Их маленькая тайна

* * *

— Так я лишился своего корабля и всех грузов. Теперь я нищий. Попробую наняться куда-нибудь гребцом. Я знаю, что смогу постепенно подняться, вернуть потерянное, лишь бы избавиться как-нибудь от этой морской напасти, — закончил свой рассказ моряк.

Заморыш вздохнул и посмотрел на море. Оно выглядело таким тихим и спокойным. Невозможно было поверить, что в его бездне скрывалось нечто страшное, жестокое, хищное, непобедимое. Кромка берега словно отделяла пока ещё безмятежную сушу от неведомой опасности, затаившейся в зелёных водах.

* * *

Едва Андромеда миновала колонны, обозначавшие вход во дворец, как к ней подбежал один из слуг:

— Царевна, тебя просят пройти в главный зал!

Она кивнула и подошла к большому серебряному зеркалу — посмотрелась, проверила, всё ли в порядке. Кажется, да — новый светло-синий гиматий-хламидион смотрелся очень изящно на шестнадцатилетней красавице, оставляя открытыми длинные стройные ноги с маленькими ступнями и тонкие аристократические руки. Широкий белый пояс элегантно охватывал её тонкую талию, а голубые сандалии из мягкой кожи выгодно очерчивали точёные девичьи щиколотки. Белокурые волосы, схваченные у лба серебряной диадемой, рассыпались по плечам, обрамляя личико, изысканность черт которого можно было бы назвать кукольной, если бы не ямочки у рта да лукавое выражение больших синих глаз девушки, обещающее удивительные радости будущему супругу.

Поправив на всякий случай диадему, Андромеда вышла в зал. Посреди него уже были расставлены в круг обитые серебром кресла жрецов, но сами они ещё не пришли. Венценосные родители девушки — Кефей и Кассиопея — уже находились там. Они выглядели очень озабоченными. Девушку кольнуло смутное беспокойство:

— Матушка, почему мы здесь?

— Садись, дочка. — Царица указала девушке на скамеечку в удалённом углу. — Сейчас Нелем расскажет нам, каков ответ Оракула из Дельф.

— Жрец Посейдона Нелем посылал к Оракулу? Зачем это нужно?

Кассиопея вздохнула:

— Это всё из-за морского страшилища. Наша страна не может жить без моря, рыбы. Нелем должен был справиться, как можно избавить нас всех от этой напасти.

"Удивительно, что гонец не побоялся добираться в Дельфы и обратно морем", — подумала девушка, а вслух сказала:

— Матушка, зачем же спрашивать об этом Оракула? Надо собрать наших воинов и охотников, приготовить ловушку для чудовища и...

— Нет, доченька. Люди слишком напуганы. Мы должны знать, какова воля богов. — Царица посуровела. — Дочь моя Андромеда, садись на своё место и не задавай лишних вопросов.

Девушке оставалось только пожать плечами и подчиниться: Оракул так Оракул. В зал один за другим входили жрецы храмов Иофеи. Наконец в дверях появился жрец Посейдона Нелем, и Кассиопея заметно напряглись. Жрец поклонился царице, но девушке показалось, что он прятал злорадную улыбку. Затем Нелем выпрямился, прошёл в середину зала, окинул суровым взором присутствующих и заговорил громким мрачным голосом:

— Боги печальную весть принесли нам, царица:

С чудищем, что из пучины морской появилось внезапно,

Справиться смертным не будет вовеки дано...

Жрец прервал свою степенную речь, то ли придумывая, как бы покрасивее изложить остальное, то ли просто переводя дух. Андромеда не выдержала и, отвернувшись, захихикала, стараясь, чтобы этого никто не услышал. Её всегда смешил этот церемониальный стиль речи, принятый в таких случаях. Зачем это притворство? Между собой же все разговаривают вне этого зала нормально. Кроме того, ведь не боги принесли печальную весть, а гонец из Дельф. Да и обращаться, по этикету, следовало к её отцу, Кефею, хотя всем известно, что он ничего не решает.

Между тем, жрец продолжал:

— Чтоб от напасти такой нам найти избавленье,

Дщерь твою юную, дивной красы Андромеду

В жертву чудовищу нам принести надлежит...

Смешливое настроение разом покинуло девушку, она вздрогнула от надвигающегося испуга. "Может, я ослышалась? Неправильно поняла этот злосчастный церемониальный язык?" Она взглянула на родителей. Словно окаменев, они не сводили взгляд со жреца. "Не может быть, чтобы боги требовали моей гибели!" — в смятении подумала царевна. Сердце похолодело, и девушку охватила дрожь.

— Пусть её к брегу морскому ведут, заключённой в оковы,

Там и оставят царевну, к утёсу её приковав.

И пусть свершится то в день, что длиннее всех летом...

Нет, она не ошиблась, правильно поняла всё с самого начала... Андромеде стало страшно. Самый длинный день в году наступит завтра. Неужели Дельфийский Оракул действительно сказал нечто подобное? Боги желают её гибели, да ещё непременно завтра? За что? В чём провинилась она перед бессмертными владыками Олимпа? И потом, её родители не допустят такого!

Андромеда перевела взгляд на мать. Та сидела, будто неживая — бледная, её губы посерели, взгляд стал покорным. Девушка не выдержала:

— Матушка, этого не может быть! Почему бессмертные требуют принести меня в жертву? Это, наверное, ошибка!

Мать посмотрела на неё безжизненным взглядом:

— Доченька, иди в свои покои. Нам надо обсудить всё это с Советом Жрецов.

Андромеда вышла из зала и вдруг успокоилась. Дрожь прошла. Разумеется, никто её в жертву не принесёт. Глупость какая. И где это видано, чтобы царевну водили в цепях, словно рабыню? Наверное, родители сейчас просто договорятся с Нелемом. Возможно, придётся построить ещё один храм — Посейдону или его супруге, Амфитрите. Воины перепугались неведомой опасности? Что же, нетрудно набрать наёмников в Аркадии или Спарте.

* * *

Андромеда решила прогуляться в саду, чтобы окончательно прийти в себя. Запах цветов всегда поднимал ей настроение, да к тому же две декады назад из Африки доставили какие-то удивительно-ароматные растения, которые она ещё не видела. Надо бы их найти, проверить, действительно ли они так благоухают, как уверяла Кильрида...

Она не смогла сразу найти африканские диковинки. Пришлось сделать круг по саду, потом ещё... Вдруг девушка с удивлением заметила, что неподалёку стоит Терес — начальник дворцовой стражи. Она смущённо взглянула на него, словно безмолвно спрашивая, что ему нужно. Молодой человек церемонно поклонился:

— Да благословят тебя бессмертные боги, царевна! Прости, но мне приказано приставить к тебе двоих стражников, пока ты не вернёшься в свои покои!

Андромеда вздрогнула. Что это значит? Её намереваются стеречь? Боятся, что она убежит из собственного дома?

— Терес, это ни к чему! Я никуда не сбегу! Тут мой дом! Я здесь родилась, в Иофее!

— Прости, царевна. Я всего лишь исполняю приказ.

Двое стражников, которых девушка заметила только теперь, приблизились и поклонились. Андромеда раздражённо сорвала какой-то цветок и тут же мысленно прикрикнула на себя: растение-то чем виновато? Это ведь не оно, а люди сошли с ума — все как один...

— Хорошо. Я сейчас иду к царице. Пусть скажет мне сама, если она решила исполнить волю Дельфийского Оракула и... — голос девушки сорвался, слишком трудно было произнести слова: "Мать принесёт меня в жертву чудовищу". Вдруг к глазам подступили слёзы. Отвернувшись от Тереса, она смахнула их, но тут глаза наполнились влагой, и весь мир помутнел от солёного тумана. Андромеда присела на корточки и заплакала — от обиды на богов, вдруг пожелавших её гибели, на Дельфийского Оракула, так равнодушно известившего об этом Ойкумену, на Совет Жрецов, не пожелавший заступиться за неё, на родной город, с готовностью отдающий её на смерть. Но ещё больше — на родителей, которые по непонятной причине покорно согласились отдать своё дитя в пасть смерти, да на себя — за то, что ничем, кроме слёз, не в состоянии помочь себе.

Когда она немного успокоилась, Тереса рядом не было. Видимо, он тихо ушёл, чтобы не мешать обречённой юной царевне плакать перед скорой безвременной гибелью. Однако двое стражников по-прежнему стояли в двадцати локтях от неё, безмолвные и непреклонные. Андромеда взяла себя в руки. Слезами беду не отведёшь. Она подошла к родничку, бившему в середине сада, и ополоснула себе лицо. Ласковая влажная прохлада освежила её. Немного подождав, девушка направилась во дворец.

* * *

— Ничего не поделать, дочь моя Андромеда. Воле богов противостоять нельзя, — услышала царевна материнский голос, ещё только войдя в большой зал. Андромеда растерянно посмотрела сперва на Кассиопею, затем на Кефея. Царь выглядел сконфуженным и пощипывал свою козлиную бородёнку.

— Матушка! Так что же — меня завтра прикуют к утёсу на берегу? Морское чудище погубит меня? — Девушка тщательно старалась говорить спокойно, однако голос предательски срывался, выдавая её состояние.

Кассиопея отвернулась к окну и сложила руки на груди. Кефей смущённо поглядывал то на неё, то на дочь. Наступила пауза. Только теперь до девушки стало доходить, что всё уже решено. Точнее, всё было решено уже в тот момент, когда она шла из дворца в сад. Чувство страха начало смешиваться с другим — презрением к родителям, губящим её ради каких-то своих тайных замыслов.

— Не надо приставлять ко мне стражников. Я царская дочь. Подданные не увидят моих слёз страха. Я не унижу себя трусостью и не опозорю свой род. Я приму смерть, которую мне назначили бессмертные боги, — громко и отчётливо, стараясь не сорваться в плач и отталкивая от себя мысли о неотвратимом, выговорила девушка.

— Спасибо тебе, дочка. Прости ты нас, — виновато произнёс Кефей. Девушка посмотрела на мать: Кассиопея по-прежнему безмолвствовала, глядя в окно.

Андромеда не ответила отцу. У неё просто уже не осталось сил, чтобы сдерживаться. Она молча повернулась и ушла в свои комнаты, чтобы там, оставшись наедине с собой, расслабиться и отдать дань наваливающемуся на неё ужасу. Двое стражников, словно тени, безмолвно проследовали за ней до самого входа в покои царевны.

* * *

Поглощённый мыслями о морском страшилище, Заморыш едва замечал, что происходит вокруг. Впрочем, доверенные его надзору тюки были в безопасности, а всё прочее пока не имело значения.

Тем временем, на берегу собиралась толпа. Не только моряки, но и обычные горожане подходили к причалу, вставали неподалёку от Заморыша, поглядывали на одинокую скалу, видневшуюся примерно в двух стадиях. Когда юноша обратил внимание на происходящее и начал прислушиваться, до него донеслись обрывки разговоров:

— Ах, как жаль царевну! Она такая молоденькая и красивая!

— Да что её жалеть? Выросла в богатстве, ни в чём никогда не нуждалась, а мы с детства работаем, да живём впроголодь!

— Но ведь девочка не виновата в нашей нужде!

— А кто виноват? Так боги пожелали! И её завтрашнее жертвоприношение тоже угодно бессмертным!

— Говорят, её мать, царица Кассиопея, оскорбила Амфитриту — сказала, что царевна красивее её и всех нереид Посейдона!

— Ну вот! Мать и виновата! Так что пусть дочь расплачивается за её слова!

— И что же — царевну приведут сюда в цепях и прикуют к той скале?

— Да, говорят, всё будет именно так.

— И когда чудовище разорвёт несчастную девушку, оно уйдёт от наших берегов?

— Дельфийский Оракул сказал — да. Оракулу виднее, он говорит с богами.

— Ну и хорошо! Царевну жалко, конечно, зато мы сможем опять спокойно выходить в море!

Заморыш удивлённо и растерянно прислушивался к тому, что говорили в толпе. До него постепенно доходил смысл речей. Так что же — ради избавления от морского чудовища, город должен принести в жертву царевну Андромеду? Юноша вспомнил, как видел её несколько раз. Она открыто ходила по городу, не казалась высокомерной, охотно разговаривала с разными людьми, смеялась, подавала милостыню нищим. Однажды она заметила на улице тощего котёнка, купила у ближайшего торговца немного мяса, погладила и накормила голодного зверька. Заморыш любил смотреть издали на прекрасную девушку, но не смел подходить к ней — боялся, что его лохмотья и грязное тело оскорбят её взгляд. Чего-чего, а нечаянно обидеть милую и добрую царевну Заморыш совсем не желал.

И вот эту красивую, добрую, ни в чём не повинную девочку завтра проведут по городу в цепях. Её прикуют к скале и оставят наедине с самой страшной опасностью. Из моря вылезет огромное чудовище, напоминающее неведомого зверя, названного бывшим шкипером — крокодила. Оно подползёт к царевне и издаст утробный рык. Девушка закричит и начнёт беспомощно биться в своих оковах. Страшный зверь разинет пасть и схватит её дивное тело. Брызнет кровь, раздастся последний, смертный крик прекрасной Андромеды... и её не станет.

Так она завтра погибнет... как жаль. Красота юной царевны покинет город. А что останется? Суматоха у причала и на рынке, толкотня у товаров, крики избиваемых рабов, навозное зловоние, пресыщенная надменность богачей, злоба и зависть неимущих? И вдобавок ко всему этому — память о том, как город безропотно, чуть ли не с готовностью отдал прекрасную Андромеду на растерзание. На мгновение Заморыш представил себе, каким пустым станет родной город без красавицы-царевны, и подумал: а мне зачем жить? Затем пришла другая мысль: жаль, что я не воин и у меня нет оружия. Был бы хоть меч. Затаиться у скалы и, едва чудовище вылезет из моря, напасть на него и заколоть. Заморыш представил себе, как ударит мечом в огромную морду... Ничего не получится, уверенно произнёс кто-то всезнающий внутри юноши. Такому зверю удар меча нипочём. С ним и сотня воинов не справится. Только разозлишь его. Сам погибнешь, а царевну не спасёшь.

— Эй, парень! Это твои тюки? — Послышался чей-то голос, и Заморыш вздрогнул. К нему обращался русобородый низкорослый человек со шрамом на левой щеке.

— Не мои, но я их охраняю. Хозяин скоро вернётся.

— Слышишь, там одному человеку плохо. Вон, у скалы. Сходи, помоги! А я пока присмотрю за тюками.

Заморыш в нерешительности оглянулся. Никакого человека, лежащего возле злополучного утёса, он не заметил, но, может, просто далеко слишком, не видно. Он слез с коряги и сделал было неуверенный шаг в сторону утёса, но тут же вспомнил, что видел однажды этого человека со шрамом. За ним гнались рыночные торговцы. Заморыш вздрогнул:

— Ну нет! Я сам послежу за товарами, а вот ты сходи и помоги тому человеку!

Незнакомец со шрамом изменился в лице:

— Ты, сопляк! А ну пошёл вон, не то пришибу тебя!

"Ого! Так он точно вор! И хочет украсть товары, которые я охраняю!"

— Я узнал тебя! Ты вор! Убирайся прочь, не то я позову на помощь!

Вместо ответа неизвестный замахнулся и попытался ударить кулаком в лицо Заморыша, но тот легко увернулся и дёрнул нападающего за руку. Тот едва не упал.

— Ах ты наглый щенок! Ну я проучу тебя!

Вор выхватил откуда-то из-за пазухи короткий кривой нож и взмахнул им перед лицом юноши. От неожиданности тот упал. Нож сверкнул над ним, но Заморыш успел перекатиться — нож ударил в песок. Юноша захватил в горсть немного песка и швырнул его в глаза нападающему:

— А-а! Проклятье!

Вор уронил нож. Заморыш опомнился:

— Люди, на помощь! Это вор, он хочет украсть товары!