Преображение.

Противолодочное вооружение корабля, хоть и было стандартным для эсминцев, включало в себя гидролокатор и обычные глубинные бомбы, но их боекомплект был увеличен, а количество пусковых РБУ "Гирлянда" удвоено. На палубу можно было принять сто двадцать мин. Но самое главное, "Преображение", помимо четырёх стандартных теплопеленгаторов был оснащён радаром, чего не было ни на одном корабле флота рангом ниже крейсера.

Получив в состав флота такое чудо, которое изначально задумывалось как корабль сопровождения авианосцев в открытом океане, способный защитить своих подопечных накоротке от любой угрозы с воздуха, с поверхности и из-под воды, в наркомате ВМФ не придумали ничего лучше, чем обозвать его лидером и зачислить флагманом в противолодочную бригаду, мотивируя своё решение схожестью силовых установок. Среди 500-тонных малых противолодочных кораблей "Преображение Господне" смотрелся как слон в отаре овец, но для действий вместе с эсминцами он не годился из-за малой скорости, для крейсеров слабоват, а его предполагаемые подопечные перешли на Север, дорога туда с Чёрного моря с лета 41-го года советскому ВМФ была закрыта.

Новоявленный флагманский корабль ни командование флота, ни самой бригады, по понятным причинам не жаловало. Комбриг контр-адмирал Владимирский брезговал даже подниматься на борт, предпочитая выходить в море на "Чайке" или "Сороке", а "Преображение" изо дня в день продолжал уныло стоять на якоре в самой глубине Севастопольской бухты. Ему не нашлось даже места у пирса, потому, что основной состав противолодочников был гораздо скромнее по размерам, а в чужое хозяйство "гадкого утёнка" не пускали. Капитан-лейтенант Тухов попытался было заикнуться комбригу о боевой подготовке, но тот его сразу осадил, заявив:

— Мне один твой выход в море по топливу как учёба целого дивизиона за тот же период обойдётся! Четырёх кораблей! Каждый из которых основную задачу бригады — топить вражеские подлодки, выполнит не хуже твоей посудины! Четыре или один! А у меня лимит! Улавливаешь? Приходи, когда разбогатеем.

Поняв, что на любые свои обращения он получит "полный отлуп", Александр Борисович только тихо вздохнул и вопрос личного состава даже затрагивать не стал. Между тем, экипаж "Преображения" был поистине удивительным. На весь корабль, кроме капитана-штрафника, только один кадровый командир, старпом старший лейтенант Скворцов, да и тот разжалован за пьяную драку из каплеев. Будучи ещё лейтенантом, он успел понюхать пороха в Испании, отличившись там отчаянной храбростью, порой граничащей с безрассудством. Подвиги его не остались незамеченными и, награждённый орденом Ленина, он, по возвращении на Родину, стал быстро расти в званиях и продвинулся по служебной лестнице на должность командира дивизиона торпедных катеров. Но, увы, пережив страх и ярость настоящих атак, он нигде не мог найти ничего похожего в мирной жизни и стал топить неудовлетворённую жажду острых ощущений в вине. Тухову тут и самому было в пору запить, но он ещё в самом начале своих злоключений решил для себя, что никому не удастся его сломать и компанию своему старпому за бутылкой составлять не стал. Из остальных командиров единственным, кто ходил в море до того, как поднялся на борт "Преображения", был штурман лейтенант Загриценко, призванный на службу из торгового флота. Он успел, после окончания училища, походить пару лет по Чёрному морю в составе экипажа небольшого каботажного грузового судна. Но тут вышел закон о всеобщей воинской обязанности и Пахому Загриценко пришлось надеть погоны. Подвело штурмана непролетарское поповское происхождение, хоть и воспитывался он в детском доме после смерти родителей. Все другие лейтенанты, на удивление, как один, были вчерашними студентами, призванными на флот на два года срочной. Ни один корабль флота так командным составом не комплектовался, но, видимо, в наркомате ВМФ заранее решили, что лидер в море ходить не будет, а значит, на него можно сослать кого угодно. "Слишком умные" студенты, имевшие какие-либо изъяны в характеристиках и биографиях, пришлись как раз ко двору.

Под стать комсоставу на "Преображении Господнем" были матросы и старшины. Собрав в один экипаж успевших послужить "залётчиков" со всего ЧФ и разбавив его призывниками, имевшими в личных делах отметки о неблагонадёжности, штаб флота посчитал это правильным, избавив остальные корабли и береговые части от головной боли. Тухов даже в тайне стал подозревать, что укомплектовав корабль буйными хулиганами и теми, кто так или иначе пострадал в период установления Советской власти и коллективизации, имел осужденных или даже расстрелянных родственников, но благодаря своему таланту, упорству и трудолюбию выбившихся, не смотря ни на что, в люди, командование надеялось спровоцировать беспорядки в экипаже или даже бунт, чтобы подавив его, переименовать "белого слона". Иначе, как объяснить, что замполитом ему назначили совершенно бесполезного Старчака, который даже свою жену ни на что не может распропагандировать и вдохновить? Придя по партийной мобилизации во флот, он с первых шагов заставил к себе присмотреться поближе. Оказалось, что партия его просто выпихнула туда, чтоб не позориться. Едва попав на борт, он сразу отличился и восстановил против себя экипаж, "наградив" корабль намертво прилипшей обидной кличкой "Недоразумение". Зато особист, лейтенант Самохвалов, не давал повода усомниться в своём профессионализме. Он тоже никогда не видел моря, но, начав службу рядовым во время Грузинского мятежа, пробился, в центральный аппарат НКВД, и уже потом, по договорённости наркомов об укреплении особых отделов флота, одел чёрную морскую форму.

