё больше недоумевали, с чего это они вдруг прицепились к таким симпатичным девочкам.

— Ну, может мы пойдём? А вы тут ждите ведьм, они обязательно ещё появятся, — осторожно заметила моя сестра после пяти минут молчаливой игры в гляделки.

— Ага, — хором подтвердила троица балахонистых. Два недоевнуха на земле только что-то сдавленно замычали.

Мы снова переглянулись (на этот раз радостно) и сделали маленький шаг назад — на пробу. И тут откуда-то справа раздался хриплый вопль:

— Хватайте их, они же ведьмы! Дьявольские отродья не должны уйти!!!

Парни словно от спячки очнулись — бросились на нас слаженно, как партизаны на немецкого десантника, по ошибке приземлившегося посреди их лагеря. Из-за кустов и крестов повыскакивал ещё десяток таких же — рослых и чёрнобалахонистых, и мне сразу стало очень несмешно. Первый пульсар сорвался с кончиков пальцев и полетел наперерез нападающим. У кого-то вспыхнул балахон, округу огласил совсем не мужественный визг и чей-то надрывный вопль:

— Хватайте мелкую дуру, она фаерболами швыряется.

В направлении вопившего тут же полетел следующий пульсар, но он, как и обычно у меня, получился не огненный, а дымный, и развеялся на полпути. Зато образовалась спонтанная дымовая завеса, найти в которой меня было не легче, чем пресловутую чёрную кошку в тёмной комнате. С другой стороны, я тоже ничего не видела, но что было сил лупила руками и ногами по всем ближайшим объектам. Иногда даже попадала, но всё куда-то не туда — то по надгробиям, то по Ксанке, а пару раз и сама по себе.

Внезапный порыв ветра сдул в сторону весь дым, а заодно и трёх 'охотников' — это вступила Ксанка. Она обожала заклинания воздушной стихии, и следующие несколько минут я удовлетворённо наблюдала, как балахонистых кувыркает в воздухе и швыряет друг на друга. Ругань стояла такая, что бабушки на предвыборных митингах обзавидовались бы. В большинстве своём 'охотники за ведьмами' были представителями современной молодёжи, поэтому обзывали нас в основном читерами маздайными, хотя и традиционного русского мата тоже не чурались. А потом кто-то из них изловчился и залепил таки Ксанке прямо в лицо каким-то мешочком. От удара мешочек лопнул и по коже моей сестры рассыпался мелкий золотистый песок. Ветер утих мгновенно. Ещё какое-то время Ксанка пыталась делать руками сложные пассы, но её словно покинула вся сила.

— Антимагический порошок, — радостно провозгласил уже слышанный мною хриплый голос, — лучшее средство от ведьм. При любом контакте с организмом блокирует использование магии на срок до трёх дней. Замечательная штука, правда?

— Гениальное изобретение, — угрюмо согласилась Ксанка, ища глазами обладателя голоса.

Я кивнула, размышляя о том, что на меня этот порошок, кажется, не попал, а значит, можно попробовать тихонько сгенерировать ещё пару пульсаров. Я уже даже приготовила руку для броска, но тут по моей макушке что-то мягко долбануло и по лицу потекли потоки золотистого песка. Ощущение силы исчезло моментально, мир сразу показался пустым и блёклым. Я мысленно пожалела людей, которые всегда, с самого рождения, видят его именно таким. Но жалеть 'охотников' не собиралась, и уж если собралась в них что-то кидать, то... подходящих камней на земле, как назло, не валялось, поэтому я запустила в балахонистых первым, что подвернулось под руку — Глюком. Ужик мелькнул в воздухе извивающейся лентой и эстетично плюхнулся прямо в руки одному из парней.

— Змея! Она меня укусила! — в ужасе закричал 'охотник', поспешно отбрасывая Глюка подальше от себя, а так как дальше всех стоял Витёк, то на него ужик и грохнулся. Бывшая Ксанкина любовь всей жизни подпрыгнула, как бешеный хомячок, пытаясь скинуть с себя 'страшного ползучего гада', но Глюк уже нырнул к нему под балахон и зашипел. Я мстительно улыбнулась нарастающему переполоху...

И тут меня снова что-то долбануло по макушке. И на этот раз уже совсем не мягко.

Мне показалось, что я отключилась всего на мгновение, но за это мгновение 'охотники' успели связать мне руки, пару раз пнуть, отнести куда-то на другой конец кладбища и привязать к толстому деревянному столбу. Это всё я угадывала по смутным ощущениям, потому что перед глазами плавала сплошная мутная пелена, даже небо от земли отличалось с трудом и периодически менялось с ней же местами, а бледная и смазанная лампочка луны вообще выписывала замысловатые кренделя. Фигово! Я несколько раз моргнула, но легче не стало. В других обстоятельствах я, наверное, позволила бы себе благополучно потерять сознание, но столб и верёвки держали крепко, а уходить в бессознанку стоя как-то не хотелось. Ладно, переживу, в конце концов, это не первое моё сотрясение мозга. А женская интуиция упрямо подсказывает, что и не последнее.

Но всё равно противно, потому что это только в книжках, когда героя бьют дубовым шкафом по голове, он вырубается минут на десять, а потом приходит в себя и сразу бежит кого-то спасать. Вот уж воистину, читер маздайный.

