Толмач

Я решил довериться зверю, и подождать немного. Спустя пять ягод, съеденных мной, и несколько десятков сжеванных осликом, до меня долетел звук конского ржания. Через несколько минут, когда мы объели один куст, и, отталкивая друг друга перебрались ко второму, мимо нас с шумом проехал кортеж.

Мысленно ругнувшись на колючие ветки царапающие руки, я попытался раздвинуть малинник, чтобы посмотреть, кто же там едет. Не каждый раз, вдали от столицы встретишь такаю огромную процессию.

Первыми, бренча железом, проскакали четыре вооруженных всадника. У каждого на бедре висел меч, а в руках находились взведенные арбалеты.

За ними, в середине процессии, подскакивая на ухабах, прокатила карета. На синих дверцах я не заметил никаких опознавательных знаков. Ни герба, ни девиза, ни завалявшегося вензелёчка. Видимо путешествующие особы, пожелали остаться неузнанными. Я им мысленно посочувствовал. По такой то жаре парится в пыльной карете, да еще и с зашторенными окнами — сомнительное удовольствие. К тому же в этом королевстве основные дороги выкладывались булыжниками, а рессоры у проехавшей кареты, были дрянные. Хорошо, если обойдутся лишь парой шишек на голове да синяками на мягком месте.

Вслед за каретой протянулись две груженые повозки, а завершали кавалькаду еще двое всадников. Эти вели себя совершенно беспечно, не глядя по сторонам они общались между собой, размахивали руками и громко смеялись над чем-то.

Но все же, интересно, кого это занесло сюда? Ничего значительно в этой местности не было. Городишко маленький, всего-то две гостиницы да три таверны. Даже замка, какого-нибудь завалявшегося нет поблизости. Большая осенняя ярмарка, когда цыркане открывают торговые ворота и вылезают на поверхность, а со всей округи съезжаются купцы, прошла декаду назад. До следующей еще полгода ждать. Разве что неизвестные путешественники, вроде меня, сами захотят спуститься под землю. А, впрочем, что гадать, мой желудок от малины только раззадорился, и с ожесточившимся остервенением, вновь приступил урчать.

Я так увлекся мыслью о таинственной карете, что не заметил, как ослище сжевал последнюю малинину, и с треском пробравшись сквозь кусты, выскочил на дорогу. Мне ничего не оставалось, как выбраться вслед за ним, благо путь через колючки уже был проложен.

Процессия давно скрылась за лесом и нашего появления на дороге никто не заметил. Отряхнувшись и выдернув впившиеся в одежду колючки, я, а за мной и ослик потопали в сторону города. Кряхтя, мы поднялись на небольшой холм. С него хорошо было видно весь Краснобад, чернеющую полосу леса за ним и высоченные Малохские горы. Дорога к городу вела через золотисто-зеленые поля. Кое-где, ближе к поселениям пшеницу и рожь уже убрали.

По зеленому пастбищу в сторону ближайшей деревни неторопливо брели тучные рыжие коровы. За ними степенно вышагивал пастух — мальчишка лет двенадцати. Равнодушно скользнув взглядом по мне и ослику, он щелкнул кнутом. Отставшая корова бросила не дожеванную траву, и резво пошла догонять сотоварок. Надо бы и мне придумать что-нибудь подобное для укрощения особо буйных ишаков. Впрочем, сейчас ушастый самостоятельно и довольно таки бодро шагал к городу не нуждаясь в моих понуканиях.

Потянулись первые домики. Сделанные из белой глины и покрытые красной черепицей, они казались игрушечными. На окнах были раскрашенные в голубой цвет ставенки. За палисадниками пестрели яркие шапки осенних цветов. По дороге важно вышагивали краснолапые гуси, недовольно шипя, друг на друга.

Между деревней и городом тянулось огромное, основательно вытоптанное поле. Земля под ногами множества людей так плотно утрамбовалась, что казалась сплошным булыжником. А ведь еще две недели назад, на этом месте шумела ярмарочная толпа.

Город основательно разросся, с тех пор как я был здесь в прошлый раз. К красному поясу городской стены снаружи прилепилось с два десятка домиков. Когда-то стену построили для защиты от шатающихся по округе цыркан и разбойников. После того как потенциальная опасность исчезла, городские ворота перестали закрывать на ночь. А теперь, наверное уже и стража не стоит.

Домики перед оградой, были не так красивы, как деревенские, да и стояли почти вплотную друг к другу. Хотя у дороги в пыли и копались куры, садиков перед домами не наблюдалось. Близился вечер, и из города в сторону деревень не спеша двигались люди.

У городских ворот все же находилось двое охранников в парадном облачении. Странно, еще ни разу не видел их такими нарядными. Я остановился невдалеке от входа, с любопытством осматривая стражников. Ослик, по-видимому, был также не прочь сделать небольшую паузу, и тотчас занялся своим любимым делом — жевать все что попало. На сей раз, ему попались разбитые дыни, лежавшие тут же на мостовой.

Один стражник стоял, привалившись спиной к воротному столбу, другой пристроился на бочке. Не похоже, чтобы они хоть как-то выполняли свои прямые обязанности. Стоящий, флегматично пожевывал соломинку. Мечтательно поглядывая на предзакатное небо, он не обращал никакого внимания на изредка снующих мимо него людей. Его напарник лениво тыкал мечом валявшуюся у ног дыню. На головах у обоих красовались долгополые шляпы, украшенные выкрашенными в синий цвет петушиными перьями. Из под блестящего на солнце отдраенными пуговицами мундира, не смотря на жаркий день, высовывалась кольчуга. И хотя сплетенные кольца были мелкие, явно нового гномьего сплава, таскать на себе эту бандуру я бы не согласился.

Сидящий на бочке стражник, рыжий, с большим, накаченным огромным количеством ежедневно выпиваемого пива животом, судя по всему был согласен с моим мнением. По красному лицу тек пот. Достав из кармана брюк платок сомнительной свежести, толстяк внимательно его осмотрел, стряхнул прилипшие крошки и вытер лицо и массивную шею. Тяжело вздохнув, он обратился ко второму:

-Эх, давненько я не дежурил. Слушай, мне надоело париться в этой броне. Важные персоны, перед которыми велел нарядиться мэр, давно проехали. Ты как хочешь, но я все снимаю эту бандуру с себя. Красоваться больше не перед кем, — и толстяк, вздохнув в очередной раз, начал расшнуровывать мундир.

-Простите, любезнейшие, а что это за важные персоны, о которых вы только что говорили — поинтересовался я.

Оба стражника недоуменно уставились на меня. Только сейчас они заметили, что кто-то уже добрых пять минут стоит с ними рядом.

-Ну, ты, что встал-то. Проходи, давай: туда или сюда. Не стой тут. Не положено стоять здесь. Не слышишь, что ли? И осла своего забирай, — лениво проворчал толстяк, и для полновесности слов ткнув в сторону ушастого мечом. Зря он это сделал. Ишак, до этого равнодушно жевавший дыньку, воспринял появление острого металла в нескольких сантиметров от собственного носа как намеренную агрессию. А он этого не любил. Испуганно отшатнувшись, зверь со знакомым мне презрением глянул на стражника, повернулся к нему задом, и, здрав повыше хвост, выдал мощную порцию экскрементов, прямо на начищенные сапоги сидящего. Ну что еще от него можно ожидать.

Благодаря многолетнему опыту, я без особых усилий подавил в себе смех, пытавшийся вырваться наружу. А вот второй охранник, оказался менее дипломатичным. Его громкий гогот привлек внимание прохожих. Те с интересом оглядывались, и, заметив испачканную в дымящемся навозе обувь стражника, начинали похихикивать и подходить поближе.

И так красное лицо мужчины еще больше налилось кровью и стало бардовым. Он привстал с бочки, набычился, и тяжело задышал. Чувствую, что мне, вместе с юмористом-ослом сейчас не поздоровится.

-Вот ведь невезуха-то! — запричитал я, пытаясь придать голосу сокрушенную интонацию, — Весь день шел за ослом, подкармливал, следил, когда же наконец это животное надумает справить большую нужду, а он на тебе, нагадил на чужого человека, хотя хозяин стоял буквально в паре шагов! Не ожидал я такой подлости, от тебя, ослище, не ожидал. Ведь весь день мечтал вступить в навоз и наконец-то поразжиться деньгами, а он... — подбавив в голос истерических ноток и изобразив высокохудожественные всхлипывания, я закрыл лицо руками и отвернулся.

-Что за ерунду ты мелешь? — раздраженно спросил меня второй стражник.

-Да это юродивый какой-то, их сейчас много бродит. Бедняжка, ведь молоденький еще совсем, а уже того — сокрушался за моей спиной юный девичий голос.

-Не больно он похож на юродивого, курточка-то вишь — богатая. А блаженные люди в рванье ходят — возразил другой голос.

-Да вы на голову его посмотрите, кто еще кроме юродивого лопухи вялые напяливает, — вступилась за меня все та же девушка. И правда, я как-то подзабыл про лист, служивший мне защитой от солнца.

-Эх, ведь такой день, такой день! — опять взвыл я.

-Да какой такой день? — спросил любопытный голос из начавшей собираться вокруг меня толпы.

-Ну, как же, разве никто не помнит какой сегодня день? — обернувшись, я решил еще больше пораззадорить народ.

-Почему, помним — обыкновенный августовский, — окружающие клюнули на удочку и начали выдавать возможные варианты.

-Пятница! — крикнул кто-то.

-Ты что, дубина, пятница завтра будет, а сегодня еще четверг, — вразумил его стоящий стражник.

-День Святого Николы — выкрикнула стоявшая близко ко мне полная женщина.

-Вот! — значительно провозгласил я, и толпа притихла. Краем глаза я все время посматривал на заляпанного стражника. Интенсивный багровый цвет с лица сошел, уступив место привычному красному. Недовольство, правда, еще осталось.

-Конечно же, Святого Николы! Как же вы не помните, ведь у Николы был волшебный осел, который ел обычную траву, а выдавал через раз золотые монеты. Святой человек потом покупал на эти деньги еды и раздавал ее страждущим, впрочем, сейчас это к делу не относится. Так вот. Только в этот день, если наступить на ослиный навоз, и выполнить условие, то к вечеру обязательно получишь золотой. Я так надеялся, думал, получу деньги, отъемся до пуза, посплю на мягкой пуховой перине, а еще куплю себе меч самый острый. — И опустив плечи, я опять горестно всхлипнул. Позор мне, позор. Дожили, вруном стал. Эх, видели бы меня сейчас родные, со стыда бы сгорели. А ведь во мне совесть даже не шевельнулась.

-Да вранье все это — раздался сомневающийся голос.

-Не вранье, — возразила выскочившая вперед бойкая девчушка. — У святого Николы и вправду осел был, что золотые монеты давал, это все знают.

Толпа одобрительно зашумела и покосилась на скептика. Но тот не сдавался.

-Если бы это было правдой, то я сейчас ходил бы в шелках и бархате! Я всю жизнь работаю на конюшне, и уж в Николин день в навоз повступал порядочно. И где же у меня эти золотые? Нееету! — ехидно протянул мужик и, издеваясь, вывернул наружу пустые карманы.

В толпе кто-то одобрительно засмеялся. Поверивший было мне испачканный стражник, вновь насупился и нехорошо глянул исподлобья. Придется продолжать начатое вранье.

-Ну дак и впредь не будет, — я грубо оборвал начавшего издеваться скептика, — Надо ж непременно еще и условие одно выполнить. Оно простенькое, но без него никаких золотых никогда не появится. А ты так и будешь всю жизнь без золотых да по колено в навозе ходить.

Озадаченные люди притихли.

-Слышь, ты, мужик, — наконец-то поднявшийся с бочки толстяк ощутимо потряс меня за плечо. — Скажи мне, что за условие-то.

-И нам скажи, — толпа заинтриговано зашушукалась.

-Условие-то... Да я ж говорю, простое условие. Совсем маленькое.

Толстяк нетерпеливо перемялся, и с детским ожиданием чуда в глазах просительно уставился на меня. Я не стал больше его томить и объяснил:

-Никола святым человеком был, с несчастными едой делился, вот и условие такое, что надо бы в это день обязательно какому-нибудь бедняку подарок сделать. Мелкой монетой, аль, чем покрупней, тогда всенепременно откуда-нибудь да появится золотой.

Грозным голосом, тыча пальцем в сторону притихшего скептика, я спросил: — А ты делился с сирыми и убогими?

Мужик испуганно попятился от направленного в его сторону "указующего перста". А стоявшая невдалеке полная женщина еще и подбавила:

-Вот, вот, так ему и надо! Никогда он ни с кем не делился. На днях заходила, хотела соли одолжить по-соседски, так он меня и на порог, то не пустил. Скупердяй, каких мало! И жену он в черном теле держит, на юбку новую денег не дает, а сам каждый день в пивной просиживает. Не делится он, не делится.

Под прицелом осуждающих взглядов, мужик сконфузился и быстро испарился в толпе. Толстый стражник в глубоком раздумье почесал затылок. Видно было, что в нем борются противоречивые чувства. Придя к какому-то решению, он залез под кольчугу в карман брюк и выудил на свет тощий кошель. Распустив вязки, мужик долго всматривался в глубину мешочка, шевеля в нем пальцем, похожим на большую сосиску. Наконец, с победным видом толстяк выудил самую мелкую монетку и с торжественным видом вручил ее мне.

-Прими, бедняк, от меня подарок!

В прямом смысле, щедрости в нем было на грош. Я, стараясь не рассмеяться от такой скупости, любезно поблагодарил стражника. Толпа, видя, что больше ничего не происходит, начала потихоньку расходиться. Я тоже взял наевшегося дынь осла по уздцы и направился к воротам, но видно толстяку еще что-то понадобилось. Он перехватил меня за руку и спросил:

-Слышь, долго мне, еще в навозе-то ходить?

-А до тех пор пока золотую монету не получишь. — Конечно, мне жаль было окружающих, но за такую жадность пусть походит вонючим.

-Ну хорошо, — стражник нехотя меня отпустил и добавил в след, — Слышь, ты, парень, так уж получилось что именно на меня твое дерьмо навалилось, ты уж извиняй. Если как ты говоришь, я получу монету, то ты это, слышь... Я тогда тебя пивом угощу.

Совершенно не надеясь получить пиво, я вошел в город. Только удалившись от ворот, вспомнил, что так и не выяснил у стражников о неизвестных "важных" персонах. Впрочем, это не так уж и важно.

В самом Краснобаре очень многое изменилось, за те полтора года, что я здесь не появлялся. Возникли трехэтажные дома, кругом видны следы бурного строительства, по улицам ходят толпы народу. Город явно оживился, скорее всего благодаря ярмарке и ушедшим в подземье цырканам. Не удивлюсь, если на главной площади пристроили магистратуру. А что, городок вполне мог бы и обзавестись собственным магом. Каким-нибудь недавним выпускником академии, без особых претензий, но с перспективой на будущее.

С интересом оглядываясь вокруг, я свернул на Стародаменскую улицу. Ну, хоть здесь то ничего не изменилось. Все та же таверна "У здоровяка Мо", правда, с обновленной вывеской, изображающей кружку пенного пива и тарелку с фирменными свиными ребрышками. При виде аппетитного рисунка, у меня рот наполнился слюной. Потерплю еще пару минут, сначала надо позаботится о ночлеге и устроить ослика. Бок о бок с таверной располагалась симпатичная гостиница "Сладкий сон", с не менее симпатичной хозяйкой, пани Крисей. Я уже три раза останавливался тут, и в этот раз не стал изменять традициям. К тому же глядишь, она меня и без денег на чердак пустит переночевать.