Dearly Beloved (фанфик по Гарри Поттеру)

— Ты по-прежнему хочешь пойти в авроры? — Ей, если честно, не хотелось, чтобы он им стал. Слишком опасно. Одного квиддича ей хватало с головой для беспокойства. Станет аврором, и ей придётся каждый день ждать в страхе, вернётся ли он домой. Но с другой стороны, от его возвращения в целости и сохранности и её облегчения от сдерживания нервного напряжения секс может получится потрясающий. Может и неплохо получится... Стоп! Что!? О чём я тут замечталась!?

— Пожалуй, можно аврором... в отсутствии лучшего выбора, — вздохнул он.

— Я уверена, перед тобой открыто множество дорог, Гарри, — добродушно попеняла она, стараясь отбросить мысли о супружеской жизни с аврором Поттером. — Ты талантлив.

— Ну да, согласен. В этом-то и проблема.

— О чём ты?

Он помедлил перед тем, как объяснить. На эту тему он ещё ни с кем не говорил. Ха! Да он вообще ни с кем ни на одну тему серьёзно не говорил. Даже Дамблдор его монологами кормил, совершенно не поощряя самостоятельности даже в мыслях.

— Я способен овладеть основами множества занятий и дойти до некоторого уровня совершенства почти без усилий. Квиддич, например. Полный новичок, нетренированный и почти не знающий правил. Но я выиграл первый матч, и тут же стал кум королю. Чуток абсурдно, не находишь?

Обдумав, Гермиона пришла к тому же выводу. Гарри всё удавалось легко. Кроме окклюменции. Помнится, она не раз думала о несправедливости мироздания: Гарри мог оттягиваться с Роном в то время, как она горбатилась в библиотеке, и всё равно умудрялся рвать ей подмётки на ходу.

— Знаешь, шляпа хотела отправить меня на Слизерин, — откинулся он навзничь и потянулся. — Иногда мне кажется, что мои способности схватывать на лету воплощают идеологию чистокровных. Как будто я генетически склонен, или предназначен, или рождён со способностями усваивать навыки быстрее и легче других без особых усилий. Ощущение, что именно к этому стремятся и Рон, и Малфой, не к ночи будь помянут, как чистокровные. Я вырос, не усвоив взглядов чистокровных волшебников, поэтому мне иногда приходят мысли о несправедливости моих способностей по отношению к тем, кто тяжко трудятся для достижения тех же результатов.

Молодец, очень точно. Поэтому Гермиона никогда не обижалась на Гарри.

— Но есть другая сторона того, что я на все руки мастер. Получается, я ни в чём не профессионал. Каждый раз натыкаюсь на стену, непонятно почему. Может просто сам факт лёгкости начала отвращает меня от желания методично работать и совершенствоваться дальше. Или то, что я легко могу найти новое занятие и запросто переключиться, как вот с фотографией, позволяет мне разбрасываться среди множества увлечений. А в результате у меня просто нет времени посвятить себя одному и стать там настоящим мастером. Я утыкаюсь в стену, которая по силам гению упорного труда. Где-то так... Я сейчас лучше Рона в квиддиче просто за счёт урождённых способностей, но с его фанатичной нацеленностью он может стать профессионалом. А я? Я никогда не попаду в высшую лигу. — Гарри прервался, но всё-таки решил договорить. — Я неплох во многом, но ничего выдающегося. Поэтому — в отсутствии лучшего — буду аврором.

Гермиона уставилась на него с большим удивлением. Пусть он не определился со своим будущим, но по крайней мере он не оставил всё на самотёк. Обдумывал. Глубоко. Её такое отношение даже возбуждало. Размышления — это так сексуально. К тому же хоть раз это он устроил словоизвержение вместо как обычно внимательного выслушивания её бесконечных и часто бессвязных периодов.

— Извини, я заболтался, — робко нарушил он её размышления. — Оказывается так легко рассказывать тебе что-то, вот я...

— Я рада. И твоей оценке тоже, — улыбнулась она в ответ и покачала головой.

— А ты? Думаешь о будущем?

— Думала, и, пожалуй, слишком много.

— Ты это, не напрягайся особо-то, — подмигнул он и вытащил камеру. — Давай, немного пощёлкаю тебя, пока солнце светит.

— Ой... До сих пор мне так неловко, — признала она факт, но скрыла причину смущения — полностью сосредоточенный на ней его взгляд. Чудесное ощущение, когда тебя рассматривает симпатичный тебе мальчик, но такое непривычное, что поглощает почти полностью. У неё не было друзей, поэтому и ощущала она неловкость, позируя не для семейных событий.

— Шкалик для храбрости? Есть огневиски в заначке.

— Нет, без спиртного, — засмеялась она, и тут Гарри щёлкнул затвором. — Ты! Зараза! Я же не подготовилась!

— А мне ты как раз такая, естественная нравишься, — ободряюще улыбнулся он. — А то смущённая ты получишься скованной, неестественной.

— Если ты так считаешь, — она застенчиво улыбнулась, и Гарри быстро запечатлел кадр притягательно-милой застенчивости. А потом захохотал на шлепок по руке.

— Ладно, фотографируемая. Примите удобную позу.

— И какую же позу мне принять? Я совершенно неопытная модель, — робко призналась она. — Ты уверен, что не перепутал меня с Кэти? Она так уверенно выглядела, знала, что делает. И... и... — и про себя добавила: — "И она красивее меня".

— Ты не знаешь, что делаешь. Я не знаю, что делаю. Но у нас кое-что получается, значит, мы учимся вместе, — он достал и протянул ей "Историю Хогвартса". Раз её смущает позирование, то и перебор позы смутит, возможно, даже больше. А с его точки зрения нет ничего естественнее и привычнее для Гермионы, чем чтение. — Хорошо, ложись на траву животом и делай вид, что читаешь. Или читай на самом деле.

— Ладно, — хохотнула она, довольная, что он всё ещё желает снимать её, а не Кэти Белл. Он, конечно, не признал, кто из них красивее. Но важен лишь её текущий выигрыш, а значит некоторое время глаза Гарри будут видеть её и только её.

Гарри бросил взгляд на солнце и на уже читающую Гермиону. И пошёл по кругу, стараясь найти точку, взгляд с которой заставит сыграть просачивающийся сквозь облака свет наилучшим образом. Впервые он тратил столько времени на обдумывание всего лишь одного снимка, и ощущалось это необыкновенно.

— Можешь согнуть правую ногу в колене, чтобы она болталась в воздухе? — попытался он уравновесить сцену, заполнив пустой угол.

— Так?

— Идеально, — он вновь изучил вид перед тем, как нежно поправить волосы, закрывавшие лицо с выбранного им места съёмки. И ощутил, как под его касанием напряжение покидает её тело. — Ага, постарайся остаться такой же расслабленной.

— Хорошо.

Отодвинувшись, он сам лёг на траву и принялся изучать сцену через видоискатель. Стремление к идеальному снимку заставило сосредоточится на деталях, которые до этого он всегда опускал. Например, как чрезвычайно красива Гермиона Грейнджер. Не тогда, на балу, в небесно-голубом платье. А нечто большее внешних атрибутов, что проявилось в ней. Просто красота простой Гермионы Грейнджер. А может быть то платье оказалось для неё такой же ширмой, как титул мальчика-который-выжил для него? За которой никто не рассмотрел настоящую личность и не заметил настоящую красоту.

— Ты уже снял? — вырвал его из задумчивости голос Гермионы.

— А? Нет, это просто щелчок переключения. Я собираюсь снять много раз при различных выдержке и диафрагме, чтобы не промазать, — быстро проговорил он, выставляя расстояние в видоискателе. Потом прибавил диафрагму, чтобы ближний и дальний фон слегка расплылись. оставив чётким ядром только Гермиону с книгой. Такой выборочный фокус — свойство только маггловской фотографии.

Гермиона забыла смущение и просто наслаждалась — сейчас других девушек, кроме неё, для Гарри не существует. А то, что для неё не существует никого, кроме Гарри — истина не требующая доказательства.

* * *

— Отпадно смотришься, Грейнджер!

Гермиона проводила удивлённым взглядом сально подмигнувшего ей Финнегана.

— Что случилось?

— Они рассмотрели твои фотографии у Гарри, — проворчал Рон, стараясь убить Симуса взглядом. А потом направил ещё более ядовитый Кормаку МакЛаггену.

— Что? Гарри их всем показывал? — запаниковала она. Ей нравилось думать, что эти снимки только для них двоих.

— Нет, конечно. Он просто вставил пару твоих снимков в рамки и поставил себе на тумбочку, — сердито сказал взъерошенный Рон. Ему не нравилось, что остальные обнаружили в Гермионе существо женского пола. Фото Гарри открыли глаза некоторым насколько она привлекательна.

— В самом деле? — она с трудом скрыла удовольствие в голосе. Воображение разгулялось сверх всякой меры, рисуя картины о том, что её образ — последнее, что он видит перед сном, и первое, на что падает его взгляд с утра. Такого желания расплакаться от счастья она не испытывала ещё ни разу в жизни.

— У него там ещё фото очень красивой рыжеволоски, — попытался сказать Рон как бы невзначай. Этим он напомнил ей Джеймса Бонда, когда тот, точно так же покрутив напиток и пригубив, невзначай пытался выведать секреты у собеседника. Только Рон сильно уступал в тонкости, оставаясь прямолинейным там, где 007 обошёлся бы намёками. — Ты случайно не знаешь, кто она?

— Ты говоришь про маму Гарри? — старательно подавила смешок Гермиона.

Рон подавился, поперхнулся, и брызги тыквенного сока напополам со слюной веером разлетелись у него изо рта, совершенно забрызгав скривившегося в отвращении Невилла. От сильного потрясения его голос дал петуха:

— Гаррина мама?

— Не думаю, что ты заслужишь признательность Гарри, вожделея к его матери, — засмеялась Гермиона и заклинанием очистила Невилла. — Извини, Невилл.

— Ну почему он не сказал сразу? Я почти влюбился, — Рон засобирался уходить. — Пошло оно всё! Квиддич и только квиддич отвлечёт меня от мыслей о такой офигительной маме Гарри! Всё равно надо привыкать играть в снегу, чтобы потом задать перцу слизеринцам.

— Вы опять поцапались? — занял покинутое Роном место Гарри, провожая взглядом сильно расстроенного рыжего.

— Нет. Он сейчас в безутешном горе из-за недоступности девушки.

— Кого? Флер? Но он и так про неё с Биллом знает, — выразив удивление поднятием бровей, Гарри налил себе соку.

— Нет, не Флер, — лукаво усмехнулась Гермиона ещё и на совпадение положений, в которых оба друга узнают одну и ту же новость. — Твоя мама.

Гарри подавился, Гермиона зашлась в хохоте, а Невилл во второй раз за пять минут подвергся омовению вездесущим хогвартским напитком.

— Моя мама!?

— Гарри, тебя вместе с Рональдом нарглы заразили? — подошедшая Луна очистила жертву тыквенного душа. — Было бы разумно не подвергать больше Невилла опасности заразиться ими, а то у вас случится эпидемия. Следи за нарглами ближе к зиме, особенно когда рядом омела.

— Спасибо, Луна. Буду иметь в виду, — ответил Гарри, откашлявшись после того, как Гермиона, всё ещё хохоча, от души похлопала его по спине.

— Извини, Невилл. Не устояла перед искушением, — безуспешно попыталась скорчить виноватую гримасу Гермиона.

— Не за что. Я лучше вас вдвоём тут оставлю, — Невилл не был уверен, есть ли что между Гарри и Гермионой, но он давно не видел её такой искренне оживлённой и счёл за лучшее не портить ей настрой своим присутствием.

— Ну... вот, похоже снежок ночью выпал, — Гарри затих после непонятного жеста. — В-общем, ты не против слегка прогуляться? Может, ещё посниматься?

Непонятно почему нерешительность его просьбы о простой утренней прогулке заставила её ощутить, как будто он приглашает её на свидание.

— Да, с радостью.

— Отлично, — расплылся он в улыбке, пока она одевала голубые вязаные шапочку и варежки.

— Ух ты, как тут здорово, — ахнула Гермиона при взгляде на непотревоженное снежное одеяло. Гарри поддался искушению и несколько раз навскидку щёлкнул камерой, когда она ловила лениво падающие снежинки. Оставалось лишь гадать, смог бы он без камеры заметить эти маленькие волшебные мгновения. Снег случался в Хогвартсе и раньше, но пять лет он пропускал и упускал ангельское выражение на лице Гермионы, когда она по-детски радовалась первому снегу.

— Знаешь, родители оценили твои фотографии, — она накануне получила письмо от них. — Для них Хогвартс всегда оставался далёкой и мифической землёй волшебных сказок, которую они никогда не увидят и не ощутят её прелесть. Благодаря тебе и замок стал реальней, и они приблизились к пониманию моей жизни здесь.

— Иногда мне кажется, что моя мама ощущала то же самое к своим родителям. Может, поэтому купила фотоаппарат, — Гарри не очень обращал внимание на слова, как и Гермиона погрузившись в созерцание падающего снега.

Было приятно, что он опять делится с ней мыслями о родителях.

— Мама тут написала, что твои снимки очень хороши, но не покрывают всей картины жизни Хогвартса.

— Правда? А что не так с моими фотографиями? — Колин оставался единственным доступным фотоспециалистом, притом весьма необъективным в отношении мальчика-который-выжил. Поэтому Гарри обрадовался возможной сторонней конструктивной критике.

— Что ты! К фотографиям никаких претензий нет, — смущённо улыбаясь, она покачала головой и ногой подбросила в воздух кучку снега. — Ты не отобразил одну очень важную вещь на посылаемых им фотографиях.

Гарри задумался. Он сфотографировал большинство их знакомых и преподавателей, много сцен повседневной жизни замка, по которым невозможно предположить о наличии магии. По-другому было нельзя в предназначенных для немагического мира снимках. Если не магию, то что же он пропустил?

Гермиона обхихикалась на его озадаченную физиономию.

— Дурачок ты. Просто мама заметила, что нет ни одной твоей фотографии. А ведь ты — большая и важная часть моей жизни. Из неё как будто вырван громадный кусок — я шлю и шлю фотографии, а тебя на них всё нет и нет. Ты хоть понимаешь, что моя жизнь была бы неполной без тебя?

Гарри завис, уловив, какими словами она сформулировала последнее утверждение. И медленно сказал.

— Все кадры снимал я.

— Я знаю. Может... ты научишь меня пользоваться камерой? А пока... как насчёт сфотографироваться... ты знаешь... вместе?

— А как мы устроим это? У меня нет штатива, а в фотоаппарате нет задержки спуска, — в раздумье почесал он голову. — А волшебством воздействовать на камеру боюсь — слишком тонкие и точные там механика с оптикой. Жалко, если не починится в случае чего.

— Ладно... для начала вставай ко мне поближе... вплотную. Держи камеру на вытянутой руке объективом на нас.

— А, ну да, — кивнув, он нерешительно придвинулся вплотную. Так близко от неё сердце не справлялось и сбивалось с ритма, а, казалось бы, привыкшие руки потеряли всю лёгкость обращения с настройками. Наконец ему удалось выставить дистанцию по шкале на объективе примерно на длину руки, и он вытянул руку с камерой. — Готова?

Гермиона прижалась к Гарри посильнее, заставив его обхватить её другой рукой сзади и сама обняв его за талию. И обнаружив, как уютно подладились их тела, склонила свою голову к его. Идеально.

— Готова.

Щёлк.

* * *

Гермиона не слишком удивилась, когда обнаружила, что в этом году переписка с родителями оказалась гораздо содержательнее, чем в предыдущие. Фотографии Гарри обеспечили другое качество, превратили сухие до тех пор строчки описаний и даже слова каникулярных рассказов в сочные кусочки настоящей жизни. Изображение стоит тысячи слов, и ещё много чего помимо слов. Как, например, вместо множества упоминаний какой неряха Рон за столом, одна фотка показала весёлый фрагмент того, с чем Гермионе приходилось сосуществовать каждый день. Она ощущала уменьшение разделяющей её с родителями мучительной пропасти, над которой возникли мосты, связывающие их жизни.