1655

Антон съехал с асфальта и поехал навстречу другу. Почему-то он чувствовал себя некомфортно. Кажется, или в окрестном пейзаже что-то неуловимо поменялось?

Дверь приоткрылась, впуская внутрь Тольку Дроздова по кличке Дрозд. Его авоськи, баулы и рюкзак заняли половину просторного багажника. В салоне повеяло свежестью и запахом кислого молока.

Дроздов стучал зубами:

— Дубак какой! Октябрь такой приятный вырисовывался, так надо было испортить. Да еще лаботрясам этим, Довбеям, мама "передачку" собрала. Не могут они без домашних огурчиков! Грызть камень науки без бульбы и сала никак не получается! И мне, старому больному человеку, надо волочь это все!

Антон ухмыльнулся. Толик прибеднялся. Если надо, Дрозд еще столько же на шею взвалит и кросс на десятку даст. Сюда такую груду доволок, даже не вспотел.

Малютин щелкнул по панели магнитолы. Вместо музыки из динамиков лилось шипение.

— Что с радио? Не знаешь?

Толик пожал плечами.

— Технические работы, наверное.

— В воскресенье?

— А почему нет?

Действительно, почему бы нет? Завтра пуск, народу нагнали порядок наводить. Утром видные гости пожалуют. Наверняка, кто-то решил подстраховаться. Почистить технику на местной ретрансляционной станции?

— Поехали?

Джип полетел дальше... Знакомый поворот и...

Малютин вдавил педаль в пол. Полуторатонный автомобиль заскрипел покрышками и остановился. Толя, сидевший рядом, только присвистнул. Удивляться было от чего.

Проселочная дорожка закончилась, будто обрезанная бумажная лента. За темным асфальтовым покрытием простиралось поле... Снежное поле. Редкие кустики только подчеркивали его пустынность. У горизонта поле переходило в такой же заснеженный лес. И ни единого признака жизни.

За спиной, будто нагнетая адреналин в кровь, в городке у военных завыла сирена.

5.

— Это что за шуточки такие? — в голосе Дроздова паники не было.

Антон вылез из авто, подошел к краю асфальта, медленно и аккуратно зачерпнул горсть такого неуместного тут снега. Рядом присел на корточки Толик.

— Заморозки внезапные?

— Которые сожрали нашу дорогу?

Дроздов неуверенно переспросил:

— Может, свернули не туда?

Малютин не ответил. Толик и сам понимал, что сказал глупость. Здесь им каждая кочка знакома.

— Где Рубашки? — Дроздов всматривался вдаль.

Пустая заснеженная степь с мелкими островками кустов и лозы совсем не походила на знакомый пейзаж.

— И откуда тут снега навалило?

Малютин осмелел настолько, что ступил на белый похрустывающий наст. Корка подломилась и нога ухнула по колено в мягкий снег. Когда он вылез обратно, в ботинке противно захлюпало.

— Тает снег.

— Какой, на хрен, снег?!! — Дроздов вскипел. — Откуда здесь снег?!

Он с надеждой повернулся к другу:

— Блин... Так я ж сплю!

Они одновременно щипанули себя за руки, оба синхронно матюкнулись. Было больно.

— Нет... Не похоже.

Из открытой дверцы машины выкатился Руды. Пес осторожно подошел к краю дороги, обнюхал снег. Мужчины, как завороженные, смотрели на собаку.

Руды удивленно фыркнул, еще раз обнюхал снег, зыркнул на хозяина и потрусил к ближайшему кустику. Там пес задрал ногу, сделал свои дела и, помахивая хвостом, вернулся к авто.

Спокойная и естественная реакция собаки немного успокоила людей.

Дрозд пошарил в карманах, вытянул пачку сигарет. По привычке предложил другу.

— Да... Похоже, что не сон... Значит это...

Антон выматерился.

— ...! Понял!

— Что?

— Станцию эту, что военные строили... Помнишь слухи, что это они проекты супер-оружия из старых советских разработок восстанавливают?

— Ну, были разговоры.

— Волков тогда говорил, что туннель, который они в землю закопали, не ускоритель частиц, а прототип сейсмологической установки... Оружия погодного?

Дрозд скептически хмыкнул:

— Это он форумов в Интернете начитался. Времени много свободного, вот и читает разную лабуду. А потом...

Он осекся. Еще раз осмотрел заснеженное поле под ногами.

— Вот что-то кажется мне, что военные таки сделали себе такую установочку.

Толик присел, сгреб снег, всмотрелся в крупинки на ладонях.

— Так эта хрень, думаешь, их дело?

— ... ... ... !

Он встал.

— А Рубашки?

— А ты думаешь, здесь снега только по колено? Может, Рубашки с головой накрыло?

— И со столбами?

— Ага... Тогда лесок на горизонте — это только верхушки бора, заваленные снегом?

— Точно! Потому и сада колхозного не видно.

Оба путешественника, пышащие злобой на армейских авантюристов, заваливших окрестности такими неуместными в эту пору года осадками, развернулись к джипу.

— Если людей привезти, как быстро мы к Рубашкам прокопаемся? Успеем спасти кого?

— Если закрылись в домах, то выжившие должны остаться.

Мотор рыкнул, заводясь.

— Погоди... А как же кусты? — Малютин наконец-то понял, что в изложенной теории не давало ему покоя.

— Кусты?

— Те кусты, — он показал рукой для наглядности.

На верхушки деревьев разбросанный там и тут по полю кустарник не походил.

— Да хрен его знает. Может, посрывало и подняло снегом.

Они снова вышли. Антон открыл багажник, вынул трос, лопату.

— Ты чего?

— Сейчас проверим.

Он привязал трос к раме кенгурятника, сунул веревку в руки Дроздову.

— Я попробую пройти по насту метров десять и покопать вглубь. Посмотрим, как глубоко до дороги. Как докопаюсь до асфальта, то сможем прикинуть уклон и толщину снежного покрова дальше.

— А если дорога через полсотни метров на подъем идет?! Я лично не помню тут больших ям, но с долбаками этими в пагонах земля просесть могла.

Дроздов аж пыхтел от негодования. Промедление казалось ему ошибкой. Малютин склонен был согласится с идеей друга, но... червячок сомнения все еще противно грыз душу.

— Ладно тебе! Дело пяти минут. Если снега там больше, чем метр, то едем за помощью.

Антон обвязался тросом и потопал. Ноги проваливались в стылый снег по колено, но держали. Стало зябко.

Вот и намеченное место для раскопа. Саперная лопатка с хрустом врезалась в наст, прогрызаясь к асфальту. Минута, другая. От работы путнику стало значительно теплее. Справа зацокали когти. Это Руды подошел посмотреть, чем занят хозяин.

Ноги Малютина ухнули глубже, заставив трос напрячься. Он остановился.

— Докопался? — Дроздов нервничал, натягивая трос.

— Нет еще. Но ноги явно стоят на чем-то.

— На дороге?

— Не разобрал.

Антон удвоил усилия. Через полторы минуты выемка была закончена. Подо ним лежала земля с редкими пожухлыми травинками.

— Нет здесь дороги!

Выбрался. Доковылял до джипа, отряхнул джинсы от снега. Руды крутился рядом, не понимая правил затеянной игры.

Дроздов выглядел удивленным.

— Вроде дорога здесь не сворачивает?

Антон вернулся к концу трассы, отошел по насту на метр, быстро выкопал еще одну выемку.

— И здесь нет асфальта.

Толик протопал к нему, заглянул внутрь.

— Блин... Тогда что это такое? — он обвел руками вокруг.

Они вернулись к автомобилю. Стало заметно холодно. Особенно в мокрых штанах.

Антон подозвал Рудого, залез в джип и включил зажигание. Быстро перевел климат-контроль на "+25". По ногам побежала волна тепла.

— Не знаю, Толя. Но мне это, как и тебе, очень не нравиться. Надо возвращаться. Волкову телефонную линию положили, будем в Шарковщину, в район, звонить. МЧС на помощь звать.

6.

Лужки встретили их темными улицами. До Минска отсюда было не больше двух часов езды, потому с отъездом друзья дотянули до сумерек. Тем удивительней было отсутствие всякого света при возвращении. Даже если экономные коммунальные власти решили отложить начало освещения городка до глубокой ночи, то уж дома то должны радовать прохожих огнем включенных телевизоров и люстр? Вместо этого там бродили сполохи от редких свечей и фонариков.

— Похоже, электролинию завалили? — неуверенно предположил Дроздов. — Или подстанцию?

— Снегом?

— Ага.

Они синхронно посмотрели налево, на городок военных. Тот сиял всеми огнями. Сирена у армейских уже утихла, но наблюдалась активность на улицах. Ездили машины, бегали люди.

— А у этих, не завалило?

— У них, наверное, генераторы?

— Может быть.

— Буржуи...

Дрозд ухмыльнулся.

Джип с ветерком проехал Лужки, повернул к родной для Малютина деревне Путранице, также не радовавшей взор обилием света, лихо доехал до бабушкиного дома.

Волков встретил гостей у ворот.

— Что случилось?

— У тебя телефон работает?

Алексей пожал плечами.

— Света нет, а телефон не проверял. Электричество тут иногда вырубается — линии старые, перегрузок не выдерживают. Обещают новую подстанцию по весне поставить, — по-старчески пробрюзжал он.

Но в дом вошел споро.

Телефон не работал.

Снаружи зарычал Руды. Кто-то топтался на дороге, не решаясь заглянуть во двор.

— Лёха, ты дома?

Волков выглянул в сенцы и заорал через приоткрытую дверь:

— Граф, ты что ль?

— Я!

Отставной капитан потопал наружу, друзья потянулись следом. Дрозд продолжал долбить сотовый, по-прежнему не желавший находить какие-либо сети.

У ворот топтался Владлен Трубецкой, получивший от соседей прозвище "Граф".

— Что?

Трубецкой помялся:

— У тебя телевизор идет?

— Электричества ж нет.

— А генератор?

У Волкова, действительно, в амбаре стоял старенький хондовский полуторакиловаттник, купленный лет десять назад. В девяностых отключения электричества были делом обыденным.

— Чтобы его запустить, время надо.

— Дык, давай.

Старый недовольно прищурился:

— А что тебе приспичило?

— Дык, "Контуры", обзор политычный, по Первому!

Волков сплюнул:

— И охота время на эту хрень тратить?

— Не скажи... То не важно жить богато, але важно жить культурно.

Малютин хмыкнул. Это была одна из любимых поговорок Трубецкого. Первый раз Антон ее услышал совсем пацаненком, когда Граф приволок из местной больницы использованные капельницы и сделал сток через стену своего дома в канаву. Чтобы ночами не топать на двор, а делать необходимые дела прямо с печи.

— Владлен, ты совсем двинулся?

Трубецкой смущенно потоптался:

— Если тяжко, то давай — я сам...

— Что?

— Сам сделаю. Генератор запущу. Очень интересно, понимаешь...

Волков сплюнул, перебивая соседа:

— Иди домой. Скоро включат твой зомбиящик.

Владлен насупился, но отошел.

Малютин с Дроздовым уже усаживались в авто. Руды взобрался на заднее сиденье.

— А вы куда?

— В Лужки. Попробуем председателя исполкома поднять. Людей собрать. Надо Рубашки откапывать, пока люди не задохнулись.

Толик тихо добавил: "Если они там есть".

— Из чего вы их откапывать собрались?

Малютин быстро пояснил:

— Там, километрах в трех, снега навалило так, что дорогу не видно. Хрен знает, что творится. Думаем, что это армейские побаловались своими вундерваффе — завалили окрестности непогодой так, что Рубашки с головой и фонарями накрыло. Правда, асфальта дорожного мы под снегом не нашли, но Толик думает, что это из-за того, что со снегом могло и земли нанести.

Волков нахмурился:

— А я говорил, что кольцо это вокруг нас погодным оружием называют?

— Ты, вроде, говорил, что сейсмологическим?

— И этим тоже... Из-за перегруза при работе, видимо, электричество и отрубилось.

— Может и так.

— Тогда я с вами.

Алексей влез в авто и плюхнулся на заднее сиденье, потеснив Рудого.

Джип полетел к Лужкам. Толик засомневался:

— Может, к военным лучше?

Волков поддержал Антона:

— В Лужки. Пускай МЧС зовут. И трактора выгоняют.

7.

Вацлав Комаровский, несмотря на воскресенье, встретил гостей на рабочем месте. Внизу, у входа в исполком, уже митинговали вездесущие бабки, грозящие начальству судом Линча за срыв любимых сериалов. В здание бабки не лезли. Вход перекрыла секретарша председателя, грудастая горлопанка Людка. Сам Комаровский терзал рацию.

— Чэсть, бродяга. И не сидится тебе в воскресенье вечером дома?

Вацлав отмахнулся.

Комар (такая кличка закрепилась за Вацлавом со школы) был на семь лет младше Малютина. Оканчивал школу, когда Антон уже бизнесменствовал вовсю. В город Комаровский съездил, проскучал три года в Белорусском институте механизации сельского хозяйства в Минске и вылетел оттуда же на старших курсах за пьянку. В разнорабочие не пошел, предпочел вернуться домой и двигать в Лужках большие капиталы. Вацек пробовал держать ларек, фермерствовал... Разорился окончательно и пошел во власть. Толковых людей на селе оставалось мало, а он еще и завязал с алкоголем. В общем, уже два года, как Комаровский вылез в председатели исполкома.

Когда-то они с Антоном были даже пайщиками городской частной пекарни. Но дотационный районный хлебозавод уделал комерческие круассаны и батоны пшеничные, как механизатор с рессорой Беларуса уделывает залетного городского прощелыгу. Было больно... Антон ухмыльнулся, глядя на залоснившуюся рожу Комара. "Как молоды мы были"...

— Вацек... Вацлав Стефанович, надо людей собирать.

Комар взглянул изподлобья, устало процедил сквозь зубы:

— А что их собирать. Вон их, сколько под окнами. Бери кулек и ссыпай, ежели надо.

Дроздов, которому Комаровский годился в сыновья, нахмурился.

— Рубашки, деревню вон там, знаешь?

— Ну...

— Нету Рубашек... Снега навалило на дороге, всю деревню закрыло выше крыш.

Комаровски отставил рацию:

— Какой снег?! Ты что — бухой?

Дроздов только начал бычится, как в диалог встрял Антон:

— Зуб даю, — он щелкнул по клыку, вспоминая главную мальчишескую клятву.

Вацек встал, демонстративно принюхался. Сел, почесывая затылок.

— Мало того, что электричество в районе вырубило у всех, так еще и катаклизмы на наши организмы... Снег?

— И много.

Комаровский нахмурил лоб, взялся за трубку телефона, повертел ее в руках, положил на место.

— А, ведь, Жора что-то плел про то, что лед и снежинки видел. Так я ему не поверил. Жора всегда под мухой, кто ему верит?

— Собирай людей, трактора дай, поедем откапывать... И в центр надо звякнуть. Пусть уймут этих долбаков с пагонами. А то они нас под землю своими экспериментами загонят.

Комаровский еще потянулся к телефону, отдернул руку.

— Не работает телефон.

— И у тебя?

— У всех... Подстанция наша, когда электричества нет, связи не дает.

— А рация, сотовые?

— По рации только с мехцехом связался в агрогородке. А сотовые от вышки ловят. Вышка же на нашу подстанцию запитана... А-а-а! Еще Мустафьевич ответил.

— О! Его зови к нам. Будет протоколы писать.

Валерий Мустафьевич Александрович был из белорусских татар, что долгие годы служили в этих местах сначала Литве, потом Речи Посполитой, а в конце и Российской империи. Он утверждал, что в основателях рода был не то князь, не то мурза. Может быть. Мустафьевич был мужик толковый, рассудительный и деятельный. Если бы не упрямый характер и привычка спорить с начальством, сидел бы уже в области, а то и в столице. А так — только до капитана в родных Лужках и дослужился.