Я решился. Мы встретимся.

Через несколько дней, стоя на перроне, я встречал поезд, совершенно взмокнув от волнения и судорожно сжимая в руке мобилу, не решаясь набрать номер, словно это простое действо, совершённое заранее, способно разрушить некую магию что ли. Решил — выйдет, тогда и вычислю по трубке.

Но когда он вышел, мне не пришлось звонить. Мне не надо было звонить. Зачем? Я узнал его с первой секунды, как только ноги, обутые в легкие летние штиблеты, шагнули на платформу.

Можно ли парня назвать красивым, если ты не гей?

В ту минуту, когда я увидел Саньку — высокого, плечистого, черноволосого полубога, — я сомневался во всём. В самом себе и в своей собственной ориентации. И когда он улыбнулся мне, слегка приветствуя меня ресницами, я лишь невероятным усилием смог сохранить равновесие, а не растечься у его великолепных ног позорной, невнятно мычащей лужей.

И, хотя по виду это было очень трудно определить, Санька оказался младше меня на шесть лет, и лишь это спасло меня от окончательного позора. При мысли, что я спасую перед малолеткой, я взял себя в руки и мысленно дал себе по лицу. И по рукам. Потому что руки мои уже сами тянулись к этому неведомому богу, желая обнять, прижать, коснуться... Я нашёл своего человечка. Близкого, родного. Моего.

И мне не надо было ждать, что он откроет рот и заговорит, чтобы убедиться в этом окончательно.

А Санька...Саня подошёл ко мне и протянул ладонь, сообщив нахально:

— А зубы у тебя вполне ничего. Ник, челюсть подбери, а то я подумаю, что ты не рад меня видеть.

— Эээ... Рад, растерялся просто. Я тебя другим представлял.

Я, блять, невероятно! Я смутился и покраснел, как задрипанная девочка-семиклассница, которую первый раз пригласили на свидание. И с трудом нашёл ответ:

— Специалист по зубам!

Мы засмеялись.

— А вот я тебя именно таким представлял, — отозвался Саня и улыбнулся такой улыбкой, что у меня не то, что слов, мыслей не осталось.

"А в чёрных глазах огоньки. Тёплые, ласковые, хотя и насмешливые".

— Конечно, — ответил я, уплывая окончательно. — Я ж тебе фотку свою выслал.

Я даже не помню, как мы дошли до бара. Санька болтал, не переставая, словно ощущая моё смущение и желая меня подбодрить. Он сам потянул меня в бар, сказав, что сумки мы закинем и попозже, а вот освежиться не мешает. Не знаю, кому из нас надо было освежаться, уж точно не ему.

Я смотрел на Саньку и любовался им украдкой.

Высокий, изящный, если вообще можно такое слово применить к парню. Не худой, скорее жилистый. А лицо — картинка, профиль греческого бога. А стоило ему повернуться и посмотреть на меня, как я буквально в прямом смысле слова начинал плыть. До встречи с Санькой мне не приходило в голову, что парень может быть сексуальным. Санька был именно таким — убийственно сексуальным. И разглядывая его, я понял, что это прозвище — "Зубастая тварь" — ему удивительно не подходит.

Возможно, внешне он и выглядел немного опасным из-за этой абсолютной уверенности в себе, мудрого спокойствия свойственного сфинксу, а вот внутренне...

В его глазах светилась доброта, и эта доброта просто поражала. Вселенское, космическое спокойствие плескающейся в зрачках тёплой гармонии уюта самого обычного человеческого бытия. Наверное, именно так выглядят все эти всезнающие пофигистичные проповедники дзена, способные поймать мгновение вечности в чашке чая. Но Сашка воспринимался именно так. Тёплым, невероятно тёплым, как мягкий пушистый плед, и, одновременно, ласковым таким, что ли безобидным.

После того терроризма, который мы устраивали друг другу на словах, я был уверен, что с Санькой мы даже в общении никогда не сойдём с трассы бесконечных приколов. Сошли, естественно и непринуждённо. Приняли это как само собой разумеющееся.

Санька курил, небрежно потягивая пиво. Я заказал себе водку. Санька спрятал улыбку и выразительно посмотрел на часы. Действительно, рановато. Время едва перевалило за половину одиннадцатого. Он прибыл на утреннем поезде и собирался осмотреть город. К тому же, ему надо было ехать в гостиницу. Санька даже не намекал на счёт того, чтобы остановиться у меня, а мне как-то не пришло в голову предложить подобный вариант. Особенно после моих ночных снов.

Предложил.

И Санька, внимательно посмотрев на меня и прикинув что-то, кивнул, но таки не удержался от ехидной реплики, и я расплылся в идиотской улыбке, с трудом вспомнив, с кем имею дело.

В итоге, Санька тащил меня домой, закинув мою руку на своё плечо, а на другое повесив сумки. Где-то на грани захмелевшего сознания металась мысль, что этот сопливый малолетка меня уделал по всем статьям. Но в то же время в голове было так легко и хорошо, что эта мысль не казалась досадной.

Я сам открывал дверь ключом, чертыхаясь, потому что никак не мог попасть в замочную скважину. Санька, посмеиваясь, светил мне зажигалкой. А потом отобрав ключи со словами:

— А когда на море качка ... — сам открыл дверь.

Мы впихнулись в узкую прихожую. Санька, легко разобравшись, щёлкнул замком. Кажется, я хотел сообразить ещё выпить. Он смеялся и дразнил меня по поводу моей невменяемости. По сравнению со мной он был абсолютно трезв.

И уже казалось неудивительным, что Санька легко и непринуждённо сориентировался в шкафах, разобрал кровать, а себе постелил на диване. Я пытался прикорнуть в кресле и проснулся от того, что он трясёт меня за плечо.

— Тэкс, моряк. Палуба готова к отплытию, поднимайся. Делаем пересадку. — Поднатужившись, Санька подхватил меня. Я обнял его за плечо.

И наши лица внезапно оказались на одном уровне, а его губы на мгновение приоткрылись. Он, кажется, что-то хотел сказать.

Не знаю, что на меня нашло. Я потянулся и поцеловал его. Санька не отстранился. Сжал чуть сильнее, сдавливая поясницу, а затем осторожно отвёл голову в сторону.

— Не надо, Ник, — сказал он спокойно. — Ты об этом будешь жалеть.

Я не помню, что я ответил, кажется, я обиделся. Но потом под головой у меня оказалась подушка, и палубу заштормило так, что единственное, о чём я мог думать, это уснуть, иначе меня стошнит.

Наутро было херово. Не то слово. Нет смысла описывать, как это бывает наутро после водки, пива и плохой закуски. В голове было смутно и единственное, что вспоминалось то, что, кажется, приехал Санька, и я, хоть убей, не помню, когда это было.

Саня пришёл в комнату и присел на корточки перед кроватью, свежий и бодрый. Впрочем, он практически не пил. С чего ему было пить? У него с меня вряд ли сносило крышу. В отличие от него, я из себя ничего примечательного не представлял. Самый обычный парень двадцати шести лет от роду, разведён, детей нет, на лбу невидимая табличка " Бабы — сцуки". Глаза голубые, волосы тёмные и коротко подстриженные мужественным ёжиком. Подбородок квадратный, телосложение спортивное, на лице явное натуралистическое превосходство ума над инстинктами, рост 185 см и весь под стать. Не крупный, тоже скорее жилистый, но страсть к железкам довела до определённых заметных выпуклостей в разных местах рук и груди, и вес у меня был довольно внушительным.

Как худощавый на вид Санька тащил меня домой, понятия не имею. Однозначно, упрел как вол.

Санька смотрел на меня и улыбался. И от этой улыбки было удивительно хорошо на душе, чего нельзя было сказать о теле.

Чувствовал я себя как тузик, которого сурово отпинали десяток взбесившихся грелок.

— Чего лыбишься? — спросил я недружелюбно.

Санька еле заметно повёл бровью, а затем, смерив меня нахальным взглядом, выдал ехидно:

— А кому-то явно не помешает зубы почистить.

— Блять, Саня, я тут подохну сейчас, а ты ржешь! — Я почти машинально зарылся в подушку. Саня поднялся и вернулся со стаканом воды.

— Давай, моряк! — сообщил он непреклонно. — Через "не могу".

В стакане оказался "Алказельцер". Минут через пять мне правда полегчало.

И, уже стоя в ванной под струёй воды и ловя доносившиеся с кухни запахи — хорош из меня хозяин, нечего сказать! — я вдруг вспомнил, что вчера произошло.

Санькины губы, неожиданно горячие и податливые. Мой собственный язык, нахально вломившийся в этот покорный рот.

Честно скажу, заплохело мне капитально. Стало стыдно, так, что хотелось провалиться сквозь землю. Писец.

Но деваться было некуда. "Извинюсь, и сведём всё к шутке", — решил я и вышел из ванной не в привычном полотенце на бёдрах, а целомудренно завернувшись в халат, аки юная весталка, дабы не шокировать своего гостя. А то ведь правда подумает, что извращенец озабоченный.

В том, что я не извращенец, я пытался уверить себя уже в течение нескольких месяцев. А последние сорок минут я и вовсе не переставая, напоминал себе о том, что я нормальный мужик, местный трахальщик, секс-террорист, и прочее...

"Блять, у меня уже никого не было почти три месяца! Неудивительно, что я так реагирую. Я — нормальный. Нормальный. Нормальный".

А вот на кухне ждал сюрприз. Не какая-нибудь жалкая колбаса с яичницей или макароны быстрого приготовления, к которым я уже, в принципе, привык, а нормальная человеческая жратва.

У меня, по-моему, случился культурный шок. Салат из огурцов я ещё переварил, но оттуда взялись бутерброды, нарезки и прочие радости в виде мяса и жареной картошки? Это было уже выше моего логического понимания.

— В холодильнике у тебя полный аврал. Мышь заглянула и не нашла на чём повесится, — хохотнул Санька. — Пришлось в магазин сгонять.

— Мда, хороший я хозяин, ничего не скажешь, — мне стало неловко, но рядом с Саней всё как-то воспринималось само собой разумеющимся.

— Забей. Ешь, давай. — Санька, словно подавая мне пример, плюхнулся на табуретку, двигаясь естественно и не принуждённо, впился зубами в солёный огурец.

Я, мрачно свистнув у него банку и вылив рассол в кружку, присосался на одном дыхании. Санька заржал и, скорчив забавную рожу, выдал озорным голосиной:

— Манеры у вас, тётенька. Где только учили?

— Но-но, пиздёныш. Поговори тут ещё, — пробормотал я, ощущая, как ко мне начинает возвращаться жизнь и желание что-то, наконец, съесть. Минуту мы пикировались, а затем, уже молча, свистали всё подряд. По радио громко грянула песня.

"Люблю я макароны, хоть говорят, они меня погубят!"

И мы, разразившись непристойным гоготом, устроили негласное соревнование, кто кого обожрёт.

Налупили друг друга по рукам, потянувшись к последнему бутерброду. Санька, не стесняясь, ткнул меня вилкой и, пока я матерился, баюкая пострадавшую конечность, Зубастая тварь утянул бутерброд. И заявив, что "молодому и растущему организму нужны калории, чтобы трахаться" сожрал его, даже не подавившись.

Злиться я на него не мог. Даже ради приличия.

А затем снова вспомнил. Санька, составив тарелки в раковину, наливал нам кофе, видимо как-то чётко для себя решив, какую роль на сегодняшний день он займёт, доблестно ухаживая за мной, пострадавшим от похмелья. А может, это было его привычкой, заботиться о других. Но, честно скажу, я млел. А потом, когда его рука оказалась слишком близко, и я не смог оторвать взгляд от широкого запястья, на котором висел чуть великоватый браслет часов, я вспомнил.

— Сань. Тут, короче, дело такое...

Санька посмотрел на меня и, поймав мой испуганно-вымученный взгляд, сел на табуретку и вздохнул.

А затем сказал сам.

— Ники, на счет вчера. Всё в порядке. Не тушуйся, короче. По пьяни и не такое бывает.

Я опять покраснел и почти непроизвольно отвёл глаза.

— Не знаю, что на меня нашло, — пробормотал я.

— Ну и забудем, — мягко подвёл итог Санька. И тут меня словно чёрт за язык дёрнул.

— Сань, ты гей? — спросил я и сам испугался того, что спросил. Вот щас ведь точно сочтёт меня пидором, и пиздец, приплыли. Доказывай потом, что я ничего такого не имел в виду, и вовсе нет у меня никаких мыслей по его поводу.

— Да! — просто ответил Саня, спокойно посмотрев мне в глаза.

"Блять, лучше бы он молчал!"

Видок у меня, наверное, был тот ещё. Такие большие глаза могут быть только у срущей мышки, выражаясь образно, или прифигевшего ёжика. Минуту я молчал, судорожно пытаясь собрать разлетевшиеся разом мысли и хоть как-то обдумать. Это было слишком неожиданно. "Ага, а вот так вот в лоб спросить, типа, совсем не неожиданно". Я тупо сидел с отвисшей челюстью, ощущая себя идиотом в дурном кинофильме.

— Тебя это напрягает? — осведомился Санька абсолютно спокойно, без всяких там затравленных взглядов, заламываний пальцев и прочей дребедени, типа, "Ты меня теперь презираешь?" или "Если хочешь, я уйду". При мысли о том, что он может уйти, меня перетряхнуло.

— Нет! — я едва не заорал и осёкся, представив, как это выглядит со стороны. Санька чуть заметно улыбнулся, и на секунду мне показалось, что в его чёрных глазах промелькнуло что-то, смутно похожее на затаённое облегчение.

— Хорошо, — он снова улыбнулся и кивнул. — Ты кофе будешь или я добиваю?

— Добивай.

У меня с души свалился булыжник и улетел куда-то вниз с громким грохотом. Из-за чего я на пару секунд воспринял себя завядшей ромашкой, о существовании которой, наконец-то, вспомнили и поставили в вазу.

Правда, когда я допивал кофе, ромашка свяла снова (вот ведь какая непостоянная, сцуко!), но теперь уже совершенно по другому поводу.

Я смотрел на Саньку иными глазами, и, честно скажу, помимо лёгкой настороженности в них проскальзывало любопытство.

И тут Санька начал ржать.

Я не мог понять причину его ржача. А Саха закатывался, буквально всхлипывая на столе, и лишь потом, спустя какое-то время, когда я узнал его ближе, я понял, что это была своего рода психологическая защитная реакция, разрядка.

— Ой, плять, не могу, — Санька стучал ладонью. — Ты бы видел рожу свою. Лады, — вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил он с мудрым вздохом: — Давай, спрашивай всё, что хотел узнать. По лицу же вижу.

Осознав, как выгляжу со стороны, я грохнул следом, почти с восторгом глядя на эту Зубастую тварь. Всё-таки надо отдать ему должное, он умел снять напряжение.

— Давно ты ..ну...

— Давно, — Санька безмятежно подпёр голову рукой. — Но с девушками я тоже сплю. — Сообщил он, размешивая ложкой сахар.

— А ну... Это, в общем-то, не моё дело, — запоздало сообразил я, пытаясь дать ход назад.

— Расслабься. Я отношусь к этому ГОРАЗДО спокойнее, чем ты.

"Нет, всё-таки, какая Зубастая тварь!"

Через час я уже знал некоторые подробности Санькиной жизни. И о том, как это было в первый раз, и о том, что он универсал, но предпочитает быть активом, и многие другие подробности, заинтересоваться которыми мне бы и в голову не пришло, пока в моей жизни не появился Санька.

А потом мы гуляли по городу и я, вспомнив о своей роли хозяина, водил его по местным достопримечательностям, рассказывал все прилагающиеся к экскурсии несущественные мелочи, половину придумывая на ходу. Мы фоткались по очереди, и несколько раз нас сфотографировали вместе. Санька спокойно и непринуждённо клеил девчонок и, честно скажу, на его фоне я ощущал себя слегка тюфяком. Впрочем, соревнуясь с ним, я не сильно отставал, словно заряжаясь от него какой-то почти неуёмной энергией, острословил на каждом ходу, и наши дамы заходились от восторга и хохота, не в силах поверить, что им перепали мы.