Предвестники Мельтиара

— Не беспокойся. — Лаэнар держал меня за руку и говорил уверенно и легко. — Мы рождены, чтобы победить врагов, какими бы они не были.

Какими бы они не были.

Иногда мне кажется, что мы знаем о врагах так же мало, как и они о нас.

3.

Почти всю дорогу мы летели молча — лодка мчалась, рассекая небо, и ветер уносил дыхание и слова. Изредка я пел, чтобы добавить ей сил, — и земля под нами сливалась в неразличимую пелену. Рулевое весло было теплым и слушалось малейших движений, но я уже чувствовал, как ноют руки — мы впервые летели так далеко.

Впереди возвышались горы — темной грядой поднимались над равниной. Солнце наливалось красным, готово было скрыться за острыми вершинами. Нам нужно было торопиться. Я не хотел прилететь в темноте.

Я потянул весло, и лодка развернулась, солнце качнулось за левым бортом.

— Зачем? — крикнул Рилэн, обернувшись. Встречный ветер трепал его светлые волосы. — Мы шли правильно, Форт там!

— Нужно быть осторожней! — прокричал я в ответ. — Если это ловушка! Высадимся рядом!

Рилэн кивнул, но передвинул рычаги, и ветер перестал так яростно хлестать в лицо. Мы уже не мчались, а плыли.

Я перевесился через борт. Земля под нами была серой, с тускло-зелеными и желтыми пятнами — должно быть, выгоревшей на солнце травой. Пустынная, ни на что не годная земля — но по ней змеилась дорога. Даже с высоты я различал движение и клубящуюся пыль, — я был уверен, это военный отряд, торговые караваны не скачут так быстро.

Кто бы это ни был, они двигались в сторону гор, туда, где виднелись крохотные домики, такие же серые и невзрачные, как и все вокруг. Селение или пограничный пост — сейчас это было неважно.

— Туда! — сказал я Рилэну. — И скорее!

Лодка устремилась к земле — самый прекрасный миг — она не парила, а падала, неслась вниз. Небо уже не было незримым потоком, оно стало бездной, а лодка — ястребом, ринувшимся на добычу. Я сжимал весло, земля мчалась на нас, — и лишь в самое последнее мгновение лодка выровнялась и, словно скользя по невидимому склону, приземлилась.

Сколько себя помню, я всегда мечтал летать.

От поднявшейся пыли я закашлялся, и почти не слышал, как ругается Джерри. Пыль была безвкусной, но жгла глаза. Казалось, она никогда не осядет. Я наощупь отыскал оружие, застегнул перевязь и выбрался из лодки.

— И как здесь люди живут, — пробормотал Джерри.

Мы приземлись возле самой дороги. Она была немощеной — сейчас дымилась от пыли, а как пойдут дожди, превратится в грязь. Но это была настоящая широкая дорога и заканчивалась возле двух высоких столбов, — но ни ворот, ни ограды не было. Отряд, который мы видели с высоты, уже въехал за эту несуществующую черту. Пыль оседала, и я начал различать краски и силуэты: кто-то был верхом, кто-то спешился, ружья в руках и за спиной, цветные нашивки на рукавах. Человек десять или пятнадцать, я не мог сказать точнее.

— Пограничный отряд, — проронил Рилэн.

По их торопливым движениям, по неразличимым выкрикам было ясно, — они готовы сразится с нами. Я не мог их винить — лодки плавают по морю, а не летают по небу.

— Уберите оружие, — сказал я.

— Ты же говорил, может быть ловушка, — возразил Джерри, но, даже не оборачиваясь, я знал — он послушался.

Я взмахнул рукой, отдавая салют. В ответ мне прокричали что-то, но я не понял, приветствие или угрозу. Я вытащил из кармана конверт и поднял над головой. Вряд ли издалека были видны королевские печати, но все же люди расступились, освобождая путь между двух столбов, словно это и правда были ворота.

Настоящих солдат здесь почти не было — лишь четверо в желтоватой приграничной форме — остальные обычные ополченцы, вряд ли выбиравшиеся дальше родных мест. Но я знал — должен быть хотя бы один офицер, командир отряда.

— А я давно говорю, что в гвардию пора брать женщин, — сказал Джерри.

Мы подошли уже близко, и теперь я тоже понял. Позади расступившегося отряда стояла девушка — высокая, с черными косами и красной офицерской лентой, завязанной на шее, как платок.

Я чувствовал взгляды со всех сторон, настороженные, колючие. Мы словно внезапно стали чужаками и шли сквозь вражеский строй. Одно неосторожное движение или слово, и зазвучат выстрелы, — и я не знал, кто выстрелит первым.

Но земля была безжизненной и тусклой, воздух наполняла только пыль, перестук копыт и голоса людей. Я не чувствовал следов магии, ни одной сияющей струны, ни одной песни, — только серебристый отзвук лодки, оставшейся у нас за спиной.

Говорят, магию врагов невозможно почувствовать, но я никогда не верил в это. Любое волшебство сияет и звенит, если к нему прикоснуться.

Здесь не было магии.

Я еще раз отсалютовал, подойдя, и протянул черноволосой девушке конверт.

Она взглянула на печати, потом по очереди на каждого из нас. Долгий и усталый взгляд. Каждый из нас был старше ее по званию, и все же она смотрела на нас как на новобранцев, впервые взявших в руки оружие. Мне был так хорошо знаком этот взгляд и я с трудом смог сдержаться и промолчать.

Это граница, сказал я себе. Мы не в Атанге. Здесь другие опасности и другие порядки.

Я трижды мысленно повторил это, пока девушка вскрывала конверт и разворачивала письмо. Бумага хрустела, запах свежих чернил еще не выветрился, чувствовался даже в здешней пыли.

Мы не в Атанге. Я повторил это еще несколько раз, пока она читала.

Атанг или граница — мы в одной стране, и у нас одни законы. Я не знал, сколько еще смогу молчать.

Наконец она вернула мне бумаги и коротко отсалютовала.

— Аник, — сказала она. — Командир пограничного отряда, четвертый пост.

— Отличные укрепления, — радостно сообщил Джерри.

Аник не взглянула на него.

Укреплений здесь не было. Четвертый пограничный пост с земли выглядел еще более невзрачно, чем с воздуха: несколько низких бараков, пыль, запустение, отряд из ополченцев и женщина-командир.

По уставу она должна была дождаться моего ответа. Но, видимо, за пределами Атанга про устав мало кто слышал.

— Мы просили прислать подкрепление.

Я уже видел, как снова отдаю ей конверт, слышал, как говорю: "Перечитай. Если сложно, я прочту вслух, здесь все написано". Эти слова были так близко, почти на выдохе, — наверное Аник ощутила их.

— Я так понимаю, прислали только вас? — сказала она. Ее взгляд уже не был таким тяжелым, только усталым. — Больше нам никого не ждать?

— Да, — кивнул я. — Но вам прислали больше, чем вы просили.

"Вы втроем стоите двух отрядов", — так нам сказали перед отлетом. Я не собирался объяснять это.

Аник вновь обвела нас взглядом и проговорила:

— Я должна доложить вам обстановку. Пойдемте.

Пока мы шли, напряжение вокруг исчезало: ополченцы вернулись к своим делам, расседлывали лошадей, разговаривали. Враждебность таяла с каждым шагом, и так же таяла, затихала серебристая песня позади, — мое волшебство уходило вглубь земли, лодка засыпала.

Джерри щелкнул зажигалкой на ходу, протянул мне, — но я отмахнулся. Куда бы я ни прилетал, это суеверие было повсюду, — а я меньше всего хотел сейчас услышать, что волшебники не должны курить.

Горы уже поглотили солнце, и сумрак становился все глубже. Сигарета Джерри вспыхивала, как искра костра, и горьковатый дым доносился сквозь запах пыли. Я уже готов был наплевать на чужие суеверия и закурить, но тут мы пришли.

Аник распахнула дверь и сняла газовый фонарь со стены. Пламя зашипело, разгораясь, метнулось за стеклом, и комната наполнилась тенями и светом.

— Знакомо выглядит, — сказал Джерри и затянулся.

Двухъярусные кровати вдоль стен, пол, посыпанный стружкой, — обычная казарма, но почти заброшенная, нежилая.

— Поговорим там. — Аник кивнула на дверь в дальнем конце комнаты и, не дожидаясь ответа, прошла вперед.

Я был уверен — там маленькая тесная комнатка, превращенная в штаб. Стол, заваленный картами, кресло и шкаф, набитый никому не нужными бумагами — конверт с королевскими печатями наверняка отправится туда же.

Но за дверью оказалась веранда — широкая и, наверное, светлая днем, — отблески огня отражались в высоких окнах. На полках выстроились горшки и банки, на столе стояли позабытые кружки. Аник кивком указала на скамьи. Мы сели, а она наполнила четыре стакана темным напитком. Я сразу узнал этот терпкий, но легкий вкус, — можжевеловое вино, такое же, как в Атанге.

На самом деле, не так сильно здесь все и отличалось.

Аник смотрела на меня выжидательно, и я сказал:

— Я Эли, королевский волшебник. Это Джерри, стрелок нашего отряда. — Джерри приветственно махнул рукой и наконец-то затушил окурок в одной из пустых чашек. — А это Рилэн, он управляет нашей лодкой. — Аник все еще молчала, но смотрела внимательно, и я пояснил: — Мы можем перемещаться по воздуху, очень быстро. И у меня есть разные... разное волшебное оружие.

"У меня есть разные песни", — вот что я хотел сказать.

Аник покачала головой.

— Вы должны понимать... — Она говорила медленно, я почти видел, как она примеряет, отбрасывает и выбирает слова. — Никто не думал, что пришлют кого-то... связанного с магией. В столице, наверное, проще, но тут... народ до сих считает, что людям магия чужда.

"Магией занимаются враги, люди этим не занимаются!" Я слышал это много раз. В Атанге не меньше, чем в других местах. И чем младше я был, и чем слабее — тем чаще слышал. Нима слышала это до сих пор. Может быть и из-за этого она не стремилась покинуть Рощу.

— Как вовремя об этом зашел разговор, — сказал Джерри и залпом допил вино. — Можно еще вспомнить, что врагом может оказаться каждый, любой из нас.

Каждый, любой. Мы все знали это с детства — темный народ смешался с нами, многие сотни лет живет среди нас неузнанным, и в каждом доме, в каждой семье может таиться враг. Детей могут подменить в колыбели, и даже в королевском роду могут быть враги. Они сокрыты, живут как мы и ничем не выдают себя, и только когда настанет день войны, мы узнаем правду.

Мне было страшно, когда я впервые узнал об этом. Но это было давно. Страх мешает жить, я избавился от него, как, наверное, и каждый из нас.

— Зачем сейчас об этом? — спросила Аник. Она смотрела на Джерри и голос ее был таким же жестким, как и взгляд. — Пока вы в столице рассуждаете о том, что может случиться, враги уже нападают на нас открыто!

— Расскажи, — попросил я.

Аник вздохнула, на миг закрыла глаза, и заговорила вновь:

— Нападения на приграничные деревни. Каждую ночь. Цель выбирают без явного плана. Это может быть деревня, на которую нападали вчера, или та, на которую не нападали никогда. Никаких грабежей и никаких требований. Незнакомое оружие, сильные взрывы и тяжелые ранения — почти никто из раненых не выжил. Никто не видел нападавших — только тени и огни в небе. Они прилетают всегда по ночам. Мы разбились на отряды и патрулируем, но нас слишком мало. — Она вновь замолкла на мгновение, потом качнула головой и договорила: — Последние две ночи нападений не было. Видели белые вспышки в небе, но никто не напал.

Мысли, запыленные долгой дорогой, снова стали ясными, рвались на волю, а в груди звенел и разгорался азарт. Сколько я себя помню — я мечтал летать. А с тех пор, как покинул Рощу — я мечтал сразиться с врагами открыто.

— Мы тоже можем летать, — усмехнулся я.

— Уже стемнело, — сказал Рилэн. — Вылетаем?

Я кивнул и поднялся из-за стола.

Даже отсюда я чувствовал, как лодка просыпается и рвется в небо.

4.

— Почему ты так торопишься? — спросил Лаэнар. — Еще только стемнело.

Я не могла остановиться — шла быстро, почти бежала, и Лаэнар не отставал от меня ни на шаг. Его сердце все еще билось в такт с моим, в словах было мое дыхание, а наши мысли смешивались, сплетались друг с другом. И я торопилась, чтобы не утерять это чувство — отправиться в битву сейчас, когда Лаэнар был моим продолжением. Чтобы мы были как две руки, держащие меч.

Не замедляя шага, я поймала его ладонь и сжала крепко.

— Я тороплюсь, потому что ты со мной.

— Я всегда с тобой, — ответил он.

Этот путь был слишком долгим — мы могли бы оказаться в ангаре почти мгновенно, влететь по отвесному колодцу, но эти пути были запечатаны, они откроются, когда начнется битва. Поэтому мы спустились на нижний уровень, где никто не жил постоянно. В коридорах было тихо, нам встретились лишь несколько младших, слабых звезд, — и сразу отступили в сторону, освобождая дорогу.

Стены, пронизанные решетками и иссеченные скобами лестниц, изгибались, смыкались над головой. Гул механизмов здесь был совсем близким, а магия отступала и пряталась за запахом металла. Мы словно бы оказались внутри гигантской машины.

Я тысячу раз ходила этим путем, и каждый раз мечтала о том времени, когда распечатают колодцы, и все пути в городе станут свободными.

Коридор замыкали ворота — на их створках полосы и блики переплетались, показывали небо. И глядя на металлический рисунок созвездий, я знала, что Лаэнар прав, — еще только стемнело.

— Арца!

— Лаэнар!

Мы назвали свои имена почти одновременно, и ворота разошлись — но не полностью, так чтобы могли пройти лишь двое.

Внутри ангара гуляли ветра. Из решеток вырывались потоки, текли и смешивались. Теплые кружились и уходили в высоту к далеким сводам, куда не дотягивался свет белых ламп. Холодные потоки стлались к полу, делали каждый шаг быстрее и легче.

Я невольно подняла руку, и крылья раскрылись за спиной, сила потекла в них. Ботинки ощетинились хвостовыми перьями, и я едва не взлетела, — каждая струя воздуха и каждый отблеск на стенах звали меня ввысь.

Здесь я впервые надела крылья, здесь я училась летать.

Машина ждала нас — черная капля среди множества механизмов и форм, песчинка в огромном ангаре. Но она притягивала взгляд — глубокой темнотой и силой, неотличимой от силы Мельтиара, от силы каждого из нас. Как и я, машина была готова взлететь — ее дрожь отдавалась в полу, а в черных бортах не отражался свет.

Мы подошли, и борт раскрылся. Я запрыгнула внутрь, надела шлем, стекло с тихим щелчком опустилось, закрывая лицо. Мир изменился. И как всегда в первый миг я не могла различить ничего, кроме красных контуров и мешанины теней и света — но этот миг прошел, и я стала видеть ясней, чем обычно.

Амира и Рэгиль уже были здесь, сидели впереди, их руки скользили по панелям управления, огни вспыхивали и гасли от прикосновений. Лаэнар опустился рядом со мной, застегнул шлем.

— Готовы? — спросил Рэгиль.

— Да, — кивнул Лаэнар. — Летим!

Чернота стен, как и чернота шлема, стала прозрачной, — машины, ждущие своего часа, люди в ангаре, каменные своды, решетки и лестницы, — все они красными контурами проступили снаружи, за сумрачной дымкой стекла. И выход превратился в огромную шестеренку, очерченную огнем, — она поворачивалась, раскрывая стену, выпуская нас.

В такие мгновения я завидовала пилотам: только они могут по-настоящему ощутить, как машина отрывается от земли, становится снарядом, несущимся ввысь. Они ощущали и направляли полет, — а я чувствовала только силу, переполняющую нас всех, видела, как на нас падает небо, расчерченное сеткой координат, а внизу проносятся бордовые контуры земли.