Столик описал очередной отрезок дуги. Лоун — самый младший из детей покойного короля, самый младший из присутствующих. Юноша, почти ребенок, он врагов не имел.
Лоун протянул руку с пустым бокалом, но, несмотря на видимые усилия поставить ровно его не сумел. Бокал перевернулся и десять пар глаз вперились в самого младшего принца. Парень мгновенно покраснел, быстро схватил новый бокал и, не глядя ни на кого, вжался в кресло. Из всех эмоция, выказанных присутствующими, Ланс не заметил ни од-ной отрицательной.
Следующим был Фредерик, старший сын герцога Кардигана. К этому человеку Ланс испытывал особый интерес. У них были совершенно разные матери, их отцы, хоть и бра-тья, но внешне тоже полные противоположности. Но похожи они были как братья-близнецы. И фигурой двоюродный брат походил скорее на дядю-короля, чем на собствен-ного отца. Кроме того, Ланс угадывал в этом человеке и какую-то духовную общность с собой. Фредерик с детства был сумасбродным, вспыльчивым, но отходчивым и способным на великодушный поступок, человеком. Отношение к нему остальных членов семьи было очень неоднозначным. По праву рождения он почти ни на что не мог претендовать, и это здорово облегчало ему жизнь.
Взяв полный бокал, Фредерик тут же отпил половину содержимого.
Поскрипывающие колёсики остановились у следующего кресла. Эдвин, старший сын Дарвина долгое время был любимчиком короля и потому почти ни с кем не ладил. Драч-ливый и наглый в детстве, он с возрастом стал самоуверенным, высокомерным и грубым. Во всяком случае, с точки зрения Ланса. Друг друга они терпеть не могли.
Эдвин поменял бокалы с точностью гвардейца, проделывающего на плацу приемы с оружием.... Ланс поспешно отвел взгляд.
Виктор, младший сын герцога Кардигана. Внешне он был — сын отца своего. По харак-теру же — более мягкая версия своего брата. Язвительный, шумный, быстрый, с открытым взглядом и ясным умом. В детстве он был заводилой и автором всех игр и шалостей, и не-редко ему удавалось верховодить даже над старшими братьями. Со временем эти забавы, как будто бы, прекратились.
Виктор поставил пустой бокал на стол , с улыбкой поблагодарил слугу и взял полный.
— В общем— то, Эми права. — нарушил затянувшуюся паузу Филипп, — вряд ли нашу жизнь можно считать нормальной. Нет, я не собираюсь менторствовать, я просто обозна-чаю наметившуюся тенденцию.
— Наметившуюся лет девяносто назад, при рождении Дарвина, — со смехом подсказал Фредерик.
— Пусть так, но что мешает ее исправить?
— Я бы сказал так: неумение и нежелание наступать на горло песне, — пояснил Виктор.
Эмилия прыснула.
— Да? А я думала, мы только этим и занимаемся.
— Похоже, я неточно выразился. Я хотел сказать "наступать на горло собственной пес-не".
— И что сие означает? — поинтересовался Винс.
— Например, было бы неплохо научиться отказываться от собственных амбиций.
— Ого! — воскликнул Ланс. — Ты покажешь нам пример?
Кузен улыбнулся ему.
— Разве у меня когда-то были амбиции?
Все рассмеялись.
— Интересно, у кого из нас они есть? — промокая платочком глаза, вопросила Эмилия.
— Да, — подтвердил Фредерик. — На редкость непритязательная компания подобралась.
— Здесь ничего нет смешного, — резко произнес Эдвин. — Вы все прекрасно поняли, от чего нам предложил отказаться Виктор.
— Ну-ну, Эд. — двоюродный брат предостерегающе поднял ладонь. — Я никому ничего не предлагал.
— Тогда мне послышалось. — с сарказмом сказал Эдвин.
— А что ты имеешь против предложения Вика, брат? — неожиданно спросил Леонард.
— Я полагаю, что идеи вроде этой только уводят нас в сторону от решения проблем.
— А какие у нас проблемы? — тут же поинтересовался близнец.
— Корона, — отрубил Эд после короткого колебания.
— И много у нас с ней проблем?
— А сколько нас столько и проблем? — сострил Ланс.
Все зашевелились.
— Допустим, — спокойно согласился Леонард. — И как ты, Эдвин, собрался их решать?
— Это что допрос? — высокомерно осведомился самый старший принц.
— Да, — равнодушно подтвердил Леон.
— Судя по твоему тону, у тебя и самого есть, что сказать по этому поводу.
— Есть. Корону беру я.
После короткой паузы все зааплодировали.
— Ну, наконец-то! — Воскликнула Эмилия. — Наконец-то роковые слова сказаны. Когда коронация, Леон?
— Очень смешно, — оборвал ее Эдвин. — Прямо обхохочешься.
— А что? — вопросил Фредерик, — во всяком случае, ничего более определенного я еще не слышал. Молодец, Леонард.
— Спасибо, Фред. Но Эдвин еще не ответил на мой вопрос.
— Какое трогательное взаимопонимание, — язвительно заметил Эдвин:
— Только, брат, постарайтесь не поворачиваться спиной к своим родственничкам после этого заявления.
— Это грязный прием, Эд! — пылко воскликнул Лоун.
В зале поднялся возмущенный гам.
— Ты хоть сам понимаешь, что говоришь, братец? — холодно осведомился Фредерик.
На Эдвина обрушились со всех сторон, и он сидел в напряженной позе, вертя головой и гоняя желваки по скулам. Он с такой силой сжал подлокотники кресла, что у него побе-лели костяшки пальцев.
— Да прекратите вы! Свое мнение обо мне можете держать при себе. И плевал я на приличия! Я не сказал ничего такого, чего вы и сами не знаете. Я играю в открытую, и по-вторяю: мне не нравится предложение Леона.
Все замолчали.
— Я только хочу сказать, что Леон может поворачиваться спиной к кому захочет, и ко-гда захочет. Потому, что рядом буду я, — ледяным тоном заявила Диана.
— Знаешь, сестричка, — задумчиво проговорил близнец. — Возможно, Эд и прав. Думаю, нам не следует сердиться на него.
— Только что было растоплено еще одно мужское сердце, — торжественно возвестила Эмилия. — Это и есть хваленый мужской рассудок?
— Эд? — позвал Виктор. — А в какую форму выльется твоё "мне не нравится"?
— В такую же, в какую и твоё. И не надо мне рассказывать, как ты будешь рад видеть Леонарда на троне.
— И не буду. И, кстати, я ничего не имею против Леона, в отличие от тебя.
Эдвин поморщился.
— Только не надо, не нужно этого. Каждый из нас видит себя королем и просто наивно выставлять меня каким-то чудовищем.
— Верно, — согласился Виктор. — Но ты единственный, кто им видит только себя.
— Постойте, — поспешно вмешался Фредерик. — Так мы не договоримся. У меня есть предложение. Пусть каждый сформулирует свою точку зрения на суть проблемы. После этого можно будет обговорить все разногласия.
— Конечно, — подхватила Эмм. — Я даже могу заранее...
— Подожди, сестра, — перебил её Виктор. — В предложении Фредерика есть смысл. Ра-зумеется, глупо ожидать, что все начнут выкладывать свои соображения, но этого и не требуется. Сейчас мы, кто умышленно, а кто и нет, способствуем разжиганию нового кон-фликта в семье, и наверняка каждый из нас имеет свои планы благополучного для себя вы-хода из него. Все это называется интриганством. Остановить процесс мы не можем, но мы можем смягчить его. Все, что скажет каждый из нас сейчас, в будущем может обернуться против него самого. Я думаю, это поможет нам избежать необдуманных поступков, либо принятия чисто эмоциональных решений.
— Либо только углубит интриги, — вставила Эмилия.
— Может быть и так, — включился в разговор Винс. — Но Виктор в чем-то прав. Помимо всего прочего, это позволит нам точнее оценивать меру откровенности друг друга. Я уже не говорю о том, что все наши ссоры и взаимные обвинения перестанут, наконец, быть беспочвенными.
Некоторое время все пререкались, хотя было ясно, что предложение большинству по-нравилось.
— Итак, — Виктор громко хлопнул себя по коленке. — Мы имеем две позиции. Леонард и Эдвин рассматривают себя в качестве возможных монархов.
— Постой, — Эдвин поднял руку. — Не совсем так.
— Момент, — перебил Виктор. — Леон, я прав в отношении тебя?
Близнец согласно кивнул.
— Хорошо, теперь Эд, ты.
— Прежде всего, я не говорю, что я достойный правопреемник отца. Я считаю, что яв-ляюсь только наиболее подготовленным для этого человеком. Если кто-то не согласен, я готов рассматривать любой другой вариант.
— Рассматривать? — удивилась Эм. — Это хорошо, что ты согласен, чтоб мы делали без твоего согласия.
— Хорошо, хорошо, — примиряюще сказал Виктор. — Эд предлагает выбрать одного из нас. Одного из одиннадцати. Правильно?
— Не совсем, — старший брат помолчал, обдумывая что-то, потом поднял голову и ска-зал:
— Я считаю, что наследником короля может быть только его родной ребенок. Мы должны выбрать одного из пяти.
Никто еще не произнес ни слова, как Ланс почувствовал нарастающее напряжение.
— Но, у Дарвина семеро детей. — тихо напомнил Винсент.
— Я не учитываю сестер. И Торикс.
Снова стало тихо. Предчувствие беды заставило Ланса невольно сжаться, по спине по-бежали холодные мурашки. Все сидели в напряженных позах и исподлобья рассматривали друг друга. Он облизнул внезапно пересохшие губы.
— Почему ты не считаешь Торикс? — негромко поинтересовалась Эмилия.
— Ты сама знаешь почему! — огрызнулся Эдвин.
— Должны ли мы сейчас уйти? — спросил Виктор.
— Нет. Все имеют равное право голоса.
— Спасибо и на этом, брат, — едко поблагодарил Филипп.
— Это не одолжение, — возразил Эдвин. — Просто без вашего участия никакое соглаше-ния не возможно.
— Остальные детки считают также? — осведомился Фредерик.
— Ты не должен так говорить с нами, Фред. -качая головой, сказал Винсент. — А мы не можем отвечать за слова Эдвина.
Леонард зло рассмеялся.
— Неплохо, сказано, брат
Фредерик посмотрел на Леона, и у него в глазах заблестели сумасшедшие огоньки.
— Хорошо, — едва сдерживаясь, процедил он, вскочил с кресла и направился к двери.
— Постой, Фредерик! — раздался повелительный оклик.
Все головы, как по команде, повернулись к произнёсшему это.
Маленький, щуплый старичок, почти потерявшийся в своем глубоком кресле, оказыва-ется, вовсе не спал, а с интересом разглядывал окружающих.
— Сядь на место, сын, — повелительно приказал он.
Фредерик потоптался и нехотя вернулся к своему креслу.
Герцог неодобрительно покачал головой
— Кажется, здесь совсем забыли обо мне. Даже покойный ныне брат не позволял себе такого.
— "Ведь мы и вправду про него забыли, — пораженно подумал Ланс. — Хотя, честно го-воря, мы давно про него забыли. А ведь он еще очень на многое способен" Он смотрел на старика, и в памяти всплывали фрагменты из прошлого. И Ланс не мог припомнить ни од-ного мало-мальски значимого события, которое обошлось без дяди. "Зря, ох, зря, мы спи-сали его ",— пророчески подумал он.
Герцог ехидным взглядом оглядел их.
— Я должен поблагодарить вас, дети. Приблизительно такой же разговор случился в этой комнате семьдесят четыре года назад.
Лицо герцога перекосились в сардонической ухмылке.
— И я благодарен вам за то, что вы предоставили мне возможность вновь почувство-вать себя молодым.
Первой опомнилась Эмилия:
— И о чем вы говорили семьдесят четыре года назад?
Герцог молча смотрел на пол, затем улыбнулся каким-то своим мыслям.
— Тогда мы потеряли отца, а для вас деда, короля Диора. А о чем мы говорили, вы должны знать из семейных хроник. Кажется, их изучение входит в обязательную програм-му
— Хроники, — болтая ногой, пренебрежительно бросил Леонард, — из наших хроник можно узнать разве что историю наших бесконечных семейных дрязг.
— Гм, пожалуй ты прав. Ну, если нужны подробности, могу, например, сказать, что твой отец никогда не был сторонником каких-либо обсуждений и выборов.
— А вы? — спросила Эм. — Что предлагали вы?
Герцог посмотрел на нее и глухо рассмеялся.
— Другими словами, милая племянница, тебя интересует, что я предлагаю сейчас.
Герцог замолчал, ожидая ответа, но Эмилия улыбнулась и занялась изучением рисун-ков на ковре.
— Вы неплохо начали, — заговорил тогда он. — Это была хорошая мысль, сын, — герцог посмотрел на Виктора. — Ты попытался пойти рациональным путем, но не учел, что мы од-на семья. И поэтому повторилась история семидесятилетней давности. Все, находящиеся здесь оказались вовлечены в гонку за властью. Чтобы вы не думали, но каждый из вас, я подчеркиваю — каждый, примет в ней участие, вне зависимости от того, что он думает сей-час.
Эм подняла голову, но герцог жестом остановил ее.
— Это неизбежно и я бы предложил, при рассмотрении наших вероятных действий, исходить из этого. Согласны?
— Пусть так, — пожав плечами, негромко сказал Винсент.
— Хорошо, — кивнул герцог. — Пойдем дальше. Я вижу несколько вариантов того, что мы скоро получим. Первый: повторится прошлый ужас и останется только один. Так ос-тался когда-то король. Брат был сильным и жёстким человеком, но в играх подобного рода эти качества играют отнюдь не главную роль. В конечном итоге, остается самый везучий, и я сомневаюсь, что и в этот раз уцелеет кто-то подобный Дарвину. Это повлечет за собой большие потери в будущем.
Вариант второй: мы все же сумеем избежать крутых шагов, и тогда королевство рас-падется. Это случится либо очень скоро, либо будет тянуться годами и даже десятилетия-ми, и тогда неизбежен опять-таки первый вариант. На мой взгляд, это две самые вероятные модели ожидающего нас будущего, а все остальные соображения — всего лишь вариации на тему.
Итак, перед нами две возможности. Мы теряем королевство, сохраняя внешне хоро-шие отношения, или сохраняем государство, но платим за это своими жизнями. Порядка в наследственности у нас никогда не было, и я не верю, что мы сможем тут что-то изменить.
Все подавленно молчали.
— Нет, так не должно быть! — воскликнул Лоун. — это неправильно!
Он вдруг резко обернулся и изумленными глазами уставился на герцога.
— Дядя, неужели ты думаешь, я смогу тебя... тебя... . Ланс, Леон, Виктор, ведь мы же братья! Как у нас поднимется рука друг на друга?
— Что ты, малыш, — ласково проговорила Эмилия. — Все будет хорошо. Дядя просто сказал, что думает. Не надо принимать все так близко к сердцу.
— Кому же, — сухо добавил герцог, — и в том и в другом случае погибнет много невин-ных людей. Большей частью, людей хороших.
— Ладно. — Эдвин ударил кулаком по подлокотнику. — Что нам делать?
Герцог покачал головой, и устало произнес:
— Долго не будет покоя в этом доме. Главная беда в том, что мы не имеем поступаться второстепенным, ради главного. Этот недостаток исправляет лишь время, а оно, как из-вестно, терпит. И потому очень часто бывает поздно.
Он снова замолчал, потом вкрадчиво заговорил:
— Я самый старый из вас, дети, и больше повидал. Но даже не это главное. Нас разде-ляют годы, а этот барьер непреодолим. Вы можете мне не верить, но ничем личным я в этом деле не руководствуюсь. Я давно уже делаю только то, что должен, а не то, что хочу. Поэтому предлагаю отдать королевство мне. Вряд ли меня хватит надолго, зато вы полу-чите передышку. Поймите, я не могу больше видеть, как убивают моих родных.