Тем временем пелена перед глазами немного развеялась и луна по небу прыгать перестала. Да и само небо надёжно угнездилось где-то над головой. Но зато я осознала, что рядышком привязана Ксанка, а вокруг столба стоит больше десятка 'охотников', в том числе и Витёк. И отпускать нас, кажется, никто не собирается. Как-то очень уж безрадостно всё выходит.

Печально-знакомый хриплый голос где-то над ухом заунывно вещал:

— ...и предадим их священному пламени, дабы очистило оно от скверны их души и тела. И зачтётся нам это святое деяние...

Я как-то не сразу поняла, что это он о нас. Так эти кретины нас сейчас сжечь собираются? Или это они так прикалываются? Но по убийственно-серьёзным лицам балахонистой молодёжи я поняла, что нет, не прикалываются. Действительно сожгут и не поморщатся. Вон, даже веток сухих кучу натаскали, и пентаграмму вокруг столба красными камушками выложили — для антуража, надо полагать. И не лень им было специально камни одинакового размера подбирать, а потом их ещё и красить. Интересно чем: гуашью, акварелью или эмалью обыкновенной, очень вонючей?

И тут до меня дошло, что я тормоз. Или, на худой конец, очень медленный газ. Ведь всё так просто. 'Охотники' не выкладывали пентаграмму вокруг столба, они нашли уже готовую и вкопали столб посреди неё. И если это действительно так... Ну да, я же слышала, что где-то на кладбище есть старая перемещающая пентаграмма, только ей не пользуются... не помню почему. Но она есть. Мы сейчас в ней стоим. Стоим в центре портала, готового в любой момент отправить нас куда угодно. Ну, ребята, удружили вы нам, сами того не желая!

— Ксан, слушай... — тихонько окликнула я.

— Ой, Маргошенька, ты очнулась?! — радостно завопила сестра прямо мне в ухо. Резкий звук сразу же аукнулся дикой головной болью, а луна снова принялась выписывать по небу кульбиты. Пожалуй, всё же хорошо, что я сегодня не ужинала. Полный желудок такой встряски не выдержал бы.

'Охотники' тем временем уставились на нас, как на святотатцев. Ах да, Ксанка же прервала вдохновенную проповедь этого, который хрипит. Ну и ладно, не бесконечно же ему трепаться, пора и мне выступить. Или не пора?

— Господа, а вы в курсе, что детей по голове бить нельзя, им от этого больно? — совершенно неожиданно для самой себя выдала я, приятно удивившись, что язык не заплетается.

— Покайся, грешница, — как-то не в тему ответил хриплый, наконец-то показываясь в поле моего несфокусированного зрения. Ничего особенного он из себя не представлял — низенький (с меня ростом), пухленький, лысоватый. Прямо колобок из сказки. Но, как и все собравшиеся, в длинном чёрном балахоне, из-под которого выглядывали дешёвые корейские кеды. Я непроизвольно улыбнулась — воспринимать такого человека серьёзно мой сотрясённый разум упрямо отказывался.

— А если покаюсь, вы меня отпустите? — Надо же было хоть что-то ему ответить, а то просто стоять и молчать как-то даже неприлично.

— Нет. Но зато ты умрёшь с чистой совестью.

— Совесть у меня и так чистая, я ей никогда не пользуюсь.

— Тогда молчи и слушай дальше!

И он снова забубнил что-то о том, какие мы с Ксанкой нехорошие, и как нас только земля носит, да таких, как мы, отстреливать надо или из окон без парашютов выбрасывать, а поэтому гореть нам с ней в геенне огненной до скончания времён. У него, конечно, всё получалось намного возвышеннее и литературнее: по-моему, это из-за того, что он дома перед зеркалом каждый вечер репетировал.

Ну ладно, пока он болтал, а остальные прилежно внимали, я попыталась ещё раз тихонько позвать Ксанку. На этот раз она сообразила, что орать не надо, и прошептала:

— Чего тебе?

— Пентаграмму видела? Заклинание помнишь?

— Видела. Помню. Но ничего не получится.

— Почему? — наивно поинтересовалась я, пытаясь освободить руки. Узлы упорно сопротивлялись, но уже через несколько секунд активного дёрганья кисти сами без проблем вытащились из пут. Попутно выяснилось, что на верёвке наши пленители явно экономили, и выше пояса я больше ничем не связана. Зато ноги обмотали качественно, аж до колен.

— Во-первых, этот долбаный порошок всё ещё блокирует всю мою магию, а без неё ни одно заклинание не сработает. А во-вторых, если ты не в курсе, этой пентаграммой уже лет триста никто не пользуется. Видишь, вон та линия разорвана?

— Она что, нестабильная? — Я мысленно чертыхнулась. Такая была хорошая идея — телепортироваться прямо из-под носа 'охотников'. Можно даже вместе со столбом. Но нестабильность пентаграммы означала, что нас выкинет не туда, куда мы пожелаем, а туда, куда повезёт. И ещё хорошо, если вообще выкинет, а то может и оставить вечно мотаться по непознанным просторам междумирья. Приятного, конечно, мало. Но гореть заживо, согласитесь, гораздо неприятнее. А поэтому я упорно продолжила: