Царица ведьм

— Давайте перейдем на 'ты'. И может, переместимся в более уютное место. Я вижу, вам понравилась Большая книга магии Эдельвины Анвинг. У меня есть оригинал, а не эта порезанная версия.

— И что же ты хочешь за неё? К тому же я не знаю санскрита, а времени на изучение нет. Эта же 'резаная копия' на французском, который я освоила в совершенстве.

— Не санскритом, а рунограмами. Эдельвина была славянкой, а книгу я давно перевел на французкий, английский, русский и еще на несколько старинных языков. Так может, согласишься со мной отобедать и книга твоя.

— Бесценный фолиант со знаниями древней магии за один обед? Если только так... Что ж уже второй час по полудню, а я еще даже не завтракала.

— Я знаю одно великолепное кафе с превосходной кухней.

2

— Ну и зачем пресветлый эльф захотел видеть обычную смертную, — я сама слышала, насколько мой голос был ядовитым, но ничего не могла с собой поделать. Хотя постойте... есть одна вещь, которая точно смягчит меня — большая чашка кофе со сливками и сахаром, и можно немного корицы.

— Что ж вы смертные такие нетерпеливые? — он насмехался надо мной? Нет, определенно он смеялся надо мной. Я его забавляла, от сего осознания я стала еще злее, — Кушай, наслаждайся прекрасной пищей. Где тебе еще приготовит и подаст обед перворожденный? Вина?

— Нет, спасибо, лучше сока. Так это милое кафе ваше?

— Что ты... Оно принадлежит одной семье гномов — низушкам.

— А разве эльфы и гномы не кровные враги?

— Это не совсем так. Вражда — личное дело каждого. С этой семьей мы старые друзья. Думаю, с нас обоих хватит милых и непринужденных бесед.

— Да, пожалуй, хватит.

Вот и момент истины. Но эльф продолжал, молча потягивать рубиновую жидкость из хрустального бокала. Похоже, здесь действительно любили Баринтуса или боялись.

— Я давно знаком с твоей семьей. Не перебивай, — я вроде бы ничего ещё не сделала, но подумала, ладно, не сейчас, — И обещал одной из женщин твоего рода позаботиться о её наследнике. Я ей многим обязан. Мне стало известно, что у тебя возникли проблемы со здоровьем, смертельные проблемы. Я знаю, как их можно решить.

— И почему мне кажется, что всё слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Потому что ты не дура. Проблему с твоим здоровьем это решит, но принесет уйму других проблем. И есть одно условие — тебе придется умереть... для всех твоих родных и близких.

— И сколько у меня времени на раздумье?

— Пока едим десерт, — его милая улыбка никак не вязалась со словами. И почему я только ему верю? Что я могла на сиё ответить?

— Просто супер! И так, какой у меня выбор? Либо через погода-год я превращусь в овощ, напичканный морфием, оставив у своей дочери на память неизгладимые впечатления, либо исчезну из их жизни.

В тот момент мне хотелось кричать, рвать и метать, но я лишь глубоко вдохнула и медленно выдохнула. В сущности выбора у меня не было. Только теперь я поняла, что смирилась с мыслю о смерти, да, но не приняла ее.

— Второй вариант.

— Я знал, что ты сделаешь правильный выбор. Пойдем.

Глава третья

1

Даже не вериться, что мое спасение ждало меня в старом, добром Крывбассе. Этот грязно-розовый особняк на улице Либкнехта давно уже манил мой взгляд. Он всегда мне нравился.

И вот я стояла с самым красивым мужчиной на Земле в лучах умирающего светила и ждала, когда нам кто-то откроет калитку.

— Прошу вас, проходите в кабинет, Мастер скоро поднимется к вам.

Выражение 'Мастер скоро поднимется к вам' вызвало странные ассоциации и ощущения, которые я по глупости своей проигнорировала.

— Не рассказывай мне эту чепуху, Филипп. Я же знаю, что Анатолий уже четыре часа как на ногах. Зови его. Скажи, что Баринтус подарок привез.

Я не успела даже возмутиться, как...

— Ну что ж такой нетерпеливый, прям как смертный.

Ну не удержалась я, чтоб не хихикнуть.

— И где ж твой обещанный подарок?

Я опять хотела возмутиться, мол, никакой я не подарок. Но снова не успела.

— У тебя появился шанс вернуть должок, да еще без убытков для своей шкурки.

— Если б не знал, что эльфы не врут, не поверил бы. Но все же знаю, ты ручки нагреешь на этом больше меня, а старый пройдоха.

Хозяин чарующего голоса соизволил появиться в комнате, похлопав Баринтуса по спине. И я поняла, Баринтус не самый красивый мужчина на Земле — передо мной стоял идеал. Два метра мышц и гладкой, белой, словно алебастр, кожи. Анатолий не был похож на современных спичек, которых принято называть мужчинами, или стероидных шкафов. Он был идеально пропорционален. Высокие лепные скулы, огромные, немного раскосые глаза, с такими густыми и длинными ресницами, что им бы позавидовала сама Афродита. Греческий нос и чувственные губы, глаза, как синий бархат, и черные кудри длиннее моих. Мой взгляд переметнулся на его руки. Нет! Ну, такого просто не бывает! Настолько красивых и изящных кистей мне еще не приходилось видеть.

— Мне помниться, Баринтус, что использовать гламур ко мне — оскорбление.

— Анатолий — Мастер вампиров, гламур ему не доступен.

Кажется, я покраснела, ведь я практически на прямую заявила, что очарована красотой вампира.

— К тому же я джентльмен, и не использую чар против детей, — его язвительный тон, мне очень не понравился, скажем честно — взбесил, только этим можно оправдать то, что наружу высунула голову моя стервозноность.

— А я не общаюсь с вампирами, мама учила меня не разговаривать с монстрами. Баринтус думаю, что вынуждена отказаться от столь милой заботы, но вампиром я не стану, уж лучше я вернусь к своей дочери и судьбе.

— А кто сказал, что я соглашусь обратить тебя? — я просто кожей чувствовала его едкий смех.

— Я, — эльф это сказал так спокойно, с таким достоинством...

— Он — одновременно с Баринтусом произнесла я

— Что? — сколько удивления! Не верю. Тихая ярость и беспомощность, что слышалась в голосе вампира, принесли мне легкое удовлетворение — а он все же не столь свободен и силен, как пытается показать.

— Анатолий, не криви душой...

— У меня ее нет, забыл? — а он еще более ядовитый, чем я.

— Это такое выражение. Так вот, если б платой было обращение Зоряны, ты б еще и свой протекторат на радостях предложил. И не ври, разве она не прекрасна?

И снова он заставил меня покраснеть:

— Я тебе не товар, эльф, и не вещь: сама решу свою судьбу.

— На комплимент принято отвечать благодарностью. И я не торгую тобой. И не хочу, чтоб ты вампиром стала. Анатолий, я знаю, что ты уже столетиями ищешь себе Слугу. Я прошу тебя поставить метки на Зоряну.

— Послушай Баринтус... А ты помолчи, — я только воздух набрала, но в глазах вампира было столько ярости, что я постаралась стать невидимой, — Это все очень мило, но она уже одной ногой стоит за гранью жизни. Ты хочешь угробить меня? Если так, то скажи сразу, что б я знал, что задолжал врагу.

— Теперь послушай ты меня, Анатолий. Ты стал весьма невнимателен. Эльфы не врут, но разве нам запрещено использовать гламур против людей? С каких это пор гламур стал оскорблением?

— Ты хочешь сказать, что эта пигалица — твоего рода?

Я аж зубами заскрипела, но все же смолчала.

— Нет, но она не обычная смертная. И если б не ее болезнь, то ваше знакомство стоило тебе гораздо больше моей прежней услуги, — они говорили так, словно мене вообще здесь не было.

— Это все очень интересно. Но если я отказываюсь стать вампиром, то я тем более не стану рабом одного из них.

— А тебя никто не просит быть рабом или вампиром, — теперь уже Баринтус злился — я обещал решить проблему со здоровьем, но и предупреждал, что это вызовет массу других проблем. Прими новый порядок и новую систему соподчинения, в которой ты станешь на верхней ступени. И ты дала мне не только положительный ответ, но и клятву — жить. Ты дала клятву эльфу — Принцу эльфов, а такие клятвы нельзя нарушать.

Да... Я вспомнила, ту клятву, которую он взял с меня про между прочим, между двумя глотками кофе. Я поклялась, что приму любую его помощь, и буду жить, жить любой ценой.

Я осмотрелась. Мне нужно было время, чтоб успокоиться и принять решение. Мы сидели в мягких, бархатных креслах, пили кофе с серебряных чашек ('Пижон!'). Стены были заставлены книгами и побрякушками. И все антиквариат. Ноги утопали в вишневом ковре. И ощущения, будто сидишь в красно-черном кабинете британского аристократа. А сам аристократ сидел напротив в замшевых штанах и мило ухмылялся.

— Но не верю я, что эта, — на минуту вампир замялся, подыскивая приличное слово, — красотка столь важная персона, что тебе использовать гламур против нее — запрещено.

— А ты посмотри ей в глаза. Посмотри, посмотри. Не бойся. Мы не обидимся.

Не могу сказать, что данная идея привела меня в восторг — наслышаны мы о вампирских взглядах. Но все равно он застал меня врасплох. Я ожидала чего угодно: давления, захвата, какого-то вторжения, даже боли, но не того, что случилось. Сразу ничего не было. Просто до неприличия красивые глаза. А потом будто током пробило.

Я видела этого мужчину захлебывающегося собственной кровью и слезами. Он прижимал к себе маленькую, замурзанную девочку, и лишь повторял: 'Нет. Не отдам'. Потом у меня потемнело перед глазами.

2

Очнулась уже в лучах полуденного солнца. Но в кабинете не было окон! Либо я их не заметила. Нет, я явно была не в кабинете. Меня окружали мягкие простыни и пастельные тона. Услышав шорох, я подскочила и увидела у окна парня, открывшего нам дверь. Солнце играло в его волосах, создавая удивительный оптический эффект нимба.

— Очнулись, — я так и не поняла: было ли это утверждение или же вопрос, — Мастер приказал поступить в ваше полное распоряжение.

— Как тебя зовут? — глупый вопрос, ведь я точно помнила, как Баринтус к нему обращался. Но как я ни старалась, а вспомнить имени так и не смогла.

— Филипп.

— Ты не мог бы выйти, оставив мне одежду, — только теперь я заметила, что стою перед совершено незнакомым мужчиной в одном нижнем белье.

— Да, конечно. Она лежит справа от вас, на табурете, а на столике письмо от Баринтуса.

В тот момент мне захотелось закричать и очень сильно кого-то ударить. И лучше, чтоб этим кем-то был Баринтус. Слезы закапали сами собой — я чувствовала себя брошенной посылкой. Первым побуждением было порвать послание, но я вовремя остановилась — лучше сначала прочесть, а потом можно будет и побушевать.

Тонкая бумага несла на себе неуловимый отпечаток моря.

Аккуратным, размашистым почерком на конверте было написано лишь одно слово: 'Зоряне'.

'Дорогая Зоряна! Я выполнил свое обещание — помог решить проблему со здоровьем. Не сердись на меня за то, что я тебя так вот оставил — Анатолий сможет позаботиться о вас обоих. Я знаю, что он тебе приглянулся. Стоило Анатолию войти в комнату, и ты забыла о моем существовании. А я ведь не одно столетие был прекраснейшим из эльфов. Не могу сказать, что это не задело меня, но я не обижаюсь, так и должно было быть. Я ведь не просто так привел тебя к нему. Вы — суженые.

Если я тебе буду нужен, просто позови меня у воды, и я услышу'

Вот так вот Баринтус ушел из моей жизни на долгие десять лет.

3

В тот момент письмо разозлило меня не на шутку — не хотела я признаваться даже самой себе, что потеряла голову, словно малолетка, от первого встречного красавчика. Хоть стоп! Я и была малолеткой. Сейчас все это мне кажется смешным. Разорвав письмо в мелкие клочья, и одевшись в приготовленный наряд, я вышла в коридор, где меня ждал огненно волосый Филипп. Что ж... с этого момента у меня началась новая жизнь. И начать ее надо было со сжигания мостов. Благо, я таки закончила юрфак.

Мне нужно было привести в порядок все свои дела. Ведь Зоряна Кравцова должна была умереть, мне нужны были новые документы. Но в первую очередь — завтрак. Я вдруг осознала, что жутко голодна.

— Филипп, а где здесь кухня?

— Вы голодны? Я сейчас все приготовлю. Что вы желаете?

— Нет, Филипп, ты меня не понял. Мне нужно что-то делать, а готовка меня успокаивает. Сколько здесь народу?

— В данный момент под домом спит мастер и дюжина его ближайших соратников. В доме пять ястребов и три вервольфа, и десять рабов.

— Рабов?

Наверное, у меня на лице было что-то написано, что-то нехорошее и это что-то испугало или, по крайней мере, встревожило Филиппа.

— Не надо спускать на меня всех собак. Эти люди, как наркоманы — каждый укус возвращает им их самих. Но без новой дозы через двадцать четыре часа они стают безумны. Рабами таких людей называют испокон веков. Не я дал им такое определение и их никто не держит.

Мне показалось, что земля уходит из-под ног. Это было чистое зло. И я готова была стать его часть ради жизни? Прости меня Творец, прости меня Бог и Богиня, но да. И все же были те десять процентов, которые очень болезненно вгрызались в мою совесть.

— Когда встает Анатолий?

— Через три часа пятнадцать минут.

— Откуда такая точность?

— Я Царь его стаи уже сорок лет. Давно успел изучить время закатов и рассветов. И знаю, сколько времени ему нужно на сон. К тому же я подвластен его зову. Ему нужно семь часов тридцать минут сна. Но ему никогда не случалось вставать раньше, чем за четыре часа до заката. Сейчас 13.30 и Мастер спит уже три часа сорок пять минут — простая арифметика. Когда вы пройдете Инициацию, то она вам не понадобиться, чтоб знать, когда поднимется Ваш Мастер.

— Ого! Это целая речь. И я далеко не все уловила. Ты случайно не преподаватель математики?

— Нет, я программист. Вот мы и на кухне.

— Знаешь, я передумала. Отведи меня к Анатолию.

Не знаю, зачем. Не знаю, почему. Но мне нужно было увидеть его. Теперь я понимаю, что хотела убедить себя в одном из двух: они все (Филипп, Нэнси, Анатолий) — чистое зло, либо же нет, они — самые обычные, как и люди, создания тьмы и света. Тогда я всего этого не осознавала, так четко во всяком случае. Мне просто нужно было его увидеть — физическое ощущение — так нам нужно вдохнуть, после долгого пребывания под водой. Мне нужно было его увидеть, чтобы понять: смогу ли я еще раз бросить кого-то, кто вскружил мне голову.

Мы спустились по огромной железной лестнице на несколько этажей вниз. Вход в убежище преграждала металлическая дверь (такие ставят на космических спутниках или подземных бункерах, я думаю). В тот первый раз я не запомнила многочисленных поворотов и коридоров. Это сейчас я знаю каждый закоулок, как свои пять пальцев, а тогда это был лишь лабиринт из бесконечных комнат, коридоров и поворотов. В конце нашего пути была круглая комната, стены которой скрывал синий шелк. ('Показушник!') А в центре стояло тринадцать гробов из полированного дерева винного цвета. Абсолютно идентичных гробов. Но я четко знала, что мне нужен третий от двери. Стоило притронуться к крышке, как меня скрутила чудовищная боль. Филипп кинулся ко мне, но я жестом велела стоять, где стоит.

— Это лишь голод. Звериный голод. Но спазм прошел.

Подняв крышку, я увидела мертвого человека. Кожа напоминала церковный воск, правда волосы так и остались блестящим шелком. Зато губы были черными, словно оникс. Но стоило мне посмотреть еще раз, и труп улыбнулся, губы заалели, а кожа приобрела сияющую белизну. Я отшатнулась, и тело стало просто телом, правда со странным блеском в уголках глаз.