Поняв, в какой переплёт он попал, капитан-лейтенант Тухов всю свою энергию направил на то, чтобы как можно больше снизить муки моряков от пытки бездельем и постарался так загрузить экипаж, чтобы на вредные мысли не оставалось ни сил не времени. Всю зиму он тренировал подопечных, пусть "на сухую", по основным специальностям, добиваясь овладения ими в совершенстве. А после, когда казалось изучить матчасть глубже уже невозможно, стал тасовать расчёты боевых постов, добиваясь взаимозаменяемости. С этой же целью он осадой взял Владимирского, который не сумел найти отговорок и разрешил отправлять "преображенцев" в море на других кораблях бригады на стажировку. Иначе как учить, к примеру, акустиков, если они знают, как пользоваться гидролокатором, но "живую" подлодку никогда не слышали? Командир, по возможности, постарался выпихнуть в море всех, хоть на крейсерах, хоть на эсминцах.

Его усилия не пропали даром. В апреле "Преображению", после многочисленных дотошных проверок, вымотавших все нервы, разрешили наконец-таки выйти в море со штатным экипажем, который не "подпирали" как осенью, заводские специалисты и представители КБ, сдающие флоту свои "изделия". Не поддаваясь на провокационные подначки контр-адмирала Владимирского, который то и дело дёргал его:

— Что ты телишься? Не на своём прежнем корыте...— Тухов осторожно, помня о том, что рулевые и машинисты не имели никакой практики, вывел лидер из бухты и пошёл на полигон. Зачётные задачи он выполнил всего лишь "удовлетворительно", даже, несмотря на то, что артиллеристы накрыли цель, щит, должный изображать вражескую лодку в надводном положении, первым же залпом, а вторым добились прямого попадания. Предвзятость принимавших зачёт, цеплявшихся за каждую мелочь, была капитан-лейтенанту очевидна, но он был доволен результатом, изначально не надеясь на большее. Зато теперь его корабль по всем правилам считался полностью боеготовым и Тухов надеялся, что хоть теперь его перестанут "мариновать" в базе.

Напрасно. По возвращении с моря "Преображение" вновь оказался под "береговым арестом", что сразу же сказалось не лучшим образом на моральном состоянии экипажа. Заразив людей своим стремлением доказать всем, что они могут, что они не хуже других, он воодушевил их, заставил работать на совесть, но награды за это не последовало. Ситуация стала быстро накаляться и возмущение уже было готово прорваться наружу, но тут началась война и все прежние переживания сразу же отошли на второй план.

В ночь с 14 на 15 мая 1942 года флот отражал воздушный налёт на главную базу. Береговая радиолокационная станция обнаружила строй бомбардировщиков противника на удалении ста километров, что дало запас в двадцать минут до удара, чтобы не только объявить боевую тревогу, но и вырубить в городе весь свет. Глядя на то, как немецкие самолёты, подходящие с разных высот и направлений, сбрасывают на фарватер на парашютах мины, Тухов только скрипел зубами от бессилия. Боекомплект кандидату в бунтовщики, по разумению командования флота, был не положен, обстрелять противника "Преображению" было не чем. И как же было обидно смотреть, как подсвеченные наводимыми по радиолокатору прожекторами лидера, вражеские бомберы заходят на цель и по ним никто не бьёт, поскольку каждый занят своими целями.

— Как же так?! — сжимая кулаки, чуть не плакал с досады молоденький командир БЧ-5 лейтенант Парамонов, выдвинувшийся из сверстников за то, что кроме математики ничем совершенно не интересовался, в том числе и марксизмом.

— Вот так, — глухо отозвался командир корабля. — Война большая, успеешь ещё пострелять. Потом.

Потом. Потом, не успел ещё закончиться воздушный налёт, далеко в море засверкали зарницы и до берега донеслись глухие отголоски далёких залпов. Эсминцы первого дивизиона, "Свирепый" и "Способный", бывшие "Москва" и "Харьков" при поддержке торпедных катеров схлестнулись с крейсерами противника и их эскортом, подкрадывавшихся в темноте, чтобы обстрелять город и порт. Как и рассчитывали итальянцы, командующий флотом не рискнул выводить по заминированному фарватеру в море главные силы, но то, что их обнаружили так далеко от берега, сорвало операцию. После первой же стычки корабли противника развернулись и, развив максимальную скорость, стали уходить в сторону Босфору, не оставляя катерникам шансов догнать их и атаковать торпедами, а в более крупных кораблях силы были слишком не равны и советские эсминцы тоже отвернули к базе. Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский отыгрался, подняв ещё до рассвета с крымских аэродромов минно-торпедную авиадивизию, настигшую "пиратов" и пустившую ко дну "Тренто", "Фиуме" и два эсмица типа "Солдати" из четырёх. "Гориция" уцелела, но все корабли получили серьёзные повреждения. В первый же день войны итальянский флот лишился всех тяжёлых крейсеров. Поднятые с анатолийских аэродромов истребители подоспели к месту боя слишком поздно, чтобы успеть перехватить советские СБ-М, которые уходили на север, за границу предельного радиуса действия.

В первый же день войны Севастопольские бухты опустели. Флот, выполняя планы, ушёл, протралив фарватеры, прикрывать и поддерживать высадку корпуса морской пехоты в Добрудже. Ушли и все 12 МПК противолодочной бригады, получив задачу установить линию ближнего дозора. А "Преображение" занялся погрузкой боезапаса, что само по себе было далеко не простым делом. Для заряжания в аппараты уникальных 65-сантиметровых торпед, которых, к слову, в Севастополе был всего лишь десяток, пришлось использовать плавкран и баржу с временным деревянным зарядным лотком, который ещё пришлось сколачивать. Провозившись с этим до самого вечера, Тухов доложил оставшемуся на берегу Владимирскому о том, что корабль к бою и походу готов. И получил приказ замкнуть дозорную линию бригады с востока, выйдя на позицию на полпути между Севастополем и Стамбулом. Там, где уже шесть дней не происходило ровным счётом ничего.

Все события на Чёрном море разворачивались гораздо ближе к берегам Румынии, Болгарии, побережью Анатолии и Аджарии. Потеряв в первые же часы войны отряд тяжёлых крейсеров, итальянский командующий флотом, адмирал Якино, не решился выводить в море свои главные силы, хотя по первоначальному плану должен был прикрывать высадку немецкого десанта в тыл оборонявшихся по линии границы советских войск в Молдавии. Авиация русских, их истребители, постоянно висевшие в воздухе, и бомбардировщики-торпедоносцы, которые могли быть в кратчайшие сроки подняты с береговых баз, по обоснованному мнению итальянца делали эту операцию против русских слишком рискованной, несмотря на явное превосходство в линейных силах. Даже обещанное ему непрерывное прикрытие истребителей не заставило его изменить своё мнение. Поэтому высадка немцев не состоялась. Напротив, десант, сковавший часть сил группы армий "Украина", высадили русские. Небольшой, силой, по немецким меркам, всего в полторы-две дивизии, но он вырвал из рядов ударной группировки целый пехотный корпус, брошенный на блокирование и уничтожение крайне опасного плацдарма, напрямую выводящего большевиков к румынским нефтепромыслам. Это не было предусмотрено первоначальным планом войны, предполагавшим если не господство, то явное превосходство итальянцев на море и командующий вторжением на Украину Рейхенау был взбешён, не постеснявшись высказать всё, что он думает об итальянцах, Гитлеру напрямую. Последовавший за этим "обмен мнениями" между вождями фашистских государств заставил Якино активизироваться, но опасения относительно авиации русских были слишком сильны и всё свелось к ночным рейдам лёгких сил, которым успешно противостояли равнозначные силы русских. Итальянцам не удалось ни нанести плацдарму какой-либо значимый ущерб, ни прервать его снабжение. Наибольшим успехом этих действий следовало считать обстрел Батума и уничтожение расположенного там нефтеперерабатывающего завода на "анатолийском" фланге.

Но буря войны никак не затрагивала "Преображение Господне" и его командира, в тайне, может быть даже от самого себя, надеявшегося совершить какой-нибудь подвиг, разом заставивший бы померкнуть все прежние грехи. Увы, советский лидер оказался будто в глазе циклона, полосе полного штиля, в то время как вокруг бесновались штормовые волны и ветер войны, будто сошедший с ума, завывал в небесах моторами боевых самолётов. Другие корабли бригады, 500-тонные МПК, разбившись попарно, имея один дивизион у болгарского берега и ещё один перешедший к анатолийскому, выделив третий и последний в резерв, продолжали оставаться на "передке", ежедневно и еженощно сталкиваясь с противником. Слишком малые, маневренные и быстроходные, благодаря дизелям интенсивно сбрасывающие и набирающие ход, обладая мощным зенитным вооружением, они были слишком неблагодарной целью для авиации противника и торпедных катеров, могли уйти от эсминцев под защиту "больших братьев", а при случае и угостить супостата торпедой. Именно этим оружием итальянцам в первые дни были нанесены наибольшие потери в кораблях, но когда весь весьма ограниченный запас самонаводящихся рыбок был расстрелян, ситуация стала равной и всё уже решало только мастерство и воля к победе. Может, отношении первого советские моряки и уступали воюющим два с половиной года итальянцам, но по второму параметру безусловно превосходили и чаша весов в борьбе на море всё больше склонялась на их сторону. Тухов уже начинал думать, что война кончится, а он так и не увидит врага в радиусе досягаемости оружия его корабля...