Остроги: Эпоха Зомби

Автобус как раз тащился мимо большого картофельного поля, разбитого на месте школьного стадиона. По другую сторону дороги тянулся луг, на котором паслось стадо в полсотни рогатых голов. Стадо охраняли псидемики с автоматами и огнемётами.

А ещё острогу нужны доставщики, подумал Дан, выпрыгнув из 'Икаруса'.

Без доставщиков городу не выжить.

— Сташев, сигарета есть? — Ашот, как всегда, тихо подкрался сзади.

— Не курю, и тебе не советую. — Данила так зло глянул на одногруппника, что тот попятился.

— Ты чего?

Дан не стал объяснять, что из-за пагубного пристрастия к самосаду умерла его мать — женские лёгкие не выдержали испытания никотином и смолами. Это случилось полтора года назад, спустя почти шесть месяцев после того, как он в последний раз видел отца. Отец, как полагал Данила, и был виноват в её смерти — курила она так много из-за него, из-за его вечных отъездов.

— Праздник сегодня, что ли? — Ашот плёлся чуть позади. — Гляди, сколько машин прикатило.

Дан и сам заметил у центрального входа в училище бронированный 'мерседес' и пару колымаг попроще. А если учесть, что с бензином в остроге теперь, когда не пришёл очередной караван из Москвы, особенно туго, то...

Что случилось, а?

У автомобилей прогуливались пятеро крепких мужчин в лёгких — не по погоде — костюмах. Оно хоть и начало сентября, а плюс десять всего. Дан поёжился, втянув шею в форменную куртку — пятнистую, с кучей карманов. Надо было капюшон надеть, ну да что уж теперь-то, когда до крыльца два шага осталось.

Ощущая бритым затылком внимательные взгляды мужчин в костюмах, он взялся за ручку двери. Рядом шумно сопел Ашот.

* * *

Текст острожного гимна, герб с рогом изобилия и прочая наглядная агитация украшали стены Училища. Или уродовали, уж кому как. Старичок-вахтёр скучал, глядя в экран крохотного телевизора, принимающего только один канал — местную телестанцию, 'Первый Харьковский'. Название вполне соответствовало действительности, канал был не только первым, но и единственным, и второго с третьим не предвиделось. Да и этот, говорили, скоро заглохнет — передачи шли с жуткими помехами, что-то там у них вечно сбоило в оборудовании из-за ослабленного электромагнитного поля планеты. Закроют канал, как пить дать, и лишится советник Петрушевич удобной площадки для агитации перед выборами.

Вахтёр был глуховат, и потому голос диктора слышался издалека: 'Урожай высок... проблемы с топливом... наша Стена крепка... руководство острога выражает надежду...' В общем, всё как всегда.

Дан успел пройти по вестибюлю с десяток шагов, прежде чем его окликнули.

— Эй, Сташев, дуй сюда! Я познакомлю тебя с отцом!

Скрестив руки на груди, Мариша, единственная девушка в группе Данилы, стояла возле высокого импозантного мужчины в галстуке и начищенных до блеска туфлях. Волосы у мужчины были седыми на висках и зачёсаны назад. Данила опешил: надо же, сам Первый советник посетил Училище, и нашёл ведь время, когда вовсю идёт предвыборная кампания!

— Добрый день, — пробормотал он.

— Здравствуй, Данила! — Петрушевич, улыбаясь, шагнул навстречу.

Мариша презрительно скривилась.

С отцом отношения у неё не очень-то складывались. Советник развёлся с её матерью 'из-за какой-то фифы', как выражалась Мариша. Но при этом отец всячески её опекал, что девушку только сильней раздражало. Она ведь могла выбрать любую специальность в Училище, но пошла в доставщики, которых в остроге нехватка — уж очень часто они гибнут, куда чаще остальных граждан. А всё потому, что доставщики работают снаружи, за Стеной.

Петрушевич покосился на дочь, задравшую подбородок, и подмигнул Дану, мол, конфликт отцов и детей. Мариша это заметила — и надулась ещё сильнее.

Дан непроизвольно залюбовался ею. Карие глаза, длинные ресницы, гладкое лицо, чёрные волосы... Взгляд Дана скользнул по стройной фигуре. Девушка могла выбрать любую специальность и без помощи отца — умна, сноровиста, в технике разбирается... Единственный недостаток — за словом в карман не лезет, разговаривать с ней непросто. Конечно же, в роли доярки её представить тяжело, но в доставщики-то зачем было идти? Чтобы насолить отцу за 'какую-то фифу'?

— Всё, милая, у тебя занятия, нельзя опаздывать. А мне надо поговорить с твоим другом с глазу на глаз. — Петрушевич коснулся плеча дочери, та дёрнулась.

— Он мне не друг. — И застучали каблучки по кафельному полу.

Надо же, все в сапогах ходят да валенках, а она...

Дан сразу погрустнел. Не друг, значит. Или вовсе — недруг.

— Нас ждут, Данила. Тебя ждут. — Петрушевич направился к лестнице походкой человека, уверенного, что за ним обязательно последуют.

В сторонке маячили двое в лёгких костюмах. Зашли в Училище погреться? А где ещё трое?

— Меня ждут? Кто? — У Дана появилось нехорошее предчувствие.

А когда советник остановился у кабинета директора Училища, предчувствие превратилось в уверенность.

Что-то случится.

Неужели за прогулы отчислят?! Или уже из псидемстанции сообщили о том, что Дан устроил на улице пальбу из купленного на чёрном рынке оружия?! Но он же не для себя старался — спасал женщину с дочкой!

Отчислят...

А ведь Даниле никак нельзя этого допустить! Он в доставщики пошёл вовсе не для того, чтобы доказать что-то родителям или заработать побольше. У него другая цель — найти отца. Батя у него путешественник. Как пару лет назад появился в последний раз остроге, так и путешествует где-то до сих пор, не зная даже, что мама умерла... Дан сто тысяч раз уже представлял, как он подойдёт к отцу и скажет ему всё, что думает об этих его бесконечных прогулках по Территориям. А может, и по морде ему врежет!

Он стиснул зубы. Надо успокоиться. Если его выпрут из Училища, он не станет доставщиком. А не станет доставщиком — не попадёт за Стену. И тогда всему каюк. Останется только дворы мести, доить коз и морковку выращивать.

Ну, это мы ещё посмотрим!

— Входи, Сташев. Чего в дверях мнёшься?

Дан вошёл, поздоровался.

Стол, кресло, шкаф, обои — всё аккуратно, чистенько. А вот директор выглядел, мягко говоря, не очень. Он был одним из первых доставщиков, и Территории сурово с ним обошлись. Вместо ног у него бионические протезы. Давно миновали времена, когда люди умели сращивать пластик с нервами, а жаль.

— Как дела, Сташев? Как посещаемость?

Говорил директор через силу, присвистывая.

Дан уткнулся взглядом в потёртый ковёр на полу. А что ему оставалось делать? Покаяться в том, что на этой неделе он прогулял аж две пары? Флору Территорий и первую помощь? Ну, терпеть не мог Дан все эти пестики-тычинки и жгуты на горле. Куда интересней на рукопашке или огневой. Или на вождении. Ух, как Дану нравилось закладывать виражи на бэтээре! Говорят, на последнем курсе их даже будут учить пилотировать самолёт. Правда, об этом Даниле рассказывал Ашот, а он придумщик известный...

— Как ни странно, Сташев, но ты лучший ученик в группе. Все преподаватели тебя нахваливают. Только этим я могу объяснить то, почему для особого поручения выбрали именно тебя. — Директор закашлялся, поднеся ко рту кулак.

Из сказанного Данила понял только одно: его, вроде как, не собираются выгонять из Училища. Надо же, преподы от него в восторге. И даже ботаничка, эта грымза в очках? Быть такого не может!

В голове его звякнул тревожный колокольчик. Что значит 'выбрали именно тебя'?

— Особое поручение, господин директор? — осторожно спросил он.

Директор развёл руками, будто бы извиняясь перед своим учеником. Петрушевич, севший в кресло у стола, изо всех сил избегал смотреть на одногруппника дочери.

И тут за спиной Дана кто-то тихо, но отчётливо сказал:

— Особое, мальчик. Особей некуда.

Будущий доставщик резко обернулся — и наткнулся взглядом на два овальных зеркала, скрывающих глаза человека, присутствие которого только сейчас обнаружилось. Незнакомец сидел на диванчике в углу, выставив левую ногу и сжимая в руках длинную деревянную палку, обвитую блестящей металлической спиралью. У палки — трости! — был набалдашник: искусно вырезанная башка зомбокабана, легко узнаваемого по специфическим шишкам на лбу и темени.

Очкастый кивнул Петрушевичу:

— Он подходит. То, что надо.

— Что ж, дорогой Равиль, я очень рад, что решение комиссии совпало с вашими пожеланиями! — Советник поднялся из кресла.

Данила прищурился. Какое ещё решение комиссии? Что ещё за пожелания? Он вновь кинул взгляд на незнакомца в солнцезащитных очках. Незнакомец ему не нравился. Было в нём что-то... что-то неправильное. И дело вовсе не в длинном грязном плаще, и не в шляпе с широкими полями и орлиными перьями, и не в палке этой. Даже ожерелье из медвежьих клыков на груди мало смутило Дана. Судя по одежде и 'бижутерии', этот человек — один из тех безумцев, что не признают острогов и обитают на Территориях. Они ещё называют себя вольниками, с тем намёком, что они на воле, а те, кто в острогах, — заключённые тюрем, и не знают, что такое свобода. В общем, психи эти вольники да и только. И что этот конкретный псих делает в кабинете директора? Что он тут забыл, как его вообще сюда пустили?

Петрушевич важно, с пафосом произнёс:

— Забирайте, Равиль, нашего отличника! Счастливого пути! Господин директор сейчас оформит приказ о досрочном выпуске, педсовет вручит диплом доставщика первой категории и... И всё! Молодец, сынок! Молодец, Данила! Я горжусь тобой! Первое задание! От имени всего острога я... в моём лице... — У советника будто кончился заряд, он потускнел и плюхнулся обратно в кресло.

Равиль, так звали вольника, чуть качнул головой, соглашаясь с Петрушевичем.

Дело — дрянь, что-то тут не так, понял Дан. Первый советник острога лично явился, чтобы присутствовать при выдаче диплома? Да ещё с охранниками в штатском, — теми парнями в костюмах. И этот странный заказчик, вольник... С каких это пор вольники нанимают граждан Харькова? И вообще — Даниле год ещё заниматься в поте лица. И пусть даже, если верить директору, он — лучший в группе, всё равно это ничего не меняет. В конце концов, почему именно он?! Почему именно ему досрочно выдают диплом?!

Дан набрал воздуха, чтобы сказать всё, что думает об этой афёре, но советник его опередил:

— И хочу предупредить тебя, Сташев: если ты откажешься от почётной миссии, тебя отчислят из училища за многочисленные прогулы.

Советник сделал паузу, позволяя оценить смысл сказанного.

— И это ещё не всё. Я — лично я! — приложу максимум усилий, чтобы ты никогда не смог найти работу в остроге. Даже дворником.

Дан захлопнул рот, моргнул. Разве такое возможно — то, что с ним происходит? Вся его жизнь вот-вот сломается по прихоти человека с зачёсанной назад сединой. Этот человек, отец Мариши, сейчас выйдет из кабинета, сядет в свой 'мерс' — и всё, мечты Дана разбиты, у него нет будущего.

— А куда мы отправимся? — пробормотал он. — Кто этот человек? Задание известно?

И тут же подумал: а какая, собственно, разница? Ведь благодаря Петрушевичу и вольнику Равилю он попадёт за Стену на целый год раньше! Лишний год ему не придётся сидеть за партой, слушая грымзу-ботаничку... Всё складывалось как нельзя лучше, его мечта вот-вот осуществится. И даже объяснительную о сегодняшней пальбе на улице писать не надо! Так чего он переживает?

— Я согласен. — Даниле показалось, или его голос, и правда, прозвучал слишком радостно?

Улыбаясь, советник подошёл к нему и похлопал по плечу. И Дан понял, почему Мариша не любит, когда её папаша так делает: рука у Петрушевича была неприятно мягкая.

— Данила, ты пойдёшь с этим человеком, заказчиком. Его зовут Равиль, он — давний друг нашего острога...

— Не так быстро, — директор оборвал советника на полуслове.

— Что? — Петрушевич нахмурился, резче обозначились морщины на лбу. Он не привык к такому обращению.

— Не так быстро, советник. Вот если бы другу нашего острога понадобилась доярка или секретарша... — Директор явно намекал на 'какую-то фифу', которая, как известно, ещё недавно была личной секретаршей Петрушевича. — В таком случае проблем не возникло бы. Но доставщики никогда не ходят в одиночку, даже с вольниками. — Последнее слово директор произнёс, скривившись, как от зубной боли. — Любому доставщику нужен напарник. Таков закон.

— В нашем случае, я думаю, можно сделать исключение. — На лице Петрушевича заиграли желваки.

— Даже такой человек, как вы, Первый советник, не вправе по своей прихоти нарушать важные традиции.

— Что ж, пусть вашему парню дадут напарника. В чём проблема?

— Насколько мне известно, на данный момент в остроге нет ни одного доставщика, все на заданиях.

Стёкла солнцезащитных очков зловеще, как показалось Дану, блеснули. Петрушевич задумчиво вытащил из кармана портсигар и тут же засунул его обратно:

— Так выдайте кому-нибудь ещё один диплом. Прямо сейчас. Соответствующее распоряжение я подпишу. Для того ведь я и здесь, что ваших полномочий при досрочном выпуске недостаточно!

* * *

Всем известно: доставщик — это спец особый.

Доставщик — вроде почтальона, только круче, потому что доставить груз или послание за Стену, в другой острог, в Киев или в Москву, к примеру, — задача сложная, часто невыполнимая. В доставщики абы кого не берут.

— Доверься судьбе, Сташев. С тем, на кого падёт выбор, тебе идти по Территориям, рядом спать, из одного котелка жрать. — Директор стоял у доски, опираясь на костыли. Ноги у него хоть и бионические, из титана и пластика, а держали плохо, того и гляди — колени подогнуться, и рухнет директор прямо посреди круглого зала.

Рукопашку отменили, всю группу пригнали в тот самый, особый кабинет, в котором доставщикам вручают дипломы. Даже переодеться не дали. Так и стояли однокашника Дана вдоль стен в кимоно и борцовках, с недоумением поглядывая на виновника торжества, мол, чё случилось, братишка, о чём это старикан бормочет?

Вольник Равиль терпеливо ждал в коридоре, опираясь на свою палку. Директор смотрел в окно. Советник Петрушевич застыл каменным изваянием. Прищурившись, его дочь разглядывала Данилу так, будто впервые его видела.

— Незачем это, — сказал он.

— Что именно? — спросил директор, отворачиваясь от окна.

— Я сам справлюсь. Мне не нужен напарник.

— К сожалению, Сташев, или к счастью, это не тебе решать. Такова традиция: напарник доставщику назначается судьбой, ведь в нашем нелёгком деле многое зависит от её прихотей. — Директор сделал знак Семёну Мартыновичу, преподу по рукопашке. В круглом зале стало тихо-тихо.

Низенький с азиатскими чертами лица Мартын — так называли рукопашника за глаза — подошёл к начальству.

— По журналу их сколько? — спросил его директор.

— Девятнадцать. На перекличке было семнадцать. Один по болезни, второй... ну, понятно. — Мартын говорил басом, никак не соответствующим его комплекции.

— Значит, семнадцать. — Суставы директора скрипнули.

Мартын подошёл к столу, накрытому бархатной скатертью, где был установлен ребристый цилиндр из прозрачного оргстекла. Склонившись над столом, принялся что-то писать на маленьких квадратиках бумаги, сворачивая потом листки так, чтобы нельзя было разобрать написанное. Бумаги Мартын загрузил в ребристый цилиндр.