Три лика пламени

Менестрели грянули что-то жизнеутверждающее, в середине площади закружились пары, — первым сам Владыка Арды повел в танце несравненную супругу. Серебристо-синие одежды Вэридэ развевались на легком ветерке крыльями, корона не сдвинулась ни на палец. За ними — Аллан и Ивэйн.

Кементари разрумянилась и что-то поминутно шептала мужу, поглядывая в сторону Индис и отца. Ясно. Скоро у меня будет еще один братик. А может, и сестричка. А почему бы и не две сразу — к чему мелочиться? Неудержимо захотелось в тихую, уютную, захламленную мастерскую, запереться там и работать до изнеможения. Чтобы кого-нибудь ненароком не придушить...от великой радости.

Я решительно двинулась в сторону Врат. В конце концов, даже мое терпение не безгранично! Но просто уйти мне, разумеется, не удалось, веселиться — так до конца. За спиной послышался чей-то мелодичный смех. Обернулась — излишне резко, вообразив, что смеются надо мной, толкнула кого-то, извинилась, не глядя...

Лаурэ, сын Ингвэ, племянник моей нежно любимой мачехи. В окружении друзей и подруг — вернее, почитателей и поклонниц. Лаурэ...Достойный своего имени — "Подобный золоту". Голубые, как у Индис, но более глубокого оттенка, глаза возбужденно сияли, золотые кудри растрепались, отчего-то придавая ваниару еще большее очарование. Лаурэ Прекрасный. Сколько раз мне хотелось написать его портрет...или отлить эти черты в золоте и хранить в укромном углу мастерской. У наследницы трона, мастера цеха ювелиров, ученицы самого Аллана тоже могут быть слабости, правда?

О, как легко слетают слова с моего языка, заставляя иных бледнеть от возмущения и страдальчески морщить лоб в тщетных поисках достойного ответа...Но сейчас дар речи подло оставил меня, решив, очевидно, что хорошего понемножку.

— Приветствую тебя, дочь Финвэ, — изящно поклонился Лаурэ. Какой дивный голос, не то, что у моего "творческого" братца...

— Приветствую. — Как отрубила. И ответный поклон — с грацией бревна. Забавное, должно быть, зрелище со стороны. На площади, как нарочно, зазвенела особенно веселая песня. А может...

— А...э...потанцуем? Там...э...музыка приятная, праздник же...— Я было сама себе противна. Завтра же, да какое там, уже сегодня по Валмару пойдет гулять новость о Фэйниель, не сумевшей связать двух слов, устрашившись не бури, не гнева Великих, не Битвы Конца Времен, а светловолосого юноши! Который переминается с ноги на ногу, силясь придумать, как бы от меня избавиться, не нарушая правил этикета.

— Лаурэ уже обещал мне все танцы, ведь, правда, Лаурэ? — Находчивая Альтариэль уверенно положила ручку на локоть ваниара. — Ты уж извини, о, премудрая. — "Скорее, преглупая. Так опозориться! Неужели я всерьез надеялась урвать хоть один танец с первым красавцем Благих Земель? Ха-ха, это тебе не колечки клепать!"

Лаурэ со товарищи растворились среди домов, а я осталась на злосчастном перекрестке, белея в сумраке, как гипсовая отливка неудачной статуи. Айа, Фэйниель, этот день просто обязан быть увековеченным в твоих личных записях как худший-после-дня-рождения-день-в-твоей-жизни!

Через силу я побрела обратно на площадь — к свету, музыке и чужой радости. Уйти сейчас — все равно, что признать поражение, показать всем, что и меня можно ранить. А на это я не имею права.

Отец, разумеется, что-то заметил, но промолчал, — я взглядом поблагодарила его. Индис соловьем щебетала, приняв мое застывшее лицо как данность. Откуда-то сбоку легчайшим шепотом донеслось неодобрительно-сочувствующее "Хелкорэ". "Ледяное сердце"...В глазах начинало предательски щипать...Не сметь!!!

— Не в этом твое счастье. — Прогудел над ухом наставник, незаметно, как умеют только Древние, оказываясь рядом и твердой рукой увлекая в сторонку от лучащейся довольством мачехи.

— А в чем, — в этом? — Горько и непочтительно бросила я, рванув на груди ожерелье, над рисунком которого сидела целый день, протирая бумагу чуть ли не до дыр.

— Хотел сказать — не в этом пустозвоне. — Невозмутимо поправил себя Кователь.

— В этом, в другом...Какая разница?! Или вы, о, Владыка, открыли в себе дар предвиденья и духовными очами узрели меня в окружении внуков? — Едва ли не впервые в жизни меня откровенно понесло. — Разве вы можете мне помочь? Или хоть кто-то в этом трижды дивном Валиноре? Может быть, сам Единый, снизойдя до болезной сиротки, спустится с небес и возложит на меня целительную длань? За что? И эта...квохчет о своих отпрысках...Ненавижу!

Наставник виновато отвел глаза. Я прикусила язык — кого упрекаю, безголовая?

— Что ж, будем уповать на чудо...

— На теорию вероятности. — Вдруг уронил айнур. Незнакомые слова прозвучали заклинанием.

— На что?

— На теорию вероятности. Так любил говаривать...э...мой друг...давно...— Кователь замялся, почувствовав, что сболтнул лишнее. — Я тебе как-нибудь расскажу. А пока...Нечего тебе сегодня делать в Тирионе. Да еще с таким настроением. Мы с Иви будем очень рады твоему обществу.

— Почту за честь, Владыка. — Церемонно склоняю голову. Жизнь продолжается...

Глава вторая: Отступник

Нас зовете — айнуры, "святые", но я — далеко не святой.

Я привык измерять свою жизнь лишь одной математикой

Без оглядки на чудо, — чудеса пусть останутся детям.

Мне давно указали пути, но из двух обязательных

Я, с присущим мне несогласьем, выберу третий...

(Shelena)

В Зале Совета нет окон, но хрустальная внешняя стена пропускает солнечное сияние, оживляя сотнями шаловливых радуг, светлые, ничем не украшенные стены и четырнадцать облаченных в белое фигур, восседающих в середине зала на мраморных тронах. Стоящий в центре круга жмурится от непривычно-яркого света и почти не различает лиц — торжественно-строгих, смущенных или откровенно злорадствующих.

...Срок...в великой милости своей...— Голос Повелителя Арды в полной тишине колоколом разносится по залу, ввергая в трепет замерших у входа младших айнуров, и избранных из числа ваниаров, единственных эльфов, коим дозволено беспрепятственно посещать чертоги Ильмарина.

— И, согласно закону Арды, свободен отныне...— Окутывающая Круг перламутровая дымка разгорается все ярче. Столпившиеся у массивных золотых дверей не могут разглядеть, как с каждым словом все больше омрачается чело Короля и беспокойно перебирает тонкими пальцами по подлокотнику Королева. Тот, к кому обращены высокопарные речи, вместо приличествующего освобожденному мятежнику раскаяния или, хотя бы, почтительного внимания, зябко кутается в потрепанный черный плащ и разве что не зевает в лицо Манавидану.

-...А посему...Алдор! Ты слушаешь?! - Сидящие на тронах вздрагивают, а проход в Зал стремительно пустеет. Названный Алдором поднимает безвольно опущенную голову и сквозь неопрятно свесившиеся на лицо темные пряди впервые смотрит прямо в глаза Пресветлому Владыке. Гневно сверкающая небесная синева и безразлично-тусклый холодный камень.

— Повторяю, хоть положенные два века и прошли, ты не покинешь пределов Валинора до тех пор, пока мы не сочтем, что сердце твое освободилось от зла, и не таишь ты пагубных для Арды замыслов!

— Замыслов? — Хрипло и неуверенно произносит темноволосый, словно только научившись говорить.

— Не требуй от мятежника слишком многого, супруг мой, — снисходительно бросает прекрасная Вэридэ, — ты сам видишь — долгие годы заключения помутили его разум. Вряд ли от него можно ожидать коварства. Великим же пристало милосердие...

Алдор прислушивается к мягкому голосу Королевы, и в черных глазах мелькает, наконец, что-то осмысленное. Откинув со лба волосы, он неторопливо осматривается...Но Повелитель Арды не любит ждать.

— Повторяй за мной. — Раздражение на лице Короля сменяется величественным спокойствием. — Я, Алдор Н,лайрэ...

— Я...Алдор...— Голос освобожденного тих и невыразителен.

— Выслушал решение Совета. Раскаиваюсь в беззаконных деяниях своих и полон желания искупить вину пред Эру, братьями своими и Ардой...

— Раскаиваюсь...— Послушно выдыхает Алдор и прикрывает глаза ладонью — сапфиры в скипетре Короля полыхают неистово-синим огнем.

— Да будет так. — Внушительно роняет Повелитель Арды. — Помни, наше милосердие не безгранично!

— Я...запомню, о, Владыка...— Старший брат Короля склоняет голову. Суд окончен.

* * *

Слухи о грядущем освобождении Темного Владыки поползли по нашему сонному болоту за несколько дней до Совета Древних. И Светлый Валинор загудел, словно улей. Тревожная новость шепотом и с оглядкой передавалась из Ильмарина в Валмар, из Валмара в Тирион, а из Тириона в Лебединую Гавань, по мере удаления от Небесного Чертога обрастая все более жуткими подробностями.

-...Исказил сущность Детей Единого1, пошел наперекор Замыслу2!

-...Огромен ростом и темен, словно кромешный мрак, взор его обжигает огнем и пронзает хладом!

-...Там, в Эндорэ, говорят, волкодлаки да упыри-кровососы, и никогда не рассеивается вечная мгла над оскверненными землями севера!

— А я слышал, кровососы бывают двух видов — упыри эти, и мелкие, крылатые — обликом как летучие мыши, а у самих глаза светящиеся и зу-убы! Представляете? Не ждешь — не гадаешь, а они к тебе сверху подбираются! Мне сам первый помощник Великого Охотника3 рассказывал. Не дай Эру такое увидеть!

— Упыри, мыши...какая чепуха вас занимает...А о том, что эльфов он у Куйвиенен ловил и в орков обращал пытками и чародейством, забыли? Уж лучше умереть и уйти в Палаты Мертвых4, чем лишиться своей сути. Поистине, орки — самое гнусное его деяние!

— И как Великие это дозволяют? Держали бы в Чертогах Мандоса5!

— Тс-с, сам Владыка Арды простил злодея и даровал ему свободу.

— Ах, Владыка так добр, так справедлив...

— Слишком добр...а если...

Я привычно отмахивалась от сплетен, — при желании сама могла порассказать немало такого, от чего эрубоязненные ушки ненаглядных родичей наверняка свернулись бы в трубочки. Но желания как раз-то не было. Дружба с Древними великолепно развивает умение держать язык за зубами.

* * *

...— Ступающему-во-Тьме позволят свободно бродить по Валинору? — Голос Эленвэ испуганно задрожал, ручка ваниэ легла на чуть округлившийся под платьем живот, словно оберегая нерожденное еще дитя от неведомой опасности. Мой племянник Турондо нежно приобнял молодую супругу за плечи и что-то успокаивающе прошептал ей на ухо.

Собравшийся в пиршественном зале королевского дворца цвет тирионской знати понимающе переглянулся, и разговоры возобновились с новой силой. И вертелись они вокруг одной и той же фигуры! Я мысленно скривилась — содержимое тарелки представлялось мне более важным, нежели разглагольствования о смысле бытия и роли Восставшего в Искажении Арды.

— А ты что скажешь, сестра? — Нолофинвэ? Решил вовлечь в застольную беседу? Ну, получи, дорогой братец!

— А я скажу, что мы уделяем этой теме излишне много внимания. — По-ваниарски голубые глаза Инголдо изумленно расширились, видимо, он хотел услышать нечто иное. Что ж, хотеть не вредно, как говорит Аллан. — К чему тратить время на пустые разговоры?

— Но...

— Что — "но", брат? Это заботы Великих, ты не согласен? Если Владыки Арды сочли возможным освободить своего извечного соперника, к чему обсуждать их волю нам, смиренным слугам и ученикам их? — Не забыв при слове "слугам" как бы невзначай послать сыну Индис выразительнейший взгляд. Нолофинвэ сжал зубы и вернулся к еде — на скулах у него медленно проступали яркие пятна.

— И, все же, будущее в руках Единого...— Некстати ввернул Арафинвэ. Народ согласно закивал, признавая мудрость златокудрого воспитанника Румила, мачеха гордо улыбнулась. Думается мне, ужин несколько затянулся.

— Государь и отец мой, любезные родичи, досточтимые гости, с вашего позволения я вас покину. Владыка Аллан изволил пригласить меня к себе, дабы обсудить некоторые...детали.

— Куда? — Мысленный вопрос отца настиг меня уже в дверях. Осанвэ6, будь оно неладно...

— Прости, государь, но пустая болтовня портит мне аппетит.

— Уйти посереди пира...

— Понимаю, но Владыка действительно пригласил меня. Не следует пренебрегать расположением Великих.

— Будь осторожна. — К чему бы это?

— Сам слышал — все в руках Единого.

Я слукавила: Аллан зазывал меня в гости еще до захлестнувшей Благие Земли волны слухов. Уже пару дней Кователь, мрачный и издерганный, почти не покидал своей мастерской. Ни жена, ни основательно запуганные майяры7 не осмеливались его беспокоить. А я возьму и побеспокою. Зря, что ли, наставник снабдил меня амулетиком, позволяющим мгновенно оказаться в окрестностях его дома?

Та-ак...Куда теперь — заглянуть сразу в мастерскую? Нанести визит Кементари? Дом Аллана и Ивэйн приветливо подмигивал витражами сквозь буйно цветущие заросли, в оконце приземистого здания мастерской пробивался тусклый свет...Некоторое время я нерешительно топталась на месте, пока от запаха проклятых кустов не начала кружиться голова. На мое счастье, я заметила одного из подручных Ивэйн. Невысокий щуплый Айвендил, закутанный в зеленовато-бурую хламиду, попытался незаметно проскользнуть к дому, и был безжалостно ухвачен мною за капюшон.

— Леди Фэйниель? — Учтиво и несколько нервно осведомился знаток растениеводства. Ха-ха, вполне его понимаю — крадется себе честный майяр по своим делам...и натыкается на меня! Жуть!

— Владыка дома?

— В мастерской.

— Ну, так иди, доложи...— Пожалуй, тон мой был чересчур развязен. Но...Айвендил покосился на меня, на дверь мастерской, помялся, и поплелся "докладывать". Через минуту он выскочил за дверь с поистине сверхъестественной быстротой.

— Владыка вас примет, леди. — Майяр мгновенно растворился в кустах. Что это с ним? Попал Аллану под горячую руку?

Глупо хихикнув, я пнула ногой дверь, зацепилась за порог, и с грохотом ввалилась в мастерскую. Похоже, я не первая заглянула к наставнику на огонек, — гость расположился спиной ко входу. Спина была мне определенно незнакома. Аллан, не мудрствуя, присел на стол, на котором, кроме собственно Кователя и горы непонятного мусора, умещалась внушительных размеров бутыль с чем-то золотисто-зеленым и пара хрустальных кубков. Полных.

— Моё почтение, Владыка. Не представите ли меня...?

— Алдор. Алдор Н,лайрэ. — Таинственный посетитель Аллана соизволил, наконец, обернуться. В отличие от Кователя, он был совершенно трезв. И я точно видела его впервые.

— Фэйниель, дочь Финвэ, короля нолдоров, моя лучшая ученица! — Аллан сиял, как парадный венец Короля Арды, — Алдор, мой друг...лучший друг! — Широкий взмах кубком...Часть напитка пролилась на коричневую тунику Аллана, часть осела на рукаве светлой рубашки новоявленного друга (вежливо, но непреклонно изъявшего кубок у разошедшегося Кователя).