— Да, ладно, Маш, пусть твоим Ярославом мама с папой занимаются. И не прибедняйся: в вашей квартире можно тренажерный зал организовать, а вы и не заметите. Так что пусть братик самовыражается на здоровье, а ты о себе думай. Пошли гулять?
— Не хочу. Да и не могу. Говорю же, горло еще болит.
— Почему ты на подъем такая трудная?
— Ничего подобного.
— Обижусь, — надула розовые губки Катя. Маша с тоской посмотрела в окно: небо серое, тучами затянутое.
— Нет, не охота.
В комнату деликатно постучали, и на пороге возник взъерошенный парень загорелой наружности. Катя заинтересованно уставилась на его симпатичную физиономию и облизнула губки, пройдя взглядом по внушительному контуру мышц, не по-юношески развитого, обнаженного торса:
— Заходи, Ярослав, — пропела томно.
— Здрас-сте! — кинул в ответ парень, отвесив дурашливый поклон девушкам.
Маша хмуро посмотрела на брата, по лицу читая — что-то ему надо.
— Ну, — бросила не ласково.
Тот перестал кривляться, шагнул к сестре, подал лист исписанной бумаги:
— Сходи за меня, а? Мать в магазин гонит, а мне никак, Маш, — пробасил просительно.
Маша перечитала список нужных продуктов, и, прикинув, что ей столько не только до такси не донести, но в принципе и не поднять, возмущенно уставилась на брата:
— Я не поняла, кто в нашей семье культурист?
— Ну, Маш, вы вон с Катериной вдвоем...
— А я причем? — выгнула бровь блондинка. — Я тяжелей косметички ничего не поднимала и поднимать не собираюсь.
— Вот-вот. Так что катись-ка ты братик, куда мама послала.
— Маш? Ну, Маш? Я же тебя редко о чем-то прошу, — загудел парень.
— Ага? Перечислить? Нет? Вот и иди. Не нарушай идиллию девичника. Общаться мешаешь.
Парень решил обидеться, гордо вскинул голову, прищурился, приготовившись высказать сестре все, что думает и о ней, и о девичнике, но передумал, сообразив, что перед ним не подружка. С Машей лучше по-хорошему, тонко, умно.
Вздохнул и, рухнув на колени, брякнул лбом о паркет:
— Отслужу, сестрица родная! — взвыл дурашливо. — Только не руби мне планы! Век твою доброту помнить буду!
— Вот шут, — хохотнула Катя, восхищенно поглядывая на Ярослава.
Маша, тяжко вздохнув, махнула ему ладонью:
— Сгинь, изверг!
Парень вскинул на сестру лукавый, довольный взгляд и с улыбкой ... пополз к выходу.
— Да встань ты!
— Не смею, твоя доброта меня сразила.
— Перестань паясничать! — скривилась Маша. Ярослав поднялся и вышел, осторожно прикрыв дверь.
— А парнишка далеко пойдет. Ох, змей-искуситель растет. Респект, — с плутоватой улыбкой заметила блондинка.
— Напоминаю: он младше тебя на четыре года, — зная Катеринину любовь к доступным и неразвращенным мужским телам, предупредила Маша, поднимаясь с дивана.
— Возраст для любви не помеха.
— Помеха, поверь. Мысли прочь от Ярослава. Пойдешь со мной в магазин?
— Ну, вот, приглашала на романтическую прогулку с целью окручивания пары десятков молодых и интересных, а получила пошлое предложение о молочно-сосисочном рандеву. Фи! Позвони домработнице.
— Зачем?
— За тем, чтоб в магазин не бежать.
— Стыдно загружать домработницу, когда две незагруженные работой женщины в доме. И потом, мама Лику к кухне и продуктам все равно даже на пушечный выстрел не подпустит. Пища — святое, готовка — таинство, плита — алтарь, — буркнула Маша, внимательно перечитывая список. Странно: у них намечаются гости? — Тебе кто дверь открыл?
Блондинка хлопнула ресницами:
— Вероника Львовна, мама твоя.
— Что сказала?
— Что ты у себя.
— И все?
— Все. А что?
— Никого больше не видела?
— Нет. А должна была? Вы пару комнат в аренду сдали?
— Странно. Глянь на список: здесь на роту провианта, — не обращая внимания на ехидство подруги, сказала Маша, подавая ей лист бумаги.
— Гости? Высокие персоны? — выгнула та бровь, пробежав взглядом по списку.
— Не в курсе. Что тоже странно. Пойду за разъяснением. Подожди меня.
— Легко. Кроме Барикко еще что-нибудь есть, мозг занять в ожидании?
— Осокин вон на столе. И Ницше. Могу еще конспектами по молекулярной химии порадовать.
— Дура ты, Грекова, — скривилась Катерина.
— Извини: дамские романы и желтая пресса в книжном магазине за углом, — кинула Маша, выплывая из комнаты.
Вероника перешагнула сорокалетний рубеж, но рядом с детьми выглядела, не как их мать, а скорей, как сестра. Никто не давал ей отмерянных природой сорока двух лет не из-за тактичности, а оттого, что и мысли не возникало посчитать годы этой приятной во всех отношениях женщины. Миловидное лицо, простая и в тоже время элегантная прическа, мягкая улыбка и добрый взгляд голубых глаз. Стройная фигурка, обтянутая водолазкой и легкими брючками теплых цветов. Плавные движения, идеальная осанка.
Маша, прислонившись к косяку двери, с гордостью и долей зависти рассматривала мать и думала: почему материнская мягкость, застенчивость не достались ей и в урезанном варианте? Они обе любили дом, тишину, покой и уют, но на этом их сходство заканчивалось.
— Мама, мы кого-то ждем в гости? — спросила, проходя в кухню.
Женщина выключила миксер и повернулась к дочери:
— Ждем, Машенька, но будут ли гости, точно сказать не могу.
— Это как, мам? Зачем тогда готовить, покупать столько продуктов?
— Видишь ли, девочка, я не уверена что гости придут именно сегодня, но очень на то надеюсь.
— Позвони и узнай.
— Не могу. К тому же неприлично тревожить человека. Когда он посчитает нужным, тогда и придет. Церемонии абсолютно не уместны среди своих. Но мы должны быть готовы к встрече и максимально тактичны в беседе.
— И кто ж такой ранимый к нам наведаться думает?
— Дядя Вадим, — нехотя ответила женщина, отвернулась от дочери, пряча расстроенное лицо, поставила кастрюльку на плиту.
Маша опустилась на табурет — вот это новость!
— Дядя Вадим?! — выдохнула, не скрывая радости и удивления.
Вероника покосилась на дочь:
— Да, Вадим приехал, но прошу тебя вести себя как можно скромней, когда он придет. Будь деликатна, Маша. И ради Бога, не лезь к нему с расспросами и... лобызаниями. Ты уже взрослая девочка, должна понимать, что неприлично бросаться с визгом на шею взрослого мужчины, по многим причинам.
— Например? — насторожилась Маша, и скрывая волнение, принялась грызть грушу, взяв ее с вазы. Девушка прекрасно понимала, что мама чего-то опасается, и даже догадывалась чего, но не принимала ее страхи всерьез. Конечно, Вадим — папин брат, фигура весьма загадочная и многозначительная, что и привлекает к нему тела и души неокрепших созданий. Но Маша его племянница.
И тяжело вздохнула — а жаль. Губы изогнулись в улыбке, мысли уже полетели в те годы, когда они виделись, и перед глазами возник незабвенный образ элегантного, улыбчивого, остроумного мужчины. Невысокая, но стройная фигура, мужественное, немного жесткое лицо с пристальным внимательным взглядом блестящих черных глаз. И смех — заразительный и снисходительный.
Вера уловила настроение дочери, встревожено нахмурилась:
— Маша, о чем ты думаешь? — подсела рядом.
— Ни о чем, — пожала та плечами и, вспомнив о груше, принялась вновь вгрызаться в плод.
— Возьми вазу, угости Катю фруктами, — предложила мать.
— Позже, мы сейчас в магазин пойдем.
— Я же просила Ярослава!
— Мама, он мужчина, что он может купить? Опять принесет половину, треть из которой будет выкинута в мусоропровод. Я лучше сама. Тем более для дяди Вадима нужно купить что-нибудь изысканное.
— Оставь, пожалуйста, того, что я написала, довольно.
— Мама, а он надолго прилетел?
— Не знаю.
— А давно?
— Не знаю, — женщина была явно недовольна расспросами. Впрочем, как всегда. Тема Вадима Грекова была запретной, тайной. О нем можно было лишь шушукаться, но не говорить открыто. Машу всегда притягивали чужие тайны, а здесь секрет в родне! Как не залезть носиком и не разведать?
— Мама, а почему он редко бывает у нас? А мы к нему вообще ни разу не ездили. Почему?
— Неприлично навязывать свое общество...
— Мам, он наш дядя. Что неприличного, если к нему в гости раз в двадцать лет приедут племянники? Я лично хотела бы посмотреть, как он живет. Ярославу тоже не помешало бы путешествие за границу.
— Маша, вы почти каждое лето отдыхаете за границей...
— Мам, по путевкам, в гостиницах, бунгало, а не в доме родного брата отца! Согласись, это странно. Почему нам не навестить его ответно?
— Сначала пусть он навестит нас, — поджала губы мать.
— Ну вот, ты опять расстроилась. Мамочка, я не хотела тебя огорчать, я просто хочу понять, почему вокруг дяди Вадима столько таинственности. Мистер Икс — не меньше. Почему вы ничего нам о нем не рассказываете?
— Сплетни и пересуды — недостойное уважающей себя женщины занятие.
— Мамочка, какие же сплетни?...
— Любые разговоры о человеке, за его спиной и есть сплетни. Стыдно, Маша, — качнула головой Вероника Львовна.
— Хорошо, а если я спрошу его сама?
— Тем более неприлично лезь к человеку с расспросами. Что он подумает о тебе и о нас?
— А что он подумает? — пожала плечами девушка, не видя ничего предосудительного в желании узнать подробности жизни заморского родственника. — И причем тут вы?
— Машенька, мы твои родители и несем ответственность за твои поступки. Если ты поступаешь дурно, значит минус нам. Я бы не хотела, чтоб ты ставила нас в неловкое положение и дала Вадиму повод усомниться в хорошем воспитании племянников. Будь так любезна, придержи свое любопытство. Не забывай, пожалуйста, о том, что твой дядя редко бывает на Родине, и отвык от менталитета русского характера. Не стоит его шокировать плохими манерами, и подводить нас. Мы должны обеспечить ему максимальный комфорт, отвлечь от грустных мыслей, создать все условия, чтоб он пришел в себя и остался доволен встречей с родными. Это наш долг, Машенька.
— Мам, если мне память не изменяет, у него здесь есть огромная квартира. К тому же он очень умный и самостоятельный мужчина, способный и постоять за себя, и получить все, что хочет. Так что в комфорте он не нуждается. И с чего вдруг мы должны проявлять не свойственный нам пуританизм, щадя его психику? Что у него случилось?
— У него горе, Маша. И хватит расспросов. Тебя ждет подруга. Некрасиво оставлять гостя одного. Иди, — мягко, но настойчиво попросила мать и вернулась к хлопотам по приготовлению обеда. Маша, понимая, что больше ничего не добьется, нехотя вылезла из-за стола и пошла к себе.
Она неслышно вплыла в свою комнату и застыла у двери.
Катя, хмуря брови, мучила мозг в попытке понять, что читает и зачем это, в принципе, было написано. Маша хмыкнула — внешний облик блондинки диссонировал с любой наукой, а с историей средних веков Осокина особенно. Вот если б в ее руках было руководство по обольщению мужчин...
Катя вздрогнула, услышав фырчанье, и уставилась на подругу:
— Фу, Машка, меня чуть Кондратий не хватил! Под Каспера что ли шифруешься?
— А ты под бакалавра исторических наук.
— Да ну тебя, — обиделась Катя. Отложила книгу. — Вот и приходи к тебе в гости.
— Вот, вот, — загадочно улыбнулась Грекова, присаживаясь рядом с подругой. Та подозрительно уставилась на нее:
— Что таинственная такая? Узнала, что за гости намечаются?
— Ага. Не угадаешь.
— Да и пытаться не буду. Больно надо.
— Не дуйся, Кать... Я такое узнала!... Дядя Вадим приехал.
— Ой, ну надо же — персона нон-грата — дядя Вадим! — скривилась блондинка.
— Да! Я, знаешь, его сколько не видела? Лет восемь.
— Ты меня просто умиляешь, Маш: `восемь лет', `дядя'. Родственник, да? У меня тоже в этом году новый родственник объявился — папаша. Пожульканный, как прабабушкин макинтош.
— Причем тут твой отец? Сравнила! Дядя Вадим живет в Швеции. Он весь такой... — закатила глаза девушка в попытке найти на потолке оптимально подходящие образу чужеземного родственника определения. Блондинка заинтересованно облизнула губы, качнулась к ней:
— Какой? Не томи.
— Одно у тебя на уме, Рябинина! Ему за сорок!
— И что? Самый возраст. Познакомишь?
— Зачем? — хлопнула ресницами Маша, натурально не понимая, что Катя собралась делать с мужчиной, годящимся ей в отцы.
— Фишки с покемонами собирать! В Швеции их навалом! — рявкнула блондинка. — Дура, что ли?! Зачем женщина с мужчиной знакомится?!
— С этим мужчиной тебе лучше не знакомиться, — поджала губы Маша.
— Это почему? Неужели формой ушей для Швеции не вышла?
— Синусоидой извилин! Дурная ты, Кать. Все об одном и том же. Тебя что-нибудь еще интересует?
— Ницше, — с сарказмом кивнула та. — Только он один мне по жизни и пригодится! Зануда ты, Грекова. Ярослава не тронь — мал, дяденьку иноземца тоже не трогай — стар. Лучше б интерфейс родственника показала да на семейный фуршет пригласила. А там сами разберемся, чай, совершеннолетние. Оба.
— Не дождешься. Для твоего же блага.
— В смысле, ты спасаешь меня от вольготной жизни иностранки? Боишься, что подавлюсь ананасами на собственной вилле?
— Именно. У дяди Вадима, если мне память не изменяет, было семь жен. Семь! Знаю точно, что одна умерла от энцефалита. Остальные — дело следствия.
— Вау! Он случайно бороду не отращивает, синюю?
— Не знаю. Раньше — нет, а что теперь — вопрос. Говорю же, восемь лет не видела.
— А что сейчас приехал?
Катя пожала плечами:
— Думаю, за очередной женой. Дядя патриот, только россиянок признает.
— Честь-то какая, — скривила губки блондинка. — Ну и родственник у тебя, Грекова, не позавидуешь. Уговорила, обойдусь я без виллы, а ананасами и так все магазины завалены. .. Слушай, а ты не врешь про семь жен? — прищурилась, заподозрив каверзу.
— Может и вру. У самого не спросишь, а мать с отцом свято блюдут тайну браков. Но уповая на свою память и логику, могу перечислить: Рита — раз. Умерла от энцефалита. Точно. Я слышала, как мама с папой данный факт обсуждали вполголоса. Света — два. Ее я помню — солнечная, озорная. Дядя Вадим ее к нам приводил, я еще совсем девчонкой была. Помню, она рыжая в легкомысленных кудряшках была, и все время смеялась. Мне нравилось, что она такая веселая, а мама потом отцу шептала, что Светлана, мол, непробиваемо глупа для любого мужчины со средним уровнем интеллекта, а уж для Вадима — подавно. Что с этой Светой случилось потом — не знаю. Дальше...Как же ее? — нахмурила брови Маша в попытке вспомнить третью супругу родственника. — А! Катя — три. А может четыре или пять? Или два? Я ее вообще плохо помню: что-то безликое, молчаливое в темном. Все. Больше ни одной не знаю. А родители молчат. Даже меж собой дядю шепотом обсуждают. Тетка? Она в доме престарелых: маразм цветет и плодоносит, так что и спрашивать резона нет — все равно информация фэнтази окажется. Вообще-то я давно хотела с биографией дяди разобраться: слишком много замалчивания вокруг его персоны, тайн, секретов.
