Плотник

Я тут же нырнул за барную стойку. Стену сзади меня мгновенно изрешетили пули. С улицы послышались крики. В баре началась паника.

Я высунул свои орудия из-за укрытия и зажал гашетки.

Услышав звуки попадания пуль в тело и почувствовав запах жареного мяса, — уж эти-то вещи с другими не спутаешь, — я выпрямился, не опасаясь словить пулю.

Бармен был убит, как и четверо его приспешников.

Я ловко перемахнул через стойку. Медленно прошагал к мертвецам и наклонился, чтобы проверить на самом ли деле они погибли.

Внезапно бармен открыл глаза и выстрелил из лежащего рядом с ним пистолета мне в ногу. Я всхлипнул, а эта сволочь поднялась и бросилась вглубь кухни. Превознемогая боль, я кинулся за ним, одновременно доставая из кармана болеутоляющие таблетки.

На кухне было жарко, шипели жаровни и булькали фритюрницы. Повара, заметив бегущих людей, побросали свою работу и ловко освобождали дорогу.

По пути невероятным усилием я умудрился схватить сковороду и бросил ее в бармена, но промахнулся. Тот открыл дверь, ведущую на улицу, и выбежал туда.

Погоня продолжалась долго и, в конце концов, когда моя нога начала болеть настолько сильно, что, казалось, еще чуть-чуть, и она взорвется, окатив меня и окружающих кровавыми ошметками, мы оказались на взлетной платформе.

Бармен прыгнул в свой гравикар и начал заводить его. Я подбежал к ближайшему такси и сел в него, предварительно выкинув водителя. Сразу же захлопнул двери, благо гравикар оказался старым, и управление производилось посредством кнопок, а не голосовых команд, а затем завел двигатель и взлетел, не слыша из-за стука крови в ушах угрожающих выкриков владельца угнанного транспортного средства.

Нагнать бармена оказалось нелегкой задачей. Несмотря, на то, что по части вождения я превосходил противника, технологическая устарелость моего гравикара практически сводила все усилия на нет. Но все же я догнал этого ублюдка. И даже больше. Мне удалось скрыться из его поля зрения и установить слежку. Антирадар у меня всегда с собой, а инсталляция его в полевых условиях занимают всего минуту.

Мы пересекли черту городу и долго летели по пустыне, прежде чем гравикар бармена начал резко снижаться. От неожиданности, я чуть не прозевал этот момент, но вовремя успел сориентироваться и последовал за ним.

Приземлился бармен возле большой пещеры, практически незаметной с высоты, но вблизи имеющей внушительные размеры. Затем он покинул гравикар и пошел вниз. Я опустился на холм поблизости, так, чтобы враг не мог меня засечь. Затем я вылез из своего транспортного средства и последовал за барменом, который к тому времени почти исчез из поля зрения, благодаря непроглядному мраку, царившему в пещере.

Следить за ним было нелегко, так как мне приходилось сохранять незаметность, а это тяжело делать, когда ноги постоянно застревают в сыпучем песке.

Минуты через три бармен достиг массивной стальной двери, вмонтированной в бетонную стену. Над ней светились несколько флуоресцентных ламп.

Я подкрался ближе, и увидел, что он приложил какую-то пластмассовую карточку к идентификатору. Дверь начала отворяться.

В этот момент я понял, что медлить больше нельзя и резким рывком подобрался вплотную к бармену. Затем свернул ему шею.

Дверь открылась больше чем наполовину.

Я достал плазмаган.

Затем дотронулся рукой до выпуклого предмета, лежащего в моем кармане. Прямо у сердца. Эта был маленький игрушечный гравикар агрессивного красного цвета с белыми спортивными полосками, проходящими вдоль всего корпуса. Раньше он принадлежал моему брату. Теперь его нет.

Произошло это давно, мне тогда исполнилось пять лет.

Стоял ноябрь. Мы с матерью сидели дома: она готовила ужин, а я, нацепив TV-очки, смотрел какой-то интересный мультфильм про зверюшек. Как сейчас помню.

Внезапно эту идиллию прервал тревожно зазвонивший телефон. Моя мать взяла трубку. Из динамика зазвучал неприятный мужской голос: "Департамент правопорядка жилого блока N 4. Вынужден вам сообщить, что ваш сын скончался от полученных огнестрельных ранений и многочисленных ожогов по всему телу...".

Дальше мама не дослушала. Она упала в обморок. Я взял оброненную трубку и по-детски наивно произнес: "Маме нехорошо. Может быть, вы перезвоните?". Голос замялся на мгновение, но затем сориентировался в ситуации: "Мальчик, просто скажи матери, чтобы она пришла в офис к твоему папе. Хорошо?". Я сказал: "Да", — и раздались короткие гудки. Я положил трубку на кухонный стол. Набрал воды в стакан...

Помню мгновение, когда мы с мамой вошли в кабинет моего отца, преодолев бесчисленные полицейские заграждения. Помещение представляло собой не лучшее зрелище: стены обгорели, железо обуглилось, и повсеместно лежали большие и не очень кучи пепла. Громадное окно во всю стену, за которым открывался чудесный вид на наш город, было разбито, крупные осколки валялись рядом с толстой металлической рамой...

Посередине комнаты лежал маленький обгорелый трупик.

Внезапно мама зарыдала и стремглав вылетела из кабинета. Я тогда несказанно удивился и спросил у полисмена, которого поставили охранять помещение: "Что с мамой?". Вначале он смутился, но мой умоляющий взгляд не дал ему так просто увильнуть от ответа. Полицейский неразборчиво произнес: "Этот мальчик мертв...". Конечно же, я ничего не понял и попросил служителя порядка повторить свою фразу. Тот тяжело вздохнул, подумал немного, и лицо его вдруг прояснилось. Он мягко спросил: " Тебя зовут Стив, парень?". Я кивнул головой. Полицейский произнес: "Это твой братик", — ладонь его указала в сторону трупа, — "Он сильно устал и заснул. Скоро твоя мама придет и заберет его. Но учти, парень, он будет очень долго спать". Я понимающе произнес: "Да, мой брат большой засоня". Полисмен вымучено улыбнулся.

В этот момент в комнату зашла моя мама, уже заметно успокоившаяся, хотя все равно еще изредка подрагивающая. Я тут же накинулся на нее с вопросами: "Где папа? Братика будить будем?"

Уголки ее губ опустились еще сильнее, — хотя, казалось, куда уж дальше, — и она перевела свой взгляд с меня на полисмена. Тот кивнул головой. В глазах его читалась немая просьба.

Мама вздохнула и произнесла: "Папа уехал в командировку. А братика пока будить не будем, ты же знаешь — он любит поспать". Я улыбнулся. Мать улыбнуться не смогла. Она попрощалась со служителем порядка и, взяв меня за руку, вышла из кабинета.

Всю дорогу домой я проспал на уютном кожаном заднем сидении полицейского гравикара.

Правду я узнал лишь, когда мне стукнуло двенадцать.

Однажды в грустный холодный декабрьский день моя мать сказала, что хочет поговорить со мной. Она сидела у окна в дешевом зеленом халате. Капли дождя ритмично выстукивали одни им понятные симфонии по отливу, затем стекая оттуда и увеличивая лужи на асфальте. Моя мать тихо произнесла: "Твой брат не спит. Он мертв". Этот факт я воспринял не очень тяжело, потому что я догадался, что он погиб еще в семь лет. Тогда я очень расстроился. Ведь некому было со мной играть! Но второе материнское откровение буквально выдернуло почву из под ног: "Отец не в затяжной командировке. Он пропал без вести". Жилка над моим левым глазом задергалась, в зобу дыханье сперло. Я ничего не сказал. Лишь развернулся и ушел в свою комнату. Дверь запер на защелку.

И я поклялся отомстить. И теперь, возможно, у меня появился шанс. Я убивал ублюдков с шестнадцати лет: простреливал головы, перерезал глотки, ломал кости. И я никогда не терял веры в то, что найду убийцу брата. Или убийц. Ведь вера умирает последней.

Я отдернул руку от игрушечного гравикара, словно обжегся. Достал плазмаган. Пистолет. Проверил тайник с ножом. Удостоверился, надежно ли закреплен компактный игломет, заряженный ядовитыми снарядами, расположенный в конце правого рукава.

Дверь, наконец, отворилась.

Я вошел в залитый ослепительно-белым светом длинный коридор. На севере он имел два ответвления. Я бегом добрался до развилки. Скрываться не имело смысла, так как тут, наверняка, везде понатыканы камеры слежения.

Левое продолжение коридора вело к двери, посередине которой торчал вентиль. Судя по всему, она открывалась лишь посредством него, так как я не обнаружил поблизости кодовой панели или считывающего устройства.

Правое ответвление заканчивалось тупиком, в котором располагался небольшой оружейный арсенал, к сожалению, надежно защищенный силовым полем.

Мне не оставалось ничего сделать, как повернуть налево и открыть дверь. Безрассудно, конечно. Но не зря же меня называют Плотником? Профессия у нас такая, творческая, иногда приходится экспериментировать. Вентиль поддавался туго, но все же медленно проворачивался.

Примерно через минуту он прекратил движение. Тогда я попытался открыть дверь.

Получилось. Массивная железная конструкция отдвинулась, освободив проем.

За ним вольготно раскинулось огромное помещение песчанно-бежевых цветов. Потолка не было видно, значит, этажей было не меньше трех. Прямо напротив меня располагалась громадная деревянная старомодная дверь.

Должен признать, что этот вид меня впечатлил. Но одновременно и насторожил. Идеальное место для засады

Другой бы отступил и составил более продуманный план, но я выставил свои орудия перед собой и шагнул внутрь. Страха не было.

И бинго! Сразу же путь к отступлению мне преградила полупрозрачная голубая энергетическая субстанция, так похожая на пищевую пленку, и на балконах второго и третьего этажа внезапно возникли люди в камуфляжных костюмах, с лазганами, приведенными в полную боеготовность. Я открыл беспорядочную пальбу, но, как впоследствии оказалось, их защищало силовое поле. Странно, но они не открыли ответный огонь, а все так и стояли, держа меня в перекрестии оптических прицелов.

Неожиданно старомодная дверь, выпиленная, судя по всему, из дуба, распахнулась, и в залу вошла группа людей, видимо, босс и его охрана, так как впереди находился бородатый мужчина средних лет в строгом бежевом костюме, поверх которого был надет карбоновый бронежилет, а позади понуро шагали четверо человек, одетых в легкие экзоскелеты песчаного цвета.

Я навел пистолет в их сторону и несколько раз нажал на спусковой крючок. Пули со свистом вылетели из дула.

И упали рядом с пришедшими. "Черт побери!", — воскликнул я, — "У этих ублюдков компактный генератор...". Тут главарь кивнул, и я осознал, что все эти слова я произнес вслух. Все, я проиграл. Но не в моих правилах сдаваться сразу.

Я кинулся на противников врукопашную. Один из дюжих охранников с легкостью перехватил удар и заломил мою руку за спину. Затем я услышал щелчок замка. Этот ублюдок надел на меня наручники! Затем он резко развернул меня, по направлению к своему нанимателю.

В руке тот уже держал револьвер. Коллекционный, но все же способный произвести смертельный выстрел. Руки его не дрожали. Убивать ему было не впервой. Он произнес: "Прощай, Стив", — и вставил один патрон в барабан. "Откуда он знает мое имя?", — ужаснулся я, — "Или этот ублюдок из Интерпола, или...". И тут меня осенило.

Я ведь видел этого человека однажды. Ровно, как и того бугая, который только что сковал меня наручниками.

Мне было четыре года. Стоял жаркий июльский день. Я обливался потом, беспрестанно ныл и просился домой, но моя мать настояла на своем, и мне пришлось поехать с ней к отцу на работу.

Температура в его кабинете была невыносимой. Логично, что я удивился, как это мой папа до сих пор не расплавился. Отец мой разговаривал о чем-то с двумя мужчинами: один был худ, стар, — тогда любого старше 25 лет я автоматически переводил в разряд старых развалин, — другой был молод, тучен, но он так и излучал физическую силу. Интеллектуального превосходства я не почувствовал. Может, его и не было. Впрочем, неважно. Разговор шел на повышенных тонах, и предвещал беду. Наконец, отец ударил кулаком по столу, встал со стула и указал своим собеседникам на входную дверь. Старик оскалился, но промолчал и на негнущихся ногах зашагал к выходу. Бугай последовал за ним. Пожилой человек остановился возле меня и спросил мерзким скрипучим голосом: "Как тебя зовут, мальчик?". Я радостно ответил, — еще бы! Мне в детстве всегда льстило повышенное внимание! А сейчас я от него избавиться не могу..., — "Стив". Тогда старик противно улыбнулся, а папа гаркнул: "Выметайся!". Гость цыкнул зубом и вышел из кабинета. Его охранник последовал за ним.

Я идеально запомнил его голос. И бороду.

Мой убийца крутанул барабан револьвера. Прицел пристально глядел на мою голову. Мой судья произнес: "Думаешь, играем в русскую рулетку? Нет", — он ухмыльнулся, — "Я просто забыл один патрон".

И тут я рискнул.

Я резко тряхнул правой рукой.

И мне повезло. Игломет упал в ладонь. Я зажал его между пальцев. Высунул из-за спины руку, насколько это было возможно. Нажал на кнопку. Все это заняло какую-то ничтожно малую долю секунды. Первый снаряд ушел в молоко. Я перекатился, уходя от выстрела. Второй снаряд попал моему убийце прямо в запястье. Через три дня яд прикончит этого ублюдка, ведь нейтрализовать его нельзя. Третий снаряд попал в одного из охранников, к сожалению, не в того, который был мне знаком.

Я рывком поднялся с колен, и множество пуль, вкупе с лазерным огнем, прошили мое тело. Но в голове, вплоть до того, как стремительно угасшее сознание покинуло меня, крутилась одна навязчивая мысль. Я сделал это — я отомстил.

Но лучше всего было не это.

Многие говорят, что месть не приносит ничего, кроме разочарования и горечи. Так вот — это неправда. В последние мгновения своей жизни я не испытывал ничего, кроме всепоглощающего счастья. Кроме радости.