Прогрессор галантного века

"Сколько же ей все-таки лет? На вид под тридцать, но, наверное, больше. Не зря ведь она маскируется.... Впрочем, все равно чертовски хороша, просто желанна!"

— Вот и господин Алекс Бартон. Как Вы сейчас себя чувствуете?

— На седьмом небе, великодушная госпожа. Я благодаря Вам жив, намыт, одет, обут и накормлен самым вкусным ужином, который когда-либо у меня был.

— Даже так? Разве в поместье своего батюшки Вы ужинали скромнее?

— Именно так, княгиня. В Англии не принято готовить вкусно, нам достаточно, чтобы было сытно. Поэтому в ходу овсянка, сыр, мясной пудинг и самое сладкое — яблочный пирог. Здесь же, отведав блинов с икрой, я и ощутил себя на седьмом небе.

— Как немного Вам нужно для счастья, господин студиозус. Неужели больше ничего не хочется?

— Только в мечтах, госпожа....

— Что у Вас за мечты? Со мной не поделитесь?

— Именно с Вами не могу, файная пани....

— Вы второй раз употребили это польское выражение. Я-то его понимаю, но с какой стати его применяете Вы, англичанин? Разве на Вашем языке нет достойных комплиментов для дам?

— Есть, прекрасная госпожа. Например, май дарлинг леди, бьютифул вумен, файн герл.... Но для меня почему-то лучшим определением желанной женщины стали эти польские слова: файная пани.

— Так Вы меня тайно желаете? То есть желаете целовать, носить на руках, холить и лелеять?

— Только если прикажете. По собственной воле я не смогу пошевелить и пальцем — слишком Вас уважаю.

— Все-таки странный вы народ, англичане. Русские молодцы куда смелее, их приходится в строгости держать, иначе тотчас руки распускают. А если все-таки возьму и прикажу?

— Тогда и лелеять и холить и нежить буду как мать, сестру и невесту в одном лице!

— В одном лице? И мать и невесту?

— Вы старше меня, потому я трепещу перед Вами как перед матерью. Но Ваша кожа так бела и нежна, что ее непременно надо оглаживать мужскими ладонями и покрывать поцелуями — а так поступают лишь с невестами. Поэтому я могу стать для Вас одновременно и любовником и почтительным сыном. А свое плечо могу предоставить как сестре.

— Вот тебе и воробушек голенький.... Десяток слов произнес и у меня уже голова кругом пошла, чуть не оскоромилась. Опасен ты для женщин, студиозус, ох опасен.... Или, правда, во мне свой идеал увидел?

— В Вас, файная пани, только в Вас!

— Ну, бросим эти глупости. Я зачем тебя позвала? Хотела службу предложить, только теперь сомнение берет — очень уж ты с женщинами ловок. Да и девки сказали, что молодец хоть куда....

— Ваши девки — явные распутницы!

— Не без этого, юноша, но мне послушны. Что прикажу — то и делают. Или ты в претензии?

— Подумав, скажу, что Вас я все же заинтересовал как мужчина. Теперь мне стали понятны их действия. Это значит, что я могу надеяться?

— Можешь. Я ведь не каменная и совсем не старая. Но не хочу, не хочу терзать свое сердце от ревности. Было уже, терзалась.

— Не могу поклясться быть вечно Вам верным — вечность очень большой срок. Но сейчас все мои помыслы только о том, чтобы Вас обнять и полностью разнежить. Другим женщинам в этих мечтах места нет.

— Ох, змей обольстительный! Но нет, пока ты здесь достаточное время не проживешь, себя не покажешь — я все-таки буду как камень.

— А что за службу Вы хотите мне предложить?

— Есть у меня дочь единственная, Ксенечка, пятнадцатое лето у ней заканчивается. Переросток по нынешним понятиям, да у меня понятия свои. Меня саму в тринадцать лет в общество вывели и тут же замуж отдали, а в четырнадцать я родила. Только сыночек при родах задохнулся, и сама я чуть богу душу не отдала. Ксению родила уже в шестнадцать и, слава богу, здоровехонькую. Пусть и она родит не раньше шестнадцати лет. А пока пусть еще поучится....

Так вот, преподают ей науки и искусства несколько учителей. Но ее знаниями по истории и географии я недовольна, а специального учителя по этим предметам нет. Ты ведь изучил их в своем университете?

— Не то чтобы все, но многое, госпожа княгиня.

— Вот и подтяни ее, обогати знаниями. Начать можешь со своей Англии, о которой и я, признаться, знаю совсем мало.

— Может мне и с Вами Англией позаниматься?

— Ну, уж нет, нет. С таким преподавателем я враз в любовницы-матери угожу!

— Тогда я согласен стать преподом Вашей Ксении. Куда и когда мне завтра явиться?

Глава четвертая. Обольщение княжны

Утро попаданца началось с того, что слуга отвел его завтракать в небольшую комнату, где столовались преподаватели Ксении ("Со мной будет шесть" — отметил Сашка). Почти все иноземцы: сухопарый немец Карл Рашке был математиком, рослый швед Свен Бе — ботаником, меланхоличный австриец Йоган Краус — музыкантом, подвижный француз Антуан де Пюи — учителем танцев, фехтования и выездки. Только обрюзгший учитель словесности (и до недавнего времени истории с географией) был русаком со странным именем Эраст Мочалов. Каждый препод обучал Ксению попутно и своему родному языку — впрочем, все они владели более или менее русским и преподавали на нем. Нового коллегу эти господа встретили очень сдержанно, подозревая в самозванстве. Завтракали в молчании — то ли тут было так заведено, то ли присутствие Алекса Бартона их сковало. И завтрак был без излишеств: гречневая каша (правда, разваристая, вкусная, с топленым маслом) да взвар с блинами и медом.

Расписание занятий составляла (и изменяла) сама княгиня, поэтому Ксения сразу попала на Алекса. А чего тянуть: червоточину выявлять надо сразу — и удалять.

— Гуд монинг, мисс Ксения, — приветствовал ее Сашка. — Это в переводе с английского означает доброе утро, девушка. Позвольте представиться: я Алекс Бартон, студент лучшего университета королевства Англии, что находится у моста через реку Кемь и потому называется Кембридж — ведь бридж по-английски — это как раз мост....

В таком стиле он стал преподавать свой предмет слегка ошарашенной его напором девушке, потихоньку к ней приглядываясь. Минут через десять вынес вердикт: "А ничего так, выбьется со временем в красотки. Пока же что-то вроде гадкого утенка... Рост уж больно нестандартный. Усугубленный худобой". Действительно, Ксения, обутая в миленькие сапожки практически без каблуков, доходила Сашке макушкой до бровей — а рост у него был нехилый, 185 см. В этом времени с ростом 175 см девушка долго будет подыскивать себе пару. "Впрочем, гренадершей в 180 см является будто бы императрица Елизавета.... Историки нашего времени в этом все же сомневаются. Вот и посмотрим при случае.... А черты лица и зеленые глаза Ксения унаследовала от матери, причем у молоденькой девушки они прямо-таки изумрудные, с чистыми-чистыми белками...."

Ксения тоже приглядывалась к новому и возмутительно молодому преподавателю. Ей успели нашептать в оба уха, что он метит в фавориты к ее матушке, которая хоть и не была пока замечена в предосудительных связях, но дочь чувствовала сердцем, что ей очень хочется любви. "Но почему надо связываться с этим недоучившимся студентом? Вокруг столько настоящих мужчин, в соответствующем матери возрасте и с именем, боевыми заслугами.... А может мне все наврали? Да и чем может приглянуться матери такой щегол? Самоуверенностью и развязными манерами? Внешностью и ростом? Но матери-то зачем великан? Это мне подыскивать высоких надо.... Но только не нищего студента...."

"Слушать его, впрочем, забавно и как-то легко все запоминается. Это потому что он сцены из жизни все время приводит, то шутливые, то не очень. Как с этими королями, Георгом 1 и 2-ым, которые поссорились из-за крестин младенца, а в результате всех детей у Георга 2-го отобрали на много лет. Дети-то тут причем? А их мама, принцесса Каролина, вот уж, наверно, плакала, плакала.... Хорошо, что Георг 1-ый через несколько лет помер и дети вернулись к родителям. А через 10 лет и Каролина умерла, попросив перед смертью Георга 2-го вновь жениться. Но тот ее любил и жениться отказался. Правда, сказал странные слова: мол, мне и мэтресс хватит. Это что, он на любовниц намекал? Как так, жена еще жива, а он ей про любовниц говорит? Почему мужчины такие грубые, нечуткие? И большие изменщики, особенно короли. Хорошо, что мне не надо за короля замуж выходить, а достаточно будет за князя или даже графа. Они, наверно, более постоянные — возле них фрейлины и фаворитки не толпятся...."

Княгиня Елена Петровна прослушала в укромном месте весь урок. К Алексу вроде бы нельзя было придраться, но с ее дочерью он говорил все-таки чересчур свободно, почти развязно. По окончании 2-хчасового урока она понеслась на перехват Ксении и с облегчением услышала от нее мнение, подобное своему: слишком развязен, много о себе мнит. "Так может прекратить на этом его преподавание?" Но тут Ксения уперлась: знает он много и рассказывает интересно. А его развязности она и сама укорот сделает. И вновь княгиня испытала что-то вроде облегчения: пусть, пусть остается, негодник....

После урока Сашка решил обойти поместье — интересно ознакомиться, да и вдруг найдет сразу применение своему послезнанию? Но влет ничего не нашел, местный быт обустраивали с умом. Ну а кардинальные переделки типа канализации, водопровода и центрального отопления требовали, конечно, не Сашкиных умений. Можно предложить рессоры для кареты — но это будет актуально после окончания зимы. Пока же на санных полозьях кататься очень даже комфортно.

Задворки поместья выходили на покатый склон речки Неглинки (название подсказала дворня), с которого местные ребятишки то и дело лихо скатывались на санках. Вдоль санного спуска к проруби на речке вела пологая деревянная лестница с односторонними перилами, покрытая местами ледяными натеками расплескавшейся из ведер воды. По речке же проходила довольно оживленная санная дорога. "Ну вот, и каток здесь не обустроить...." — приуныл Сашка, который уже представлял, как он скользит с Ксенией бок о бок на коньках, а на берегу в отапливаемом железной печкой павильоне играет струнно-духовой оркестрик....

Он вернулся в дом и от нечего делать пошел на звуки скрипки, доносившиеся из учебного класса. В чуть приотворенную дверь зырила очередная мамка. Сашка подошел и стал смотреть в щель поверх чепца, но обзор был плохим. Тогда он бесцеремонно открыл дверь, вошел в залу и прислонился к стенке. В центре залы совершали сложные пассы ногами и руками де Пюи и Ксения, а музыку им наигрывал герр Краус. Пара с появлением "англичанина" приостановилась, Ксения нахмурила бровки, а с губ француза уже сорвалось первое ругательство, — но девушка вдруг снова двинулась по танцевальному треку, и учитель поспешил за ней.

Спустя пару минут Сашка решил, что они танцуют менуэт — по крайней мере, что-то похожее он видывал в исторических фильмах. А еще ему показалось, что княжна исполняет танцевальные фигуры с большим пылом, чем перед его вторжением в класс. Тут за спиной у Крауса он увидел что-то похожее на пианино и по стеночке подошел ближе. "Какое пианино, это, конечно, клавикорд. Но клавиши почти те же. А звук?". Здесь следует сказать, что Сашка посещал в детстве музыкальную школу — по классу флейты, но и пианино обязан был освоить. Потом уж, в юности стал бацать и на гитаре....

В это время звуки скрипки смолкли, и танцоры присели на стоящий вдоль стены диванчик.

— Господин Краус, — обратился Сашка к скрипачу. — Я не ошибаюсь, это клавикорд?

— Я, я, эс ист клавикорд.

— Позвольте мне за ним немного посидеть? Я играл в детстве на подобном инструменте.

— Зитце. Княжне надо этвас отдыхать.

Сашка положил пальцы на клавиши и минуты через две освоился. Звук ему, конечно, не понравился (глуховат), и пальцы свои не понравились (неловкие, как чужие), но сыграть что-нибудь хотелось. И не просто сыграть, а отчебучить (как в "Курьере" — усмехнулся он). Но преодолел себя и заиграл, а после и запел "Среди долины ровныя". Баритон его хорошо лег на глуховатый строй клавикорда, и общее звучание получилось мощное.

— Что это за песня? — подошла к нему Ксения. — Такая русская.... Откуда Вам-то знать такие песни?

— Я слышал ее в дороге, на реке Волге. Пел купец, очень глубоким басом. Мне так не повторить....

— У Вас и так хорошо получилось. И Вы уверенно играете на клавикорде.

— Напротив, неуверенно. С детства не играл. А флейта у вас есть?

— Есть у герра Крауса. Вы и на флейте играете?

— Сейчас узнаю. Герр Краус, гиб зи мир ире флейте?

— Говорите по-рюсски, ваш акцент режет уши. Вот, только не уроните, эс ист нур ейне.

Сашка размял губы, поднес к ним флейту, глубоко вдохнул и побежал пальