Магия Голоса. Книга вторая

Можно было бы к Еваниэли за помощью обратиться, что бы она разъяснила и помогла понять, что со мной не так и что делать? У неё всегда на всё есть правильный ответ и совет. Но если мне её совет не понравится, а сердце подсказывает, что в этом случае так и будет, это только усугубит ситуацию. Потому что, с одной стороны, я ему, все равно, следовать не буду, а с другой, буду мучиться и себя за это ругать.

Знаю один безотказный способ влюбить в себя почти любого, надо просто воспользоваться своим Даром, перед ним все беззащитны, если только заранее не ждут опасности и не установят ментальный щит. Но Учитель мне миллион раз повторял, что так использовать Голос, это преступление, недопустимое насилие над личностью. И как только эта личность перестанет испытывать мое ментальное воздействие, я тут же приобрету непримиримого врага. В личных целях моим Даром можно пользоваться только тогда, когда существует угроза жизни. Грансимэль всегда требует от меня, чтобы я жила с постоянным контролем над Голосом, даже в кругу близких, даже в быту, даже в одиночестве.

Как-то однажды, когда я плохо подготовилась к занятию и хотела задобрить Учителя, я все же воспользовалась Голосом, подпустив в него завлекательно-ласково-льстивые интонации. Как же он тогда был рассержен! Суровым Голосом, от которого у меня панические мурашки поползли по телу и волосы зашевелились на голове, он отчитал меня:

— Ты получила Дар не для того, чтобы решать личные проблемы, а для того, чтобы доставить радость окружающим, или заставить их задуматься и понять что-то очень важное, или что-то вспомнить значимое в жизни, или взгрустнуть о чём-то несбывшемся, или укрепить веру в себя, или подарить надежду. Я требую, научись говорить и петь так, чтобы в Голосе не было никакой личной корысти. Во-первых, это недостойно и бесчестно заставлять эльфов, общаясь с тобой, постоянно держать защиту. Во-вторых, те, у кого эта защита окажется слаба, толпой фанатичных поклонников отравят тебе существование, лишив личного пространства и личной свободы, преследуя везде, в том числе, и в гигиенической комнате. Хочешь такого?!

— Нет, — ярко представив себе эту жуткую картину, искренне ужаснулась я.

— Тогда, что же ты себе позволяешь?! Даже я, совершенно равнодушный к женщинам, иногда, начинаю относиться к тебе особым образом. Это никуда не годится. Если буду замечать что-то подобное, стану наказывать дополнительными занятиями и физическими нагрузками на полосе препятствий Тренировочного Поля.

Надо сказать, что, в итоге, я прохожу эту самую полосу препятствий не хуже воинов, но и Голосом, для личных целей, пользоваться никогда себе не позволяю.

Но проблему моего страстного влечения к Лазарэлю надо было как-то решать. Я не знала как. И на одном из занятий с Грансимэлем спросила его:

— Учитель, как заставить мужчину обратить на меня внимание, не пользуясь Даром?

— О ком идёт речь? — удивлённо уточнил он.

После короткой стыдливой заминки я произнесла:

— О Лазарэле.

Учитель посмотрел на меня как-то встревожено:

— С чего это вдруг, если он около тебя уже больше десяти лет?

— Ну, может быть, как раз поэтому?

— Плохо — вздохнул Учитель. — Во-первых, ты ещё слишком юная, тебе еще пять лет до совершеннолетия. Во-вторых, ты разве не поняла за эти годы, что Лазарэля больше интересуют мужчины, чем женщины?

— Как это?! — ошарашенная услышанным, воскликнула я.

Нет-нет, хоть я еще и не имела никакого сексуального опыта, но не была настолько наивной, что бы не знать и о такого рода отношениях между мужчинами. Тем более, что среди эльфов это не редкость, которая не скрывается и не осуждается. Тот же Учитель никогда не делал секрета от меня, что уже многие годы любит мужчину, и они счастливая пара. Но Лазарэль... никак не укладывался в моей голове в подобную схему.

— Вот так. Сейчас он с Азарисэлем, — разъяснил Грансимэль. — Если ты этого не знала, значит, либо он зачем-то это от тебя тщательно скрывает, либо ты настолько им не интересовалась, что не видела очевидного.

— Последнее время я им очень даже интересуюсь и ничего такого не замечала. Что мне делать-то? Как обратить на себя его внимание? Возможно ли это? Так ли действительно обстоит дело, как ты рассказал? И может быть можно хоть чуть-чуть воспользоваться Голосом? — с отчаянием спросила я.

— Нет, — категорично заявил Учитель. — Даром пользоваться нельзя, а узнать о возможности отношений между вами очень просто. Для этого надо откровенно с ним поговорить.

— Я не смогу. Мне будет неловко самой его об этом спрашивать. Да ещё, если ответ окажется для меня отрицательным, я сгорю от уязвлённого самолюбия.

— В этом нет ничего неловкого, стыдного и уж тем более уязвляющего. Так решают подобные проблемы все взрослые эльфы, независимо от пола. Тем более, при условии такого дефицита женщин среди нас, любой мужчина будет искренне благодарен за проявленный к нему интерес, какие бы чувства он к этой женщине не испытывал.

— Спасибо, Учитель. Я подумаю над этим, — ответила я тогда.

Думала я целый месяц. Потому что, когда я не видела Лазарэля, я рассказывала себе, что он мне не нужен, даже если его отношения с мужчинами останутся в прошлом. Но как только я с ним встречалась, а это происходило ежедневно, начиная с утренней тренировки на Тренировочном Поле, и заканчивая вечерним возвращением домой, после занятий с Учителем или репетиций с моей музыкальной группой, я думала только о том, что согласна на всё. Лишь бы быть с ним рядом.

В итоге, я, истерзанная своими чувствами, всё-таки не удержавшись, стыдясь своей слабости, чуть-чуть нарушила запрет Учителя и использовала капельку Дара. Однажды, прощаясь с Лазарэлем вечером, на пороге своего дома, я, добавив в Голос едва заметную сексуальную хрипотцу и мягкий оттенок призыва, спросила:

— Лазарэль, это правда, что тебя, в сексуальном плане, привлекают мужчины, а не женщины?

Мой вопрос его нисколько не смутил и, как мне показалось, не был неожиданным.

— Нет, неправда. Я бисексуал, и с одинаковым удовольствием провожу свой досуг и с мужчинами, и с женщинами. Но, женщин среди нас очень мало, особенно свободных, так что такие контакты, и правда, редки. А почему ты вдруг об этом спросила? — с интересом уточнил он.

— Ты мне нравишься, но до меня дошла информация, что ты любишь мужчин, а в таком случае никаких отношений между нами быть не может. Впрочем, — грустно улыбнувшись, с болезненно замершим от разочарования сердцем, добавила я, — их не может быть и при твоём ответе.

Махнув ему рукой на прощанье и повернувшись спиной, я быстро ушла домой, где, считая себя самой несчастной и невезучей, полночи заливалась слезами.

Однако, с этого дня, поведение моего телохранителя резко изменилось. Если до этого он старался держаться незаметно, как положено телохранителю, соблюдая дистанцию и следуя за мной бесшумной, невидимой тенью, то теперь, он был рядом, демонстрируя мне своё внимание и заинтересованность. При каждом удобном случае он дразнил меня прикосновениями и ласковыми словами, стал дарить маленькие подарочки: то какую-нибудь вкусняшку, то симпатичную сумочку для моего бубна, то заколку для волос. В такие моменты, жаркая волна сокрушительной радости проходила по телу, хотелось прижаться к нему, хотелось поцелуев, вкус которых я до сих пор не знала.

Меня раскачивало, как маятник, из крайности в крайность. То жар, то холод. То сердце моё пело от его близости и интереса ко мне, рождая возбуждение, томление и смутное желание. То здравый смысл твердил, что это плохой выбор, сегодня его влечёт ко мне, а завтра снова захочется привычных отношений, чувств и ощущений, которые он испытывал с мужчинами. Я не знала, что мне делать, и, в результате, ужасно страдала. Стала рассеянной, плохо спала, старалась избегать тесного общения с родными и знакомыми, чтобы не отвечать на неудобные вопросы о том, что это со мной такое происходит. Даже новые тексты для песен у меня не писались и музыка не сочинялась.

Не знаю, чем бы для меня всё это закончилось, если бы Лазарэль, видя, что я всё-таки не решаюсь идти на полное сближение, однажды решительно сказал:

— Ивануэль, если тебя беспокоит моя прежняя сексуальная жизнь, то даю тебе слово, что теперь, кроме тебя, мне никто не нужен. Всё последнее время у меня никого нет. Моё сердце и мысли принадлежат только тебе.

От этих его слов сердце моё радостно затрепетало, и я, отбросив все сомнения, решила — конечно, ему сто пятьдесят лет, за такой долгий срок у каждого могло что-то в жизни произойти такое, к чему он потом никогда не вернётся.

С этого момента наши отношения стали развиваться со стремительной быстротой. На пике романтического общения с прогулками, подарками, объятиями, нескромными прикосновениями и долгожданными жаркими поцелуями, дело, конечно же, дошло и до взаимных признаний в любви, и до сексуальной близости, еще крепче связавшей нас.

Наверное, из-за хлынувшего на меня водопада новых чувств и ощущений я тогда не обратила внимания та то, как по-разному мы с ним смотрим на многое в жизни. Я, будучи полукровкой, ясное дело, считала расовую терпимость само собой разумеющимся положением. Лазарэль же, считал эльфов венцом творения, всегда подчеркивая дистанцию между другими расами. Он ненавидел орков и с презрением относился к гномам. Я фанатела от музыки, которая доминировала в моей жизни, он считал её малозначащим явлением. Я к своим концертам относилась как к ответственной работе, он — как к детскому развлечению.

Наши близкие отношения вынудили Лазарэля по этическим соображениям отказаться от должности моего телохранителя и вернуться в отряд воинов Дозора. Мы стали меньше видеться. Но каждую свободную минуту стремились быть вместе, проводя это время, в основном, в его постели. И очень скучали друг о друге, если не удавалось увидеться хоть один день.

Вскоре наша связь ни для кого не была секретом. Тогда и состоялся мой разговор с Еваниэлью.

— За что ты его любишь? — спросила она меня.

— А разве любят за что-то? — удивилась я. — Просто люблю. Возможно, даже вопреки, а не за что-то.

— Раз ты не можешь ответить на мой вопрос, это не любовь, а влюблённость, в основе которой всегда лежит мощное половое влечение. А вот во что перерастёт эта влюблённость — в любовь, ненависть или равнодушие, покажет время. Любовь же — это осознанное чувство, когда ты можешь конкретно ответить: люблю за... например, ум, доброту, заботу, общность интересов, взаимопонимание, чуткость и так далее.

— Я с этим не согласна, — категорично возразила я, сердясь, что меня не понимают.

— Это потому, что ты ещё маленькая, — снисходительно улыбнулась Еваниэль.

— Нет, я уже взрослая! — возмутилась я.

— Ладно, не будем спорить. Вернёмся к этому разговору года через три, но помни, я всегда, если понадобится, помогу тебе советом или делом.

Я не придала большого значения этому разговору, а стала активно бороться с родителями за право проживать отдельно от них, мотивируя это тем, что Академию я закончила, физически созрела, у меня появилась личная жизнь, и я вполне самостоятельно себя материально обеспечиваю.

Но родителей не удавалось переупрямить. Мне было заявлено, что правила для всех одни. Несовершеннолетний не может жить самостоятельно, без опеки взрослого. И не надо приводить в пример наших, выросших в Эльфийском Лесу, орчанок. У них совершеннолетие в двадцать пять лет и потому, что продолжительность жизни у них короче, и потому, что к этому возрасту они созревают не только физически, но и психически. А эльфийки совершеннолетия и полной зрелости достигают только к сорока годам, да и то, для многих личностей и этот срок под вопросом.

Я, со слезами на глазах, с глухим отчаянием жаловалась Лазарэлю на жестокое отношение ко мне родителей, ища у него сочувствия. И находила. Он хотел, чтобы мы жили вместе, не меньше чем я. В один из таких слезливых моментов, он рассказал мне, что выяснил — очень редко, но всё-таки бывают случаи, когда даже несовершеннолетняя эльфийка может уйти из родительского дома. Для этого надо выйти замуж и перейти под опеку мужа. Он заверил, что очень любит меня, мечтает прожить вместе всю оставшуюся жизнь и, если я решусь стать хозяйкой в его доме, будет безмерно счастлив.

Выйти замуж за Лазарэля — такой вариант мне показался самым желанным. Меня во всем устраивали наши с ним отношения. Я никакая не Дармия для него, чего всю жизнь опасалась, а значит, наша любовь более свободная — без зависимости с его стороны и без ответственности с моей.

Сейчас мне стыдно вспоминать, как не желая слушать никакие аргументы родителей, брата, сестры, Учителя, что не надо спешить с таким важным решением, я упорно и агрессивно настаивала на замужестве с Лазарэлем. И таки, добилась своего.

Вначале нашей совместной жизни с Лазарэлем, я была счастлива. Ходила гордая, довольная собой, дескать, вот я какая самостоятельная, настойчивая, не опускающая руки, как бы трудно ни было достичь задуманного. Я получила и любовь желанного мужчины, и, наперекор родителям, совместную жизнь с ним. Свысока поглядывала на сверстниц — вот, какая я уже взрослая! Радовалась, что любима, и млела от обращения ко мне Лазарэля — 'Сокровище моё'. Даже его тотальная ревность ко всему: моим близким, моим музыкантам, моим увлечениям, всё это, казалось мне проявлением его любви.

Наверное, в словах 'жизненный опыт' есть смысл. У Лазарэля он был, а у меня нет. Я даже не заметила, как он сузил круг моего общения и интересов, целенаправленно подчиняя и приковывая меня к себе. Он хотел, чтобы я пела только для него, ревниво ограничивал моё участие в концертах, где на меня смотрит множество глаз. Заверял, что мы не нуждаемся в моем заработке, что он сам обеспечит меня всем необходимым. Особенно его злило моё тесное общение с гномом и орком в моей музыкальной группе. Когда я впервые отчётливо поняла его брезгливое презрение к представителям других рас, то в шоке спросила:

— Но я сама полукровка, как же ты тогда можешь меня любить?

— Твоя мать относится к той расе, смешение кровью с которой можно примириться. Её внешность, хоть и отличается от нашей, но не отталкивающая. Она умна, а знаниями и умениями, которые достигла её раса в другом мире, можно только восхищаться.

Постепенно, чтобы не злить Лазарэля и не ссориться с ним, мои репетиции к концертам, да и само участие в них, сошли на нет. На попытки Рона, Маркуса и Такисарэля выяснить, что происходит, я не решалась рассказать правду. И нарочито безмятежно уверяла, что пока мне это не интересно, и нам надо сделать перерыв в выступлениях. Так, наша музыкальная группа распалась.

Даже моего ездового ящера пришлось отдать в пользование Александрэля, так как мне стало некуда на нём ездить. И в состязаниях по стрельбе из лука пришлось отказаться, потому что Лазарэль считал, что это не женское дело.

Все мои попытки к сопротивлению и хоть какой-то самостоятельности Лазарэль воспринимал, как вздорные капризы, которые его раздражали. А любое проявление с моей стороны слабости и покорности поощрял нежными словами и чувственными ласками. Он сердился, когда я произносила 'я сама', и был готов исполнить любое мое желание, когда я в шутку обращалась к нему со словами 'мой Повелитель'.