Дело чести

Практически одновременно с этим снаряд с "Цесаревича" разбил каземат 15см орудия "Карла", уничтожив весь расчет. Таким образом лишив комиссию австро-венгерского флота (а, заодно, и будущих историков) возможности узнать из-за чего, собственно, был открыт огонь по русским.

Монтеккуколи достаточно трезво оценил обстановку: вражеский (а он воспринимал "Цесаревича" именно как вражеский) броненосец, не взирая на сбитую трубу и разрушенные надстройки тонуть не желал. Как и сражение в Желтом море данный бой подтверждал "красивую" эффектность, но очень слабую эффективность фугасов по полнобронированному кораблю. Даже потеря средней башни правого борта: снаряд с "Санкт Георга" оборвал оба шестидюймовых ствола, не сильно повлияло на его огневую мощь. Русские ответили на это пробоиной в носовой части "Габсбурга" и попаданием в носовую башню "Георга", на какое то время выведя ее из строя. Ну и попадание во флагманский корабль. Со второй линией дела обстояли куда хуже: "Бабенберг" был выведен из строя и лишен хода и управления, а один "Арпад" не был соперником новейшему броненосному крейсеру русских. Тем более при попытке разворота броненосец сбросил скорость и попал под накрытие. Полубронебойные русские снаряды ломали броню и, разрываясь внутри корпуса, наносили серьезные повреждения. Учитывая преимущество в орудиях крупного калибра и лучшую подготовку русских комендоров преимущество было целиком на стороне "Рюрика". Выход из строя "Арпада" при продолжении боя был вопросом времени, причем не столь уж долгого. А, следовательно, скоро его три корабля окажутся между двух огней.

Он повернулся к командиру крейсера. — Задробить стрельбу. — На его недоуменный взгляд ответил злобным взором из насупленных бровей и продолжил.

-Отходим к Фиуме.

На "Цесаревиче" понадобилось несколько минут, чтобы понять, что бой окончен.Вначале австрийцы прекратили стрельбу и, сбросив скорость, увеличили разрыв с продолжавшим отходить броненосцем. Затем вытянулись в линию и последовательно разворачиваясь, потянулись к рейду Фиуме. Заметив данный маневрпрекратил стрельбу и "Рюрик". Русские крейсера оттянулись за остров, давая возможность австрийцам выйти из боя. К пострадавшему "Бабенбергу" выдвинулись миноносцы. Часть их команд перебралась на броненосец, включившись в борьбу за живучесть. А от Фиуме уже выдвигались вызванные по радио спасательные буксиры: было уже очевидно, что без их помощи можно было потерять оба сильно поврежденных австрийских корабля.

— Все, господа, — сняв фуражку и вытерев пот со лба, произнес Маньковский. — Преподали наглецам урок. Передайте на "Богатырь" и "Рюрик" приказ об отходе.

Он немного помолчал, а затем продолжил.

— Господа, рекомендую вам составить рапорта о несогласии с моими действиями. Конечно, его Высокопревосходительство одобрит наши действия, но вот как отреагируют под Шпицем? Возражения не принимаются. Так же прошу вас составить рапорта о ходе боя.

Русский отряд, собравшись, направился в сторону Италии. Необходимо было срочно доложить о произошедшем инциденте и дождаться дальнейших инструкций. Невзирая на неопределенность ситуации и возможность наказаний, вплоть до "семи казней египетских", настроение у людей было достаточно бодрое: наконец-то Фортуна повернулась к ним лицом. Да и принято на Руси учить хамов и наглецов так, чтобы в иной раз неповадно было.

"Вчера сделал визит, австрийскому адмиралу Монтекукули. Принят не был под предлогом, что у адмирала завтракают гости. При отваливании салюта не получил. Через три часа адмирал отдал визит, я не принял, сказав через флаг-капитана, что меня нет на корабле. Адмирал сообщил, что не салютовал мне вследствие времени отдыха и просил ему не салютовать. Прождав до спуска флага, потребовал салют. Вместо этого в 5 часов 00 минут австрийская эскадра снялась с якоря и направилась к выходу из бухты Фиуме. Заметив находящийся в проходе "Цесаревич" в 5,20 противник открыл огонь, на который по моему приказу был открыт ответный. Наши потери на кораблях отряда составили убитыми и ранеными два офицера, семь кондукторов и сорок семь нижних чинов. У противника артиллерийским огнем и минной атакой крейсера "Богатырь" был выведены из строя броненосец типа "Габсбург" и легкий крейсер. В 6.07 противник задробил стрельбу и вышел из боя. Подробности Посольской вализой. ? 137. Маньковский".

Репортер газеты "Сан" с редким именем Джошуа и не менее редкой фамилией Браун вышел из казино в расстроенных чувствах: ночь прошла впустую. Невзирая на огромное количество разнообразных отдыхающих людей света и полусвета ныне в Опатии было тихо. Никаких скандалов, истерик, вызовов на дуэль, пьяных выходок и прочих событий, интересных взыскательному британскому читателю, не было. Ну, а разнет репортажей, то нет и денег. Очевидно, придется сочинять очередную "утку", если только бог не смилуется и какая-нибудь континентальная "аристократка" под воздействием спиртного или популярного в богемных кругах кокаина не нарушит все возможные и невозможные правила приличия. Вот это будет статья, да еще снабженная фотографиями...иэх!!!

Мечтания о "скандале" прервал грохот, долетевший со стороны залива.

-Гроза, что ли, — медленно протянул его вечный напарник Билл, рыжий высоченный шотландец с лошадиной физиономией, поправляя на шее ремень новомодного "Кодака". — О, еще один раскат!

В отличие от Билла Джошуа звуки опознал. До того, как попасть в "Сан" он побывал и в Трансваале и в Японии, так что это не гроза было ему ясно без долгих размышлений. Подобную "грозу" он слышал, находясь на "Микасе", когда японская эскадра подошла к Порт-Артуру, добивать остатки русской эскадры, которую должны были основательно проредить миноносные отряды, а вместо этого нарвалась на жесткий отпор. Звуки стрельбы корабельных орудий навсегда отложились в его памяти. Тем более слухи о том, что австрийцы отказали русским в даче салюта уже разошлись по всему побережью. То, что "медведи" не спустят дело "на тормозах", было очевидно. Результат же был не только слышен, но и виден.

Джошуа размышлял не долго.

— Срань господня, кажетсяместные гунны сцепились с медведями! Билл, ищи извозчика, надо срочно ехать в Фиуме. А, Джонни( он заметил рядом с собой репортера и фотографа в одном лице из "Лондон Таймс") ты тоже тут? Фотоаппарат с тобой? Можешь проехаться в сторону Адриатики, туда австрийцы гонят "казаков". Снимай, что сможешь. Мы же в Фиуме, попытаемся выяснить, что там произошло.

Репортерское чутье не обмануло Брауна. К его сожалению отсутствиебинокля или подзорной трубы, а также предрассветные сумерки не позволяли отследить весь ход событий. Но грохот орудий, а так же более громкий звук, напомнивший на взрыв мины, говорили о том, что идет серьезный бой. Какое соотношение потерь в бою между русскими и австрийцами его не интересовало. Да и победитель этого боя интересовал еще меньше. Главное — это столкновение. И надо получить максимально возможную информацию о его итогах.Когда же они достигли гавани, то результаты инцидента были уже видны: к входу в гавань портовые буксиры тянули сильно осевший в воду австрийский крейсер. Даже такому "сухопутному крабу" как Уильям, было ясно, что данная посудина "не жилец" и поддерживают ее на плаву только для того, чтобы погрузившись в воду она не преградила фарватер. Судя по мельтешащим на пристани санитарам и их количеству стало понятно, чтои экипажу сильно досталось. Находившиеся далее корабли так же не производили впечатление целых и невредимых, напоминая крейсера Камимуры после боя в Корейском проливе. Да, это репортаж уже не для "Сан", но...для настоящего джентльмена "интеленджес" не позор, а вполне почетное занятие, способствующее процветанию родины и короля. И чем быстрее он сможет передать информацию, тем лучше. Тем более за такую "интеленджес" можно было получить больше фунтов чем за фотографию...допустим наследной принцессы, скачущей голышом по "Площади героев" в Будапеште или еще в каком-то там месте.

-Так, Билли, снимаешь все, что только можно, и пулей, ты понял, пулей переправляешь снимки в редакцию. Да не дежурному редактору, а самому сэру Эндрю. Давай, пока полиция не проснулась и не оцепила гавань.

Сам же Браун побежал к телеграфу, на ходу составляя "репортаж". Ему нужно было передать чистые факты и наблюдения. Запоминать, анализировать, сжимать в минимальное количество слов информацию, как вербальную, так и визуальную, он умел и умел очень хорошо. А вот в каком виде это выйдет в печать, да и выйдет ли вообще, будут решать другие люди. Те, что связаны с правительством и разведкой.

Австрийская полиция и контрразведка слишком долго "просыпались". К тому моменту когда из гавани Фиуме начали изгоняться все посторонние, а телеграф закрыт для частных лиц дело было уже сделано. Билл двигался по железной дороге по направлению к Кале, не жалея ни себя,ние денег. Ну, а телеграмму Брауна дежурный редактор уже успел передать курьером в "один известный дом", где она оказалась в руках малоизвестного британского капитана Мэнсфилда Смит-Камминга. Еще через три дня у того же капитана на руках оказались и фотографии "героического" флота Австро-Венгрии. Маховик событий начал раскручиваться вне зависимости от мыслей и желаний сторон, изначально вовлеченных в инцидент.

Глава 2.

Господин Николай Александрович Романов, по странному стечению обстоятельств Государь всея Великия, Белыя, Малыя Руси..., и прочая, прочая, прочая, считающий себя Хозяином Земли Русской, в расстроенном настроении вышел из Летнего Дворца, и обогнув галерею, быстрым шагом устремился в парк. Задумавшись, он не обращал внимания ни на сгущавшиеся августовские сумерки, ни на укусы множества комаров. Которые демократично не делали различий между Августейшей особой и последним помощником золотаря. Однако именно сейчас Николаю Александровичу было попросту не до них. Дойдя до статуи с разбитой урной, император остановился, нервным движением извлек из кармана сюртука папиросы и попытался прикурить. Испортив практически целый коробок спичек, он отошел в сторону и мрачно взглянул на статую: данная скульптура полностью отражала царское настроение и состояние в данный момент.

А ведь как прекрасно все начиналось: государь отлично выспался, в чудесном настроении позавтракал вместе с семьей. Впереди были разговоры о выезде в Ливадию на то прекрасное время, когда ужасающая жара спадает и Таврида раскрывается с самой лучшей стороны. Идиллия была прервана сообщением о прибытии Воеводского, который просился на доклад "незамедлительно вследствие возникших обстоятельств неодолимой силы". Уже тогда сердце Николая забилось в предчувствии неприятностей. Когда же господин морской министр появился с покрытой капельками пота лысиной, то предчувствие переросло в уверенность. Всегда опрятный мундир сидел на господине вице-адмирале криво, кончики нафабренных усов смотрели в разные стороны, как будто жили самостоятельной жизнью, в которой нет ни спокойствия, ни уверенности. Глаза Степана Аркадьевича возбужденно блестели. Неожиданно императора посетила мысль, что Воеводский проклинает тот день, когда стал из товарища министра — министром и мечтает оказаться как можно дальше от него лично.

Глядя на взволнованного министра, Николай подумал, что он почему-то, ошибается в людях связанных с флотом. Рожественский, вроде бы не глупый человек, способный к риску, вселяющий уверенность всем своим видом повел себя настолько бездарно, что... Похоже, что и Воеводский с его блестящей внешностью годится только для декора. Начатки личной неприязни никак не отразились на лице императора, он умел не выдавать внешне своего состояния. Царь лишь холодно кивнул головой, позволяя начать доклад. Вице-адмирал возбужденно вздохнул, сглотнул слюну, от чего его кадык дернулся, как будто бы разрезая шитый ворот мундира, и хриплым голосом произнес:

— Государь, случилось страшное! В Фиуме был бой между нашей эскадрой и имперцами.

Николай вспомнил, как при этих словах его едва не пробил холодный пот. Наверное, он все-таки сильно побледнел и даже изменился в лице, поскольку Воеводский запнулся и в спешном порядке начал копаться в папке. Наконец ему удалось найти нужную бумагу и протянуть ее императору. Брать документ в руки не хотелось. Казалось, непонятно почему, что этот листок пропитан ядом и если он возьмет его в руки, то яд начнет жечь кожу, добираясь до самого сердца. Но он справился с волнением и... ничего страшного в тот момент не произошло.

"Настоящим довожу", — слова рапорта, поданного на имя морского министра, воспринимались фрагментарно, словно во сне. Николай читал быстро, стремясь понять, что произошло. "Учебный отряд в составе....под флагом...так, что это за тип такой: Маньковский...Вспомнил, — отличная память была одной из его сильных сторон. — Контр— адмирал с прошлого года. Командовал в войну вспомогательным крейсером "Кубань". Особых успехов не было, но на фоне других... вследствие нанесения оскорбления Российскому Флагу...оскорбление, уточнить — что за оскорбление... После произведенного в 05.20 по местному времени выстрела со стороны австрийцев повредившего вторую трубу флагманского корабля...Господи, милостивый, спаси и сохрани, опять Цусима, вторую Цусиму стране уже не пережить...что же там с Ник Ником? Если он пострадает, то дражайшие родственники ни за что не успокоятся... но зато как облегчится моя жизнь, — император задавил это нехристианское желание усилием воли, — так...ответным огнем учебного отряда был поврежден вражеский крейсер, а далее броненосец, ....ух...у-ф-ф-ф это уже легче, это не так интересно. Ага, где же итог...В 06.07 вражеская эскадра вышла из боя и вернулась на рейд Фиуме. Наши потери составили... Так, Цусима не состоялась и Ник Ник, слава тебе, Господь Вседержитель, не упоминается. Значит должен быть живым и здоровым, хоть одна беда отменяется"... — он опять поймал себя на чувстве сожаления, что несмотря ни на что, дяде удалось выкрутиться. — Ну ладно, хватит..."

Николай внимательно взглянул на Воеводского, который сжался под достаточно суровым императорским взглядом и пробормотал.

— Государь, инцидент стал достоянием широкой публики. Я виделся с Извольским и нашел его в совершеннейшем волнении. Английские и французские репортеры уже дали статьи в газеты, причем статьи все весьма негативного содержания по отношению как к нам, так и к австрийцам. Скоро прибудут снимки... и тогда скандал разгорится до небес. Александр Петрович серьезно обеспокоен тем, что его связи при Венском дворе окажутся беспомощны. Австрийцы потребуют крови.

Вице-адмирал не случайно упомянул почти опального и без пяти минут в отставке министра иностранных дел. Австро-русский договор 1908 года, проведенный и заключенный по личной инициативе Извольского, привел к полной потере доверия к министру со стороны императора. Поэтому инцидент в Фиуме можно было представить как результат "Бухлауского скандала" и его продолжение. В этом случае можно было вывести Морское ведомство изпод удара и подвести под него министерство иностранных дел. Ну, уж в крайнем случае, пожертвовать Маньковским (да и Эссеном, с которым Степану Аркадьевичу было сложно найти общий язык, поскольку по части строптивости обрусевший шведский аристократ ничуть не уступал покойному "боцманскому сынку". Но это было бы именно крайним случаем, поскольку весь флот встанет ему в жесточайшую оппозицию. Позволить же себе роскошь восстановить против себя весь флот Воеводский никак не мог — корпоративную солидарность господ офицеров отменить было не в силах даже Господь Бог).Так что наилучшим вариантом было выставить виновными дипломатов — тут и флотский мундир окажется белее первого снега, и, самое главное, вины морского министра не будет ни малейшей.