— Да нет, все правильно. Хорошо себя ведут.
Я улыбнулся.
— Вот видите. Больше скажу, любая из вас... — И принялся тыкать пальцами вокруг, во всех подряд. — ...Вот ты, ты или ты, например. Или ты. Если любая из вас допустит ошибку, или потребует повышенного внимания, или поведет себя по отношению к НЕ-хранителю как-то неправильно, мигом очутится на месте сорок четвертого взвода. Мгновенно, это не будет даже обсуждаться, и никаких шансов на восстановление ей не дадут. Офицеры закрутили гайки, закрутили серьезно, но вы этого не заметили. Даже ты знаешь об этом! — вновь повернулся я к Оливии. — Даже ты в случае чего полетишь с Олимпа вниз! Не так?
Та нехотя опустила голову.
— Вот только ее не тронут, и ее камаррадас-героев, умиравших за принцессу — им простят все. Найдут другую работу, но не унизят, — кивнул я на Мамочку, и та тоже опустила голову. — А в остальном все вы — под прицелом. Былой воли, былой демократии и былых привилегий больше нет, вы все отныне — никто. Такие же, как остальные. А самое смешное, что все вы об этом знаете, но вслух говорю отчего-то один только я.
Вы же вместо того, чтобы обсуждать такую глобальную новость внимательно наблюдаете за действиями 'этого дурачка Ангелито', 'проклятого скотину' и вообще 'скверного человека, ради опытов над которым вышвырнули целый взвод наших товарищей', не обращая внимания больше ни на что. Вам не кажется это странным?
И вновь тишина. А что им сказать, этим девочкам? Дуры, все они дуры. Просто в разной степени. Оттого и пришлось привлекать самых авторитетных из хранителей — у тех ума должно быть чуток поболее.
— Есть такой прием в управлении массовым сознанием, — продолжил я, — отвлечение внимания. Вам всем мастерски отвлекли внимание, заставив сжимать кулаки в злости, что какой-то выскочка, пришлый мальчик, обижает ваших девочек. Вы поносите его, ненавидите, сочувствуете бедному сорок четвертому взводу... А тем временем сеньоры Морган и Тьерри все больше и больше уравнивают ваш статус с остальными и лишают былых привелегий. Красиво, неправда ли? Это старая технология, ей не века даже, тысячелетия. Но оказывается, она до сих пор актуальна. Как в масштабах страны, так и в масштабах маленького тесного коллектива.
— Вы — тупицы, — вновь обернулся я к противницам. — Не дуры даже, похуже. Вы не поняли главного, что не я цель интриги. Цель — вы. Офицеры решили демонстративно уничтожить один взвод высокомерных сучек, пожертвовать им, чтобы остальные притихли и сели на пятую точку. А я... Я всего лишь орудие вашего истребления. ВАШЕГО, девочки. А не вы — моего.
Я должен был поставить вас на место, показать ваш взвод с самой неприглядной стороны. Продемонстрировать всем, ПОЧЕМУ они от вас избавились. Вы же, вместо того, чтобы играть роль несправедливо обиженных бедных овечек в первый же день начали унижать маленьких. Что офицерам и требовалось.
Я подался вперед и зарычал, чувствуя, как глаза мои наливаются кровью:
— Я никогда не дам в обиду своих девочек, понятно?! Я никогда не брошу своих в беде! Не позволю над ними издеваться! И если надо будет убить — убью! И вашей подруге повезло, что я ее всего лишь покалечил!..
На мои плечи навалились, но я уже сел на место, как ни в чем не бывало.
— Ваша подруга Алессандра стала первой жертвой сеньор офицеров, и жертва эта была запланированная. Если бы мы не пересеклись в тот день, это произошло бы позже, они 'слили' бы вам информацию, кого стоит пощипать в первую очередь, да на глазах у кого. И всё закрутилось бы, как сейчас, только позже.
Они же сливают вам информацию обо мне, так? — усмехнулся я. Вокруг раздался ропот, но Оливия шикнула, и девочки замолчали. — Кто-то 'очень близкий и доверенный' рассказывает вам интересную информацию о моем прошлом, куда меня можно ударить. Вы же в приступе хронической тупости даже не можете сообразить, откуда этот 'доверенный человек' может знать то, что написано в моем ЗАСЕКРЕЧЕННОМ досье. Доступ к которому, кроме королевы, имеют, наверное, всего пять человек. Откуда ему знать о моей матери? О школе? О столовой и разбитом в мертвой зоне камер носе Гниды из банды Бенито Кампоса?
Я сделал паузу.
— Неоткуда. Это 'слив' чистой воды. Точно так же вам сообщили бы, что: 'Девочки, а неплохо было бы поставить на место шмякодявку Мари-Анж из пятнадцатого! Это же здорово! Да на глазах у Чико — вот веселье будет?!'...
— Мы не знали о твоей школе, — покачала головой Звезда. Видно, задел больное — они или догадывались, или только начали догадываться об этом. — Мы поняли только когда твои девочки об этом рассказали, после. А о матери вообще думали, знают все... Что это не секрет...
Вновь раздалась волна ропота, некоторые присутствующие начали спорить. Что было мне на руку — в спорах рождается истина.
— Но выводы вы так и не сделали, — подвел я следующий итог — Конечно, это слишком мелко, обращать внимание на такое. Подумаешь, 'слив'! 'Карфаген должен быть разрушен'! 'Шимановский должен быть уничтожен'! Никакие аргументы рядом с этим не имеют значения. Это должно случиться просто потому, что так надо, иначе ваша гордость и высокомерие не простят подобной слабости. Так, девочки?
'Сорок четверки' угрюмо молчали.
— А на самом деле вы с каждым днем, с каждой проведенной против меня акцией все дальше и дальше продвигались к цели сеньоринв офицеров, показному уничтожению вас, как проблемного взвода.
— И они уничтожат вас, поверьте! — воскликнул я. — Если не одумаетесь. Или если ваши... Теперь уже окончательно бывшие напарницы вас не вразумят, — окинул я взглядом библиотеку, задержавшись глазами на Оливии. Бергер стояла вся в напряжении, кусала губы и о чем-то напряженно размышляла.
— Думайте, сеньорины, думайте. — Я демонстративно поднялся. — Пока мне не вынесут приговор, у вас есть время. Я не хочу с вами воевать. За Натали прошу прощения — действительно, сорвался — слишком вы меня к тому моменту достали. Но в остальном, если между нами все будет хорошо, я ни пальцем, ни жестом не сделаю вам плохого. Обещаю!
Возле двери ещё раз обернулся и оглядел всех, остановился взглядом на Звезде.
— Если же не внемлете и все же захотите меня уничтожить... Я буду воевать. Не отбиваться, не защищаться, а воевать. Поверьте, я могу, я изобретательный — спросите об этом Бенито Кампоса. Он тоже выходил против меня один на один с пятнадцатью друзьями. — Я выдавил хищную улыбку. — А после вас кончат офицеры, как крыс или тараканов, без сомнений и жалости. Adios!
Я развернулся и вышел под гробовое молчание. Да уж, ночь у девочек будет бессонная — теперь им есть о чем поговорить и над чем подумать.
'Вот и пускай думают! — сделал резюме внутренний голос. — Оно полезно...'
Впервые я был с этим camarrado на сто процентов согласен.
* * *
— Сильно болит?
Я отрицательно покачал головой.
— Эх, Хуан! — сеньора сокрушенно вздохнула. — Я не понимаю, как после такого ходить, не то, что лежать! Предупреждаю сразу, если ты и в этот раз устроишь то же, что в прошлый, ко мне можешь не обращаться. Напишу рапорт о комиссовании. Как невменяемого и неадекватного, нарушающего предписания.
— Вы имеете в виду...
— Твоих девочек, — не зло рассмеялась она. — Подшефных. Понимаю, молодость, гормоны, желание постичь неизведанное, но не СРАЗУ же после экзекуции?
Я обреченно покачал головой.
— Об этом что, все-все знают? Мне казалось...
— А разве здесь можно что-то скрыть?
Конечно, глупый вопрос. Та моя ночь с обеими 'крестницами' притчей во яцытцех не стала, но не говорить об этом и не знать — разные вещи. Не говорили потому, что это мое заслуженное право, делать с подшефными что хочу: здесь нет никаких интриг, а значит и интереса окружающих. Даже взаимоотношения внутри нашего, тринадцатого взвода для всех интереснее — кого я из девчонок первую, когда и что будет после этого. Но с чисто медицинской точки зрения та ночь для всех стала фурором: действительно, с ТАКОЙ спиной вытворять то, что мы вытворяли?..
— Ай!.. — я вздрогнул и даже подскочил. Это она специально, для убедительности своих слов.
— Сиди-сиди! — прикрикнула дежурная в подтверждение. — Сейчас пройдет. Я уже обколола, через полминуты подействует.
— Зато потом, когда отходить начнет, будет весело!.. Пробурчал я сквозь зубы ни к кому конкретно не обращаясь.
— А как ты хотел? Кнут не плетка, штука серьезная. Тут иначе нельзя.
В этот раз мне вновь повезло, я потерял сознание то ли на тридцать девятом, то ли на сороковом ударе. В нирвану вогнать себя удалось достаточно быстро, и если честно, с каждым разом получалось все легче и легче, но боль я ощущал даже сквозь пелену отрешения. То же, что происходило после... В общем, снова моя спина представляла собой месиво, снова мне дали день на приход в себя, освободив от нагрузок, снова заморозили спину обезбаливающим, покрыв ее толстым слоем заживляющей мази.
— Если честно, Хуан, — продолжила дежурный медик, добродушная сеньора с веселыми глазами, отдирая от спины очередные окровавленные ошметки бинтов, — я поражена скоростью твоей регенерации. На моей памяти ни у кого ничего так быстро не заживало, хотя химии в крови у девочек будь-здоров! Но поверь, ночь любви излишня даже при твоих особенностях.
— Да все я понимаю, сеньора! — Я снова вздохнул. — Меня, если честно, совсем другая рана беспокоит. — Демонстративно дотронулся рукой до правой щеки, где под глазом сиял, наливаясь фиолетовым, большой фонарь, оставленный Катариной в момент моего выхода из камеры, когда меня вели на Плац, зачитывать приговор. Ведшие меня наказующие сделали вид, что ничего не заметили, и Катарины там не было, но я не в обиде — заслужил. — Это куда серьезнее!
Даже спиной почувствовал, как напряглась дежурная. Добродушие ее как рукой сняло.
— Как ваше личное мнение, ее вернут?
— Личное? — Она слишком сильно потянула за очередной лоскут бинта, я вскрикнул. — Не знаю. Могут вернуть, могут не вернуть. Но мне кажется, ты знал, что делал.
— Ещё вчера я был в этом уверен, сеньора. Что ее вернут. Но сегодня... Этот общий негативный настрой...
— А ты не слушай чужих настроев, Ангелито! — отрезала она, подавшись вперед, заглянув мне в лицо. — Это твоя женщина, и ты должен ее защитить! И всё. А сделать это ты можешь. По крайней мере, ты так думал когда шел к ней за оружием, а значит, на чем-то твоя уверенность была основана. Вот и реализуй ее, эту уверенность! А остальные...
Она озадаченно помолчала.
— Им положено, понимаешь? Положено брюзжать. Ты все-таки чужак, и из-за тебя из корпуса уходит уже вторая сеньора. Они не могут иначе. Но раз ты начал это — закончи. Тогда все разговоры прекратятся сами собой, а ты докажешь, что у тебя все изначально было под контролем.
— А если поддамся общей панике, заражусь ею... — продолжил я то, что недосказала она. Сеньора за спиной улыбнулась, я это почувствовал.
— Вот я и говорю, не обращай внимания. Она твоя, как и пятнадцатый взвод, потому санкций никто к тебе не применит, ограничатся брюзжанием. Но только пока не явишь слабину, дескать, у тебя ничего рассчитано и просчитано не было.
— Спасибо, сеньора, — вырвалось у меня. — За поддержку. И уверенность.
Она усмехнулась.
— А для чего ж ещё нужны старшие? Главное верни ее. Верни, Хуан, иначе жить тебе здесь будет...
— Ай! — Я снова вскрикнул. На то она и медик, чтоб знать, как сделать больно даже замороженной спине.
Итак, философия проста, делай, что планировал, показывая всем, какой ты непрошибаемый, и все получится. Сеньора уверена, что я решу вопрос, если захочу, и вот от этого 'если' предостерегала. Но проблема в том, что я, действительно, поддался всеобщему настрою и далеко не так был уверен, что офицеры сделают, как я думал. Они могут запросто 'прокатить' Катарину, плевав на меня и мои оценки.
Да, Лока Идальга теоретически принадлежит к партии Мишель, и ее замена на саму Мишель для партии королевы вроде как... Никак. Однако, наша гонщица всегда выступает соло, к какой бы группировке не принадлежала, слишком своевольная и независимая. А значит, более привлекательная в глазах сеньоры Морган, которая, откровенно говоря, побаивается бывшую напарницу по взводу. Но там, наверху, как всегда все может решиться иначе, совсем не так, как я думаю.
Створки разъехались, я вошел. 'Читальная', главный зал библиотеки, в отличие от вечера идеально пустая. С утра физические занятия у всех, даже у кадровых ангелочков — им тоже нужно держать форму, а среди увольняшек заниматься теоретическими предметами в одиннадцать утра дураков нет. Ну, не сразу после окончания сезона сессий, лавинообразно, словно стихийное бедствие проносящегося по этой обители дважды в год, зимой и летом.
Четверо, всего лишь. Звезда, Сандра, Мамочка и Бергер. Без лишнего акцентирования внимания и помпезности, но представительно. Итак, что девочки решили?
Я сел за указанный ими стол, они расселись вокруг так, чтобы комвзвода 'сорок четвертых' оказалась напротив. Оливия кивнула и та начала:
— Ангелито, мы тебя выслушали и твою точку зрения понимаем.
Начало хорошее, но не обнадеживающее.
— Мы понимаем, почему ты поступил так, как поступил, и что у тебя не было выбора, — продолжила она. Красноречивый взгляд на Оливию, брови которой в ответ выразительно выгнулись. — Мы не держим на тебя зла и в дальнейшем прессовать тебя не будем.
Сандра при этих словах опустила глаза в пол, рассматривая что-то под столешницей. Оливия нахмурилась ещё больше. Ага, так они и 'понимают'. Заставили девочек 'понимать', те, у кого соображай варит лучше. Однако, для меня важен результат их переговоров, а не то, как они к нему шли.
— Но, никаких извинений, никаких признаний неправоты ты не получишь — все было как было, и мы ни в чем не раскаиваемся, — закончила Звезда свою часть.
Я выдохнул с облегчением. До последнего ждал, что они что-нибудь выкинут, но, видать, обошлось. Впрочем, и у Оливии, и у Мамочки вид был такой, что скажи девочки что не по плану, прикончили бы их на месте, честное слово. Однако, слова сказаны, политес соблюден.
— Я как-то и не ждал этого, — усмехнулся я, но без иронии, стараясь сдерживать себя. Не сейчас — слишком многое на кону. Звезда так же с облегчением кивнула — видно, ждала, что буду вновь выделываться и чего-то требовать Видно те, кто знаком со мной подольше, напугали.
— Предлагаю сделать вид, что ничего не произошло и не происходило, — подвела итог она. — Мы будем не замечать тебя, ты же не задевай нас.
— И все будет хорошо? — перевел я вопросительный взгляд на Сандру, и даже подался чуть вперед.
Сандра молчала, пыхтела, но, наконец, нехотя выдавила:
— Да, все будет хорошо. Мы не будем задевать тебя и твоих девочек.
А глазки-то не подняла. Но в обстановке официоза (а происходящее, несмотря на малочисленность действующих лиц, все-таки официальное мероприятие) и этого вполне достаточно. Тот из нас, кто нарушит произнесенные обещания, будет назначен виновным и понесет наказание в виде лишения поддержки... Как минимум хранителей. А для такого маленького, но грозного коллектива поддержка тех, кто рядом, один из основополагающих факторов существования.
