Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Koshki...
Нет.
В памяти, до сего момента чистой, как хорошо выскобленная доска, всплыло странное слово. Лур-ани. Младшие...
Я сглотнула... не хочу вспоминать.
Процессию возглавляли всадники в свободных темных одеждах. На таких же странных животных, только шкуры у этих отливали густой синевой. Верховые лур-ани сверкали зеленоватыми глазами из-под широких покатых лбов, лениво шевелили длинными густыми вибриссами и настороженно поводили ушами, реагируя на каждый звук или движение среди густого подлеска, тянущегося вдоль дороги. Одна зевнула, клацнув клыками, по форме... но не по размеру... весьма походившими на мои.
Как-то это... противоестественно.
Я посмотрела на руки. Клыки почти с палец...
Заметив меня, один из синекожих всадников, шлепнув свое животное по шее, приблизился и спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Опять эта странная смесь рычания и шипения, сменяющаяся мелодичными переливами. И в ответ, отводя глаза и сглатывая подкатывающую к горлу тошноту, недоумевая, откуда берутся слова, взрыкнула:
— Не знаю. Куда вы меня везете?
От вопроса "Кто я?" меня удержал иррациональный страх.
— Домой, — дернув ушами, почти скрытыми густой иссиня-черной кучерявой гривой, ответил синекожий, и умчался вперед.
Домой?
И где же он находится?
Где я? И кто я?
-2-
Записи на истрепанных свитках
На закате, когда небо расцветили все оттенки синего, голубого, фиолетового и розового, мое любопытство было частично удовлетворено.
Мой дом, новый и единственный, потому что старого я не помню, оказался трехэтажным, приземистым строением из темного камня. Он возвышался посреди рон-реш одноэтажных, жмущихся к земле, одинаковых строений, огороженный стеной, по верху которой тянулся ряд коротких деревянных зубцов. Вокруг царил лес, и темные, без единого огненного проблеска, узкие окна мрачно смотрели на царящее вокруг черно-синее великолепие.
И мое здесь нежеланное появление категорически не ободряли.
Как и все во множестве столпившиеся у ворот синекожие луры.
Мое имя, которое почти с ненавистью, внезапно застлавшей сознание приторным ароматом, выдохнул мужчина с длинной, до пояса, пепельной гривой, упало в разум, ни царапнув, ни тронув ни единой нити воспоминаний. Может, оно не мое?
— Ран иер рнай, Аэла Хсиг, луа-лура Рати, ниэ Реал...
Я недоуменно вскинулась, с помощью безымянного помощника выбираясь из носилок. Слишком много в этом шипении искренней злости... В чем я виновата? Забывшись, шагнула вперед, выдирая руки из захвата, наступила на перевязанную ногу. И осела на землю, судорожно втягивая носом аромат гнева.
— Я — Аэла? Хсиг...
Я не понимаю!
Прикусив нижнюю губу сточенным клыком, седой присел передо мной на колени, заглянул в глаза. Проваливаясь в черную недоумевающую муть, услышала:
— Ты меня не узнаешь?
Отрицательно мотнула головой.
— Я — Реал луа-лура Рати, глава старшего рода Синей Луры, твой отец...
— Ран иер рнай, — машинально сорвалось с губ приветствие.
— Вставай, — четырехпалая рука подхватила меня под локоть, — я покажу тебе твой дом.
Кто я?
Я — Аэла Хсиг, непослушная дочь, сбежавшая в день заключения брачного союза. А глава старшего рода луа-лура Эрани, старший сын которого и должен был стать партнером, удалился прочь жесточайшим образом оскорбленный. С этого момента род Рати живет в долг. Потому что Эрани в своем праве на месть...
Так сказали мне, и я поверила, хотя не могу, не могу понять, почему не выполнила долг перед родом. Перед теми, над кем мы — старшие? А это полторы сотни луа только вокруг замка... Из прихоти? Но как-то странно, ведь долг...
Долг... Не пустое слово, почем-то отдающее горечью и мерзким запахом, будто от сжигаемой гнилой листвы. Его надо исполнять. Долг и ответственность за живущих рядом младших. Наказание за нарушение — смерть.
Вот почему меня встретили так неласково. Я обрекла род на гибель, а всех, оказавших доверие луа-лура Рати, на смену господина. И не сказать, что новый Старший будет лучше.
А то, что я теперь ничего не помню, не избавит род от ответственности. И уничтожения. Но когда, когда? Время утекает, как вода сквозь пальцы.
Синяя кожа, клыки, гибкие движения. Я понемногу начала привыкать к своему облику, к легкости движений и странным повадкам и инстинктам, всплывающим в самый неподходящий момент. Будет жаль, если придется со всем этим расстаться. Ведь жизнь, какой бы странной и чуждой она не казалась, великая ценность. И я начала ее с чистого листа. Вот только лежат на мне долги из прошлой...
Было страшно, настолько, что иногда хотелось забиться в самый темный уголок и превратиться в бездушное нечто, ничего не желающее и не чувствующее.
Вот так я и вела полурастительное существование, наблюдая из окна за проплывающими мимо живыми картинками мира. Осколками, обрезками, отрывками, не создающими полного рисунка и не побуждающими действовать. Рассматривала странные закорючки, разглаживая тонкие, скрученные в свитки, листы. Понимание их, да еще слов, произнесенных вслух, единственно сохранилось где-то очень, очень глубоко. В памяти тела. Как необходимость дышать. Только когтистая рука утратила сноровку, не желая выписывать изящные рунни. Длинная палочка выскальзывала из пальцев, разбрызгивая краску, оставляя широкие размазанные пятна.
Я лениво пыталась вспомнить и понять странные обычаи, а лекарь изучал меня. Пытался пробудить память, заставляя пить горькие отвары. Давил и мял спину, колол иглами... И качал разочарованно увитой косами головой.
Так уж мне нужны эти воспоминания? И понимание...
Та, что была раньше мной, казалась дерзкой и своевольной гордячкой, слишком родовитой, чтобы ее можно было укротить простым наказанием. Слишком дерзкой, слишком избалованной, кажущейся абсолютно ненормальной среди очень аккуратных, вежливых, спокойных и рассудительных синекожих родичей. Смиренное любопытство и отстраненное спокойствие нынешней меня дало бы им надежду на то, что род продолжит достойная луа-лура, если бы все уже не было решено. Кроме срока исполнения приговора...
Кто и когда успел решить?
Не так уж интересно... Сам факт, озвученный тем, кто называл себя моим отцом, пугал и вгонял в ужас. Тот рождался где-то в глубине груди и пробирался наружу мелкой дрожью в холодеющих пальцах.
Род Рати был знатен, но не особенно богат. Владения его простирались на реш дней рыси лур-ани, длинной полосой вдоль побережья Вечнобурного моря. С другой стороны территорию запирали болота и Запретные холмы. А совсем рядом располагались территории луа-лура Эрани, желавших заполучить побережье путем брачного союза. Рождение общего наследника от единственных детей двух родов позволило бы подать прошение об объединении земель.
Аэла Хсиг, единственная наследница угасающего рода... И более най-иш луа-лур, долгом перед которыми я решила пренебречь? Почему? Разве ее... меня нельзя было укоротить, и сохранить весь род? Или я была слишком уж дика?
На самом деле и Туманномрачные болота и холмы, за ними прячущиеся, в родовых реестрах были вписаны как принадлежность Рати. Но кто туда пойдет, доказывать обитателям право старшего? Таких дураков нет, ибо где-то там, как говорят невнятные легенды, скрывается наследие прошлого. Тех легендарных времен, когда еще жили на земле истинно Старшие.
Не столь уж это интересно, сгинуть бесследно, как и многие сотни луа, решивших было раскрыть тайну последнего обиталища древних.
Куда интереснее и полезнее для рода, право, разводить в синелистных рощах многоногих лиррниш, мелких и ловких, которые плетут коконы из нити. Из нее, тонкой полупрозрачной, стеклянисто-слюдяной, ткут полотно, плетут веревки. Это доходное и почетное дело, хотя нить эта куда дешевле выходит, чем волос луа-лури или шкура лур-ани.
Волос луа-лур... Его длина обозначает статус. Чем длиннее, тем... старше. У Высокого короля коса куда ниже пояса. У меня — до плеч. У низших... Едва только черно-синие, собранные в узел, кудри отрастают до приемлемой длинны, как их сбривают, а ворох или продают или пускают в дело. Из жестковатого мелкого пуха плели прочнейшую веревку, где только не используемую. Даже в легких доспехах волосяные рубахи с нашитыми на них кожаными или металлическими, из темной болотной руды, пластинками и кольцами.
В роду Рати это достояние не продавали. Никогда. Не так уж много вороха можно было получить с такого малого количества младших.
И я все еще не могу сказать без внутреннего содрогания — мой род.
Все до единого существа, окружающие меня, чужие. Меня порой тошнит при виде любого из них, желудок судорожно сжимается, желая избавиться от только что проглоченного полусырого мяса, и потому я большую часть времени провожу, сидя на окне и глядя на небо. Ну и на луа, снующих по двору, да... Надо ли привыкать, ведь скоро придет расплата за глупость. Так плохо, что иногда хочется выть. А горло для этого отлично приспособлено.
Больше и делать-то нечего, сломанная нога не дает никуда ходить. Кость срастается медленно, как говорит целитель, но мне кажется... Не знаю. Раньше было все по-другому. Ненавижу!
Остается созерцать, читать и скучать... и выть...
Но если кто-то из младших таскает на голове целое состояние, значит, он может себе это позволить... Нет, его старший может позволить бесполезно попустительствовать растрате ценного ресурса.
Так вот, лес многоногих и самая лучшая, короткая и безопасная дорога от столицы к порту, проложенная еще Предками, и есть главное достояние малого рода. Собственно, на единственную широкую каменную тропу, за проход по которой Рати взимали плату, весьма уверенную, и позарились Эрани.
И они ее получат, так или иначе.
Вдобавок к некоторому количеству новых младших.
Луа-лура Рати подчиняются сейчас два, Небесный и Закатный. Властные над жизнью и смертью любого подданного, Рати правили ими, руководствуясь сводом традиций, хранящихся в залах библиотеки. Они вырезаны на деревянных дощечках, и рунни их почти затерты многочисленными касаниями каждого из глав рода. Синие луры распоряжались, не давая диким порывам младших особой воли, контролируя их поведение, следя за подчинением кодексам. И карали ослушников беспощадно. Почему не покарали меня?
Карали... Карали Рати ослушников беспощадно, а сейчас сами готовятся принять наказание, все. Согласно той же традиции лишенные права старшинства.
Мы все умрем.
Луа-лури предпочитают в таких случаях умирать с оружием в руках. Ибо свободы выбора их не лишают. Глава рода и гварри, най-реш умелых воинов, обритых наголо из-за траура, и отлично владеющих единственным дозволенным для старших цветных родов оружием, короткими парными иззубренными клинками, именно так и планировали сделать.
Иное железное оружие, кстати, кроме легендарного, дозволяется только высоким родам, Черной, Золотой, Серебряной и Белой луре. Резиденции их стоят в столице, в эш дней рыси лур-ани. И еще — лишенным рода, тем, кого примет Гильдия най-лурит.
Надо ли мне все это? Но я послушно внимаю плавной, с порыкиванием, речи того, кто называет себя моим отцом и выцарапываю тонкой чернильной палочкой рунни на листе много раз затертого пергамента.
* * *
Из старших представителей Высоких родов выбирают раз в най-раеш сезонов Верховного Короля. Совет последний раз собирался эш сезонов назад и выбрал лучшего, сильнейшего и умнейшего из рода луа-лура Арш. Этот упорен, внимателен и изворотлив. Блюдя кодексы предков и интересы родов, он ловко ведет собственную линию, лавируя между жадностью, глупостью и алчностью... А то бывали случаи, когда неугодного им Короля Высокие рода просто смещали.
Я никогда его не увижу.
Потому что время утекает, как песок сквозь пальцы, и жизнь вместе с ним. Куда спешить, зачем что-то делать, если от предначертанного странными, но справедливыми на свой лад, традициями не уйти?
Я многого уже никогда не узнаю. Не вспомню...
А болота? Красивая легенда или реальность? В пяти скачках к северу от замка начинались топи, затянутые серебристой дымкой, все более густеющей по мере приближения к центру. А там, в самой сердцевине маслянистых, затянутых ряской омутов, грязи и вонючей жижи, стояли холмы. Древние, овеянные легендами сокровищницы Великих Предков. Иногда они мне снились. С высоты птичьего полета, я, кружась, медленно опускалась сквозь белесую пелену к заросшим низким кустарником склонам, проступающим сквозь дерн светлым камням. Затем короткое падение, удар... И я просыпалась, жадно хватая ароматный, терпкий воздух губами.
Рискнувшие углубиться туда в поисках оставшихся от древних диковинок, по большей части бесследно исчезали, а те, кто возвращались, казались не в своем уме. А безумец не способен контролировать инстинкты, и такие луа-луры заканчивали жизнь куда как прозаическим способом, нанизанные на кончики пик столичных гварри.
Болота вокруг холмов Кар-тра образовались много сезонов назад, когда произошла последняя известная битва с участием легендарного оружия. Битвы между желавшими отмены кодексов и желавших сохранить их. Что-то ужасное произошло, погибло множество луа-лур, когда с небес обрушился огонь, а из-под земли забили горячие ключи. Собственно, выжили только отставшие... потребовалось более и-най-реш сезонов, чтобы оправиться от потерь.
Мыслю я, не такие уж Предки и добрые, раз создали... Нечто, способное обратить в безжизненное болото мирный лес.
Эта битва разделила рода лур на две ветви. Те, что противились поддерживать традиции, заложенные прародителями, ушли. Те, кто из них выжил. Никто не знает, сколько их было.
Ах, традиции!
Я нашла старый истрепанный кодекс в одном из сундуков, стоящих в моей комнате. На одной из страниц сумела разобрать кое-что. Потом долго рычала, шипела и подвывала от странной смеси злости и раздражения.
"Ежели кто-то из рода совершит нечто, не соответствующее воле, желанию или традиции Великого, вычищению подлежит весь род".
Наша вира — смерть рода.
И это указание, вынесенное на первый лист, выполняется неукоснительно. Вот почему мы обречены! Это я во всем виновата!
Глупость какая-то!
Наши младшие не пострадают, если останутся в стороне и потом примут другую руку. Кроме гварри, связанных клятвой служения с главой рода. Они примут заранее проигранный бой.
Приговор выполнят гварри Белого Рода. Потому что, согласно древней клятве, мы опосредованно подчиняемся именно ему вот уже почти реш и-най-иш сезонов, и за все это время не было виры тяжелее, чем смерть одного виновного. И вот теперь...
Сознание дробилось на осколки...
В памяти всплывали странные, незнакомые слова, обозначая то одно, то другое выполняемое действие, иногда кровавая пелена бешенства при мысли о скорой смерти застилала глаза, а тошнота при виде собственных синеватых рук накатывала так мощно и стремительно, что я не успевала даже осознать этого.
Но очередной, подсунутый длинноволосым целителем кусочек знаний успешно отвлекал от странной реальности, заставляя разбираться в хитросплетениях прочно забытых отношений.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |