| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А знаешь, легко представляю себе, как органические соединения синтезируются где-то в межзвездном газе. Чего только там теперь не находят астрофизики. Реакции идут медленно, но время у вселенной есть. И, может быть, жизни достаточно было родиться однажды, где-нибудь в какой-нибудь звездной системе, и потом разнестись по всей галактике. Бактерии удивительно устойчивы, микроскопические грибки тоже. Они живут в системах охлаждения ядерных реакторов, в подземных резервуарах для бензина, они потребляют нефть и медленно, но верно могут разложить любое химическое соединение, впрочем, как и синтезировать. Когда задается вопрос: — Есть ли жизнь на Марсе?
Я отвечаю: Конечно, мы ее туда завезли. Вряд ли кто-нибудь думал о том, чтобы стерилизовать автоматические спутники и марсианских роботов.
Жизнь вечна. Во всяком случае, нет никаких оснований думать, что она возможна только на Земле. Просто, вероятность встретить зеленых человечков слишком мала. Потому что слишком большие расстояния, слишком большие опасности должна преодолеть цивилизация, чтобы дозреть до возможности перемещаться в космосе. А может быть, став столь зрелой, она утрачивает пассионарность и замирает в созерцании? Или, срок жизни звезды недостаточен, чтобы она могла успеть дозреть до "космического чуда" видимого любому заинтересованному наблюдателю?
Я слушала и ничего не отвечала, и потому, что не в первый раз убеждалась, что во многом мы думаем одинаково. И потому, что когда он говорит на абстрактные темы, а не бранит начальство или сокрушается о научных неудачах, он становится... как-то по— особому красив. Наверное, так красивы были древние, когда смотрели в небо, неведомым чутьем угадывали ход планет, и музыка небесных сфер становилась слышна им.
— Да... зафилософствовались мы с тобой, — вдруг прервал он разговор, вскочил со стола, на краю которого имел несуразную привычку сидеть, хотя кресел в кабинете достаточно, подошел ко мне и аккуратно взял мою кисть, переворачивая ее, чтобы посмотреть на часы. Сам он часов не носил. Черт знает что такое, но от этого вроде бы нейтрального жеста стало не по себе. Не люблю, когда ко мне прикасаются. Сестру не помню когда целовала. Как-то у нас в семье эти нежности не приняты.
Всякое-такое осталось далеко в туманной юности. Да и не так уж много чего было.
А маленькие телесные радости сама могу для себя. Подумаешь... Если сама меняю кран-буксы, перестилаю линолеум, готовлю обед и стираю, то почему бы и нет? Ах, для истинной женщины такая грязь чужда? Плевать. Женщины...Ну не получается у меня ни макияж, ни на каблуках ходить, и платья надеваю только в летнюю жару. И от сериалов тошнит, и от разговоров про диеты и экстрасенсов. Давно не ношу никаких побрякушек, хотя с молодости в шкафу их валяется много. Сестре надо бы отдать, да все забываю. Когда-то мечтала выйти замуж, иметь детей. Но никогда не хотелось сделать это только потому, что так надо, "стакан воды некому будет подать" — сразу вспоминается анекдот про мужика, прожившего всю жизнь со сварливой бабой, и не любимой... Помирает он, а пить-то и не хочется. Интересно, почему-то про женщин подобного анекдота нет. И по сей день, женщина, оставшаяся без мужа, считается неполноценной. Ну и фиг с ним. Что ж теперь, перевалив за сорок, считать, что жизнь не состоялась, если у меня дома на диване не валяется нечто в трениках?
4 декабря
Страшная трагедия в пермском клубе, не меньшие — в прошлые годы в интернатах и домах престарелых, Саяно-Шушенская ГЭС... и прочая и прочая и прочая. Кроме чистого ужаса, потому что это может случиться с каждым, еще несколько ощущений: массовое и чудовищное нарушение техники безопасности, некачественное и устарелое оборудование, и — человек сейчас опутан таким количеством предписаний, указаний, справок, отчетов, деклараций, инструкций, что все это выполнить просто невозможно. Найдите мне человека, который все это исполняет в точности, не нарушая ни в чем — и это будет или сумасшедший или святой. Из-за невозможности справится со всем этим потоком мелких законов-закончиков, c бюрократической катавасией, возникает желание схалтурить, не выполнить, где-то что-то подделать, схимичить. А дальше все определяется здравым смыслом. Если схалтурил, отвечая на идиотскую анкету Миннауки о прогнозах развития науки до какого-то там года, то и ладно, а если недоглядел и под тягой сотрудники развели хламовник, и произошло возгорание — то это никак не годится. А ведь еще бывают ошибки, просто ошибки.
А еще бывает страх. Перед начальством, перед бесконечными комиссиями, и он, страх, дурной советчик.
Никогда не забуду, как много лет тому назад, после трагического происшествия в одном из институтов РАН, когда погибли люди, требования к соблюдению техники безопасности ужесточили до абсурда. Комиссии шли за комиссией. Одна аспирантка работала в боксе, сеяла культуру микроорганизмов на среду со спиртом. Пролила спирт на стол.
Спирт загорелся, ведь в боксе открытый огонь. Ей бы закрыть бокс, да и бежать за помощью. Спирт на железном столе догорел бы, и все. Больше там гореть нечему. А она боялась, что узнают, что нагорит ей. Стала тушить сама, чуть ли не халатом. А платье у нее было из синтетики. Множественные ожоги тела, тяжелое поражение почек из-за токсинов, образующихся в результате ожогов. Красивая, веселая девчонка так и не вернулась в институт. И эта беда приключилась в самый разгар борьбы за соблюдение техники безопасности.
Когда же мы приучимся думать... Не ждать, что нам предпишут— укажут-накажут. А думать.
По ТВ в передаче, посвященной юбилею Сталина, сталинисты выглядели куда лучше тех, кто им противостоял. Подумаешь, вцепились в три дня, которые он молчал после начала войны. Как будто это единственное ошибка/преступление.
Ни анализа его деятельности, ни разговора о причинах сталинизма и его последствиях.
А потом опрос на улицах — положительное отношение к Сталину.
И никто, ни за что не скажет на ТВ, что Сталин востребован народным сознанием оттого, что тошнит народ от сегодняшнего воровства властей всех уровней, от "золотого тельца" в качестве цели и идеала.
А между тем, смешно, в двадцать первом веке думать, что лично один Сталин посадил всех в Гулаг, лично один выиграл войну, лично один... Дальше можно продолжить. Можно думать, что он лично пытал, лично доносил. Да такую систему создать ни один человек не смог бы, если бы его не поддерживали миллионы. И те, кто верил в великое будущее страны (а между прочим, рабочие, в отличие от крестьян, не только не бедствовали, но были по тем временам прилично обеспечены и пользовались всеобщим уважением), и те, кто доносил на соседа по велению души, и те, кто пытал и расстреливал (маньяков тогда не было, они все служили в "органах", где для удовлетворения их потребностей не было проблем, впрочем, и сейчас милиция не утратила гулаговских традиций).
Сталинизм висит на наших ногах тяжкой гирей. Никуда не делся. Все еще хочется, чтобы "порядок" и дисциплину кто-то нам дал, желательно сверху.
Собственно, разве я не чувствую желания куда-нибудь сложить ответственность за то, или это?
Одно хорошо. Сталинизм, также как и нацизм побеждает и живет в реальности, а не в сознании людей, не всегда. Для этого требуются особые условия. Тут и гумилевские волны пассионарности, и космические влияния (см. Чижевского), и многое другое. Жизнь цивилизаций не исчерпывается экономикой, и до сих пор убедительного объяснения причин таких периодов в истории, когда имеет место быть массовая истерия, не найдено.
А периоды такие были не раз.
Кроме тоталитаризма 20 века, модно еще поставить в параллель время Ивана Грозного и охоту на ведьм в Европе.
А если посмотреть повнимательнее, то найдутся и другие.
И поэтому, у меня есть шанс помереть раньше.
6 декабря
Почти месяц не видно солнца. Толстые серые облака как ватное одеяло. Вечерами они отражают городской свет, и за окном грязно рыжее марево, тусклое и неприятное. Как все-таки я зависима от погоды-природы. Тусклый день, тусклый вечер, ночь в обществе компьютера. Еще бы статью дописать. А вместо этого хочется совсем про другое.
Говорят, есть вещи, о которых надо рассказывать сразу (было бы кому, но теперь благодаря современным — чуть не сказала "нано" — ох уж это нано, про него потом) но технологиям, можно — по секрету всему свету. Самое замечательное в этом то, что всему свету куда легче, чем кому-нибудь одному.
Или не рассказывать вовсе. И это даже лучше. Потому что некоторые вещи невозможно рассказать, не впадая в пошлость. Карамельки-шоколадки, чупа-чупс... Но расскажу. Потому что иначе так и будет в моем больном мозгу ворочаться нечто, как измученная солнцем последняя льдина возле берега. Застряла, зацепилась. Будет лежать, пока не растает. Такие льдины под слоями наносной грязи и до мая, случается, долежат. Если дождей не много. А дожди смоют все.
Вот и расскажу. Плыви, льдина.
Да.... Уже начинала про это записывать, но увязла как в осенних листьях, поскользнулась на каштане. Тогда, сырым сентябрьским вечером мы пришли ко мне и сразу принялись доделывать проект, благо у меня безлимитка.
И вроде бы дело шло. И даже сервер фонда не падал, хотя это часто бывает в предпоследний день сдачи проектов. И даже неуместное волнение куда-то делось. Работа — великая вещь. Лечит все.
Наконец! Последние строчки, последний раз все прочитали. Отправили. Уффф..
— Алек, у меня наливка яблочная есть. Отец самолично делал в этом году.
— Ну давай...
На кухне он внимательно, слишком внимательно разглядывал керамику. А у меня много ее, с "малой родины", там завод старый, знаменитый. Когда-то рабочим в перестройку вместо зарплаты выдавали, накупила по дешевке. Потом ухмыльнулся, и спросил:
— А кто у тебя на потолок ушел?
А у меня и вправду от раковины до потолка, прямо до неустранимого темного пятна в углу босые следы белые по стене нарисованы. Когда-то прикололась. Ремонт сама люблю делать. И чтоб поменьше новомодных материалов, с ними квартира не дышит.
— А это я иду к соседям на третий этаж, ругаться, зачем залили. Примета народная: побелил потолок — назавтра зальют.
И что-то такое повисло меж нами, словно паутина. Наливка стоит, дух яблочный по всей кухне, а не пьется...
— Давай, за удачу, что ль, — говорю, и чувствую, будто льдинка по спине проползла, растаивая.
— За удачу... Надо бы Деду сказать, у него знакомые эксперты есть. Может, посодействуют. Хоть на реактивы хватит, и Димке, который конструкцию делать будет, надо денег. Квартиру снимает, за границу уехать не может, не защитился еще.
И он замолчал. И мне вроде бы сказать нечего. Такого с нами еще не было. Всегда находилось, о чем говорить. А тут заклинило.
— Ну как настойка? -спрашиваю... Что-то не хочется совсем сейчас с ним напиваться.
— Настойка — класс. И кухня у тебя занятная. Не скажешь, что без мужской руки. Ты вообще замужем была?
— Нет.
— А почему?
И тут на меня словно накатило.
— А потому же, почему и ты неженат.
И понимай как хочешь, не то шучу так, не то...
Висит паутина в углу... Зависли и мы... Смотрим друг на друга. И выпили всего по чуть-чуть. И тут он встает с табуретки...
Черт возьми... меня давно никто не целовал... Тем более так.
И отпустил.
— Слушай... я уже давно... забыла все..
— Ничего, вспомнишь... пойдем в комнату? — вот так-то. Практичен, слов нет.
— Да... сейчас... — выдохнула я, и льдинка вдоль позвоночника покатилась. Сколько ж можно...
— А... тебя можно сегодня?
Нда... разговорчики.. Я вскочила и только что не вскрикнула:
— Даааа ..
И в ванную бегом. Старая дура... а он меня моложе на десять лет...Конечно, грант заполняли, там возраст исполнителей и руководителей пишется. Ему бы девочку молоденькую... А вдруг он там, в Штатах СПИД приобрел... А вдруг.... какая только дурь в голову не лезла. Вышла в халатике цветастом, в голове стучит, коленки дрожат.
А тем временем он постель раскрыл, по-хозяйски прямо, улегся этак, словно античный герой на вазе краснофигурной... Умереть, не встать...
— Да не волнуйся ты так. Ложись ... на бок... Ну что ты...
Черт, прямо Кашпировский какой-нибудь... Что делать... И неловко, и отступать некуда.
Он не торопился. Гладил... Трогал... Вошел аккуратно так и неглубоко. Двигался мягко, и рукой ласкал бережно. И растаяла последняя льдинка. Теплые волны... Как плавленый сырок на солнышке...
— Ника, ты живая там? — шепнул, уже отстранившись, насмешливо. А мне и шевелиться не хотелось... Даже "ммм" какое-нибудь не лезло с губ.
Он по плечу огладил, одеяло набросил:
— Прости, пойду ... У тебя ведь замок сам закрывается...
И все. Дверь хлопнула. Мне бы встать, проводить... Сказать что-нибудь...А... Черт побери...
После три дня сама на себя злилась. Звонить ему не хотела. Стыдно и слабости своей, и скованности, думалось:...вряд ли ему понравилось... теперь и табачок врозь... Хоть бы на научных наших делах не сказалось. Старуха...Сладкого захотелось...
Дописала, и вроде отпустило как-то. Черт бы побрал мои больные мозги. У меня там что-то не так с серотонином и дофамином. Хотя нейрохимию плохо знаю. Давно заметила, что меня заводят не картинки, не видео, а тексты. Не всякие. Пробовала как-то проанализировать, какие. И поняла: те, где секс-сцены как изюм в булке. Немного. Вокруг сюжет интересный, разные разности. Смешно...
13 декабря
Семинар фирмы Шимадзу. Нам такие спектрофотометры не купить, да и задач таких, чтобы с их помощью решать нет пока. Как ограничивает невозможность, недоступность. Начинаешь думать не проблеме, а том, как бы что-нибудь новое выяснить имеющимися средствами. И скатываешься в убогую физиологию, в то время, как в мире давно без клонирования-секвенирования биологическая наука не делается. Мы тоже стараемся, но мало. Часто берем в работу чужие мутанты. Направленный мутагенез — это ж просто сказка. Но у этой сказки есть свои подземелья. Сколько публикуется работ, где какой-нибудь ген выбили, что-то изменилось, а биологический смысл так и не найден. Все влияет на все, количество белков, выполняющих не одну, а несколько функций, растет. Живая клетка нелинейна, это сложнейшая сеть с многовариантной заменяемостью компонентов. При такой сложности остается только удивляться, как же много мы о ней знаем, при том, что не знаем еще больше. А знаем ли себя...
Иду на семинар, хоть немного свежего воздуха глотнуть. Потому что успеваю читать только по своей узкой теме. А многие сотрудники и вовсе ничего не читают, разве что принесешь им и в руки дашь. И превращаются в высококвалифицированных лаборантов. Старость, болезни... А если завтра их уволить, не найдешь молодых на замену. У молодых нет жилья, из аспирантской общаги выгоняют. Квартиры снимать — зарплата мала, и уезжают. Средний возраст повыбило перестройкой. Кто будет учить молодых... А их нужно учить. Потому что наука не имеет границ, потому что даже если они уедут, их жизнь состоится, их призвание будет с ними. В науку везде идут по призванию.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
