А этот загадочный потомок Талиесина! После таких новостей едва ли заснёшь. Вот бы найти его. Конечно, о том, чтобы самому стать наставником, Гробнар даже не думал. Он с собой-то не всегда может справиться. А вот если за дело возьмётся Эйлин — это другое дело. Кровь волшебная опять же. А что если у них опять получится, как с сэром Нивалем — волшебство войдёт в резонанс, и... Что может тогда произойти, Гробнар даже представлять не решился. Ясно, что Го не зря ему всё рассказала. Она надеется на него. Может, и для молодого наследника Великого Барда они — единственная надежда. Гном даже прослезился, подумав, как здорово было бы усыновить его. Но потом подумал, что, наверное, его родная мать будет против.
Ещё немного поразмыслив об этом так и сяк, Гробнар твёрдо решил как можно скорее встретиться с Эйлин и растопить её сердце этой душераздирающей историей. С ней он, правда, тоже расстался не очень хорошо. Ей не понравилось то, как он прославлял её приключения на Севере. Особенно она разозлилась когда все узнали, какие тяготы и лишения они с сэром Нивалем пережили в Башне Холода. А уж когда до замка Невер дошла молва об их родстве... Эх! Страшно вспомнить, как она на него кричала. А за что? За что?
Нет, он во что бы то ни стало положит всю жизнь, может быть, пожертвует собой, но решит эту головоломку, спасёт из рук тьмы и уведёт из-под носа у Арфистов неизвестного талантливого ребёнка. Вот это будет подвиг, достойный летописей. И Эйлин пожалеет, что назвала его мелким вредоносным существом, и Дорин будет им гордиться, плакать горькими слезами и убиваться, что когда-то дулась на него. Решив это, он тотчас же мгновенно заснул. А Мудрая Го заглянула в спальню, улыбнулась, прислушавшись к его посапыванию, и пошла в мастерскую — вплетать мерцающие серебряные звёзды и изумрудные веточки волшебного тиса в чёрную блестящую ткань.
_________________________________________
1.Широко распространённая организация добрых монстров и планарных тварей Фаэруна, посвящающих себя противостоянию злым монстрам и порождениям тёмных планов и отслеживанию их деятельности на границах цивилизованных земель.
2.Гарл Глиттергольд — верховное божество гномов.
Глава 1
Уотердипский след
В любом портовом городе Фаэруна, маленьком и большом, обязательно есть округ, район или, на худой конец, квартал, называемый Доками. Это, как правило, самый шумный, многолюдный и наполненный контрастами район. Невервинтер — не исключение. Те, кто прибывает в город морским путем, считают Доки его лицом, и они правы — Невервинер вообще и район Доков в частности славятся своей причудливой архитектурой, совмещающей добротность северных жилищ, прочность мостов и регулярную планировку скверов с изяществом, диктуемым эльфийским влиянием. Для тех, кого больше интересуют не красоты, а возможность заключить выгодную сделку, Доки — это его холодная, трезвая голова, и это тоже верно. Для тех, кто хочет узнать о тайнах городской жизни из первых рук — это его глаза и уши. Те, чей промысел зависит от торговли, считают портовую улицу Доков сердцем, от которого расходятся вены и артерии к ремесленным кварталам. Есть здесь и свои трущобы. Для тех, кто видит портовый район сквозь призму царящих там порядков, Доки ассоциируются с городской клоакой. Что ж, и они не ошибаются. А для тех, кто родился и вырос на этих шумных улочках, представляющихся чужаку сущим лабиринтом, кто мальчишкой или девчонкой бегал в гавань встречать корабли и с детства дышал неповторимым резким, солёно-терпким воздухом порта, для кого слова "клянусь часами Невервинтера" не бессмысленная присказка, Доки — душа города. Как, впрочем, и для тех, кто, не будучи коренным Невервинтерцем, увидел и полюбил его таким, каким можно увидеть и полюбить, поселившись в Доках. Кстати, о часах. На тех самых знаменитых, самых точных в Фаэруне часах, установленных в Часовом Сквере Доков и отражающих педантичный и консервативный характер жителей города, сейчас около одиннадцати вечера. Так сказал бы приезжий из какого-нибудь Уотердипа. А коренной невервинтерец поправил бы его: "Без трёх минут одиннадцать".
Таверна "Утонувшая Фляга" — забавное двухэтажное здание серого и коричневого камня, в котором, кажется, нет ни одной пары одинаковых окон, а форма покатой черепичной крыши живо напоминает торчащую над водой часть полупустой фляги. Она выгодно расположена на одной из улиц, ведущих из порта в Торговый Район, между магической лавкой Сэнда, ломбардом и магазином беспошлинной торговли. Мимо не пройдешь. Здесь в это время людно. Нынче пятница, народ отдыхает от трудовой недели и надоевшей августовской жары, и недорогая, но уютная таверна с приличной едой и самой разнообразной выпивкой открыта до последнего посетителя. Хозяин таверны, здоровенный лесной эльф Дункан Фарлонг — искатель приключений на пенсии, брат Дэйгуна Фарлонга, приёмного отца Эйлин. То есть, милый, любимый дядюшка. Он очень гордится своим заведением. А ещё больше он гордится племянницей. После того, как она и её друзья избавили страну от Короля Теней и разбили Армию Холода в её логове, старая добрая "Утонувшая Фляга" стала пользоваться ещё большей популярностью. Каждые выходные здесь аншлаг, да и по рабочим вечерам многие не прочь пропустить стаканчик да послушать россказни Дункана о тех славных временах, когда капитана Эйлин и её возлюбленного, святого паладина Касавира можно было частенько увидеть в зале таверны, уплетающими какую-нибудь простецкую баранью похлёбку. А от Келгара, великого сына дворфийского клана Айронфист, запросто и совершенно бесплатно получить в глаз. Послушать песни барда Гробнара, удостоиться чести быть виртуозно обворованным тифлингом Нишкой, полюбоваться тонким станом и грациозными движениями задумчивой друидки Элани (в этом месте Дункан пускает слезу и намекает на некую печальную романтическую историю, имевшую место между ним и прелестной эльфийкой). 'А вот этот след на стене как раз за твоей спиной — от огненного шара колдуньи Кары. Ох, она тут и отжигала. Будь она сейчас здесь, от тебя, приятель, осталась бы кучка пепла'. И так далее. Уж что-то, а болтать и набивать цену себе и своему заведению Дункан любит и умеет. Комнату, в которой когда-то жила его племянница, он никому не сдает, держит на случай её приезда, а когда она свободна, водит туда посетителей, с умилением демонстрируя разложенную на виду забытую хозяйкой мелочёвку: гребешок, сломанную пряжку от плаща, листок с недописанным стихом, старые перчатки, пару ножей, комплект иссякших магических отмычек, ленту и главную реликвию — порванную бандитским мечом рубашку со следами крови.
Дункан, конечно, несколько преувеличивает. Всё не так печально. Эйлин и кое-кто из её товарищей по-прежнему бывают в таверне, хоть и редко. Вот и сейчас она здесь — сидит в отдельном кабинете за стенкой общего зала. Те же рыжие непослушные волосы, россыпь веснушек, умный ироничный взгляд, острый язык — почти не изменилась, разве только повзрослела и стала менее мечтательной и более осторожной и избирательной в общении. И Касавир, конечно, делит с ней поздний ужин. У него прибавилось седых волос, глубже стала складка между бровей. Но его яркие светло-голубые глаза также пронзительны, а от всего его облика веет спокойствием и уверенностью. По мимолетным взглядам, которые они кидают друг на друга, заботливым жестам и тону разговора чувствуется, что эти двое весьма неравнодушны друг к другу и им хорошо вместе. На них добротная и неброская, в зелёно-коричневых тонах, одежда: прочные высокие ботинки, штаны из грубой ткани и дорожные камзолы с капюшоном. Доспехи, оружие, небольшой запас свитков и зелий и прочие полезные мелочи лежат в комнате наверху, в волшебных бездонных сумках — очень удобная вещь для путешественника. Дабы не смущать охочую до чужого добра публику своими полными кошельками, они не стали брать много золота. Зато потайной нагрудный карман Эйлин приятно греют кредитные письма на кругленькую сумму к имеющим хорошую репутацию менялам Уотердипа и Тетира.
* * *
*
Часы в Часовом Сквере оповестили всех о том, что наступило одиннадцать часов пополудни, и в это время к паре в кабинете присоединилась фигура в черном. Когда таинственная личность сняла капюшон и пригладила растрепавшиеся волосы, в ней можно было признать начальника Девятки сэра Ниваля. Хотя сейчас он скорее напоминал городского щёголя на танцах. Чёрные брюки с широким поясом, заправленные в мягкие сапоги, и чёрная атласная рубашка модного приталенного покроя отлично сидели на поджарой фигуре. Дополняли образ изящный магический перстень-амулет, подаренный на день рождения любящей сестрой, и зачёсанные назад блестящие светлые волосы с длинными щегольскими баками — отпущенную на Севере брутальную бороду он недавно сбрил. При нём было оружие, на сей раз не полуторный меч, а более уместный кинжал в ножнах за голенищем. Для полноты картины на шее красовался красный шёлковый платок.
— Что? — поинтересовался Ниваль, отрезая себе кусок бараньей ноги, заметив, что его разглядывают.
— Шика-арно выглядишь, — пояснила Эйлин, переглянувшись с Касавиром и едва не прыснув. — Ну что, будем разговаривать?
— Дай поесть, имей совесть, я сегодня не обедал толком. И вообще, где этот ваш Дункан, у меня в горле пожар!
— Я схожу, не волнуйся, — миролюбиво ответила Эйлин.
На Ниваля в последнее время постоянно сваливались какие-то неведомые проблемы, он часто бывал в дурном настроении, и ей, право же, не хотелось, чтобы он злился из-за ерунды.
Оставшись одни, Ниваль и Касавир не изъявили желания общаться, сделав вид, что погрузились каждый в свои размышления. Касавиру не нравилась идея Эйлин отправиться на юг вместе со своим новоиспечённым родственником. Конечно, он понимал, что их поездка касается Ниваля больше, чем кого-либо. Они ведь собираются разыскать его отца — их общего с Эйлин отца. Но перспектива оказаться с ним в отрыве от дома, быть может, на несколько месяцев (из них почти месяц — на корабле!) его не радовала, и ничего поделать он с собой не мог. И отпустить их вдвоём не мог тоже. Оставалось надеяться, что Ниваль не сможет покинуть город в сложные времена. Занимаясь восстановлением хозяйства на своих землях, а потом готовя крепость к своему отъезду, они с Эйлин мало внимания обращали на то, что происходит вокруг, очень редко выбирались в столицу. Но каждый такой визит оставлял подспудное ощущение тревоги, скрывающейся за послевоенным оживлением в промышленности, торговле, городской жизни и — неизбежно — в умах людей. Власть во многом не поспевала за ситуацией, хотя авторитет Ордена был велик, как никогда. Но на Ниваля он с некоторых пор смотрел иначе. Во время бунта в Старом Филине тот показал, на что способен, когда жизнь заставляет его выйти из тени лорда и взять на себя ответственность, равную положению второго лица. Лидер Девятки всё отлично понимал. И всё же, был способен на неожиданные поступки.
Касавир и сам порой сомневался, стоит ли ехать, но, чёрт возьми, они этого заслужили. Кроме того, это была возможность выполнить одно давнее поручение в Тетире.
Нивалю тоже было о чём погрустить, вгрызаясь в подстывшую баранину и мечтая о глотке холодного пива. Жизнь в последнее время мало радовала. Ситуация после войны выравнивалась не так хорошо, и уж кому-кому, а Девятке расслабляться не приходилось. Ничего плохого в этом не было бы, это всегда хорошая возможность послужить стране и лорду, показать свою значимость. Но Нашер явно хотел от него больше, чем он мог сделать. Стареющий и становящийся чрезмерно подозрительным правитель обескровленной страны ожидал от него слишком большой личной жертвы. Да и глобальная перспектива, которую Ниваль видел за лисьими ходами высочайшей мысли, ему очень не нравилась, а врать самому себе, будто он ничего не понимает в происходящем и начисто лишён способности анализировать и предвидеть, он уже не мог, не хотел. Тридцать один год, девять из них на службе в Девятке, почти пять из девяти — на высшей должности. Для полного болвана, хорошо умеющего работать эхом, неплохо, да? К тому же, определённо пошли прахом его надежды на учреждение должности военного губернатора в Старом Филине. Один Хелм знает, как ему нужен этот пост! Не для славы или наживы, боги упаси. Деньги для него всегда были полезным инструментом, но их переизбыток — вредным явлением, рождающим страх и слабость. Да и сама по себе должность его тщеславия никак не удовлетворяла. По неписаным дворцовым правилам в глазах заклятых коллег это было бы понижением, удалением от тела, это ясно всякому, кто видел Старый Филин своими глазами. Но это было поверхностное впечатление, и волновало его не это. Неизвестно, что труднее — преданно прогибаться перед лордом, по мере сил тихо саботируя не самые... удачные идеи, которые осеняют его всё чаще, или встать на новую для себя стезю — уравновешивать и использовать внутренние и внешние силы влияния в сложном, вечно тлеющем, но очень важном районе. После того, как он принял одно из самых трудных и важных решений в своей жизни и, призвав на помощь сестру и Касавира, прыгнул выше головы, чтобы не допустить туда армию и потушить искру гражданской войны — ему хватило бы сил и авторитета, чтобы обеспечить там мир и порядок. Но это ещё не самая сложная из задач, которые он перед собой поставил.
Однако назначение, витавшее в воздухе, не состоялось. Предложенная им реформа внутренней политики в отдалённых регионах, которую он начал обдумывать ещё в то время, когда Касавир развёл в Старом Филине свою чёртову самодеятельность, не вызвала у лорда энтузиазма. Выводов из той ситуации он не сделал и оказался не готов к тому, что посеянное паладином даст жесткие всходы в том суровом краю. И это был самый паршивый из всех возможных сигналов. Это подрывало лояльность, разрывая душу сомнениями, а порою подталкивало к решению рассчитывать только на себя в своём служении. Старый Филин стал лишь первым звеном в цепи его неудач. Сильнейшим ударом были планы Нашера — к счастью, так пока и не осуществлённые — заключить продовольственное соглашение с Лусканом, которое подразумевало массу нюансов и в перспективе влекло обязательства, не связанные напрямую с продовольственной помощью. Лусканцы! Эти своего не упустят. Это обесценивало все его многолетние усилия по укреплению связей с югом и по выстраиванию жёсткой кадровой политики на этом направлении. В какой-то момент события стали принимать лавинообразный характер, и тут он понял: дело не в нём, а в неумолимом движении неких высших часов, отсчитывающих срок жизни и правителям, и их царствам. Он прочитал тысячи страниц военных и политических хроник разных эпох и королевств. Он должен был знать.
Видит Хелм, как он этого не хотел, как он молил обойти его этой нелёгкой ношей. Долг, груз которого он ощутил на своих плечах, был ясен и однозначен: укрепить ослабшие опоры, заменить прогнившие и уберечь Родину от хаоса, разложения и распада. Но следование ему оказалось не таким простым. Наивные детские мечты стать защитником, достойным Бдительного, вернулись к нему извращёнными, попахивающими интригами и подлой изменой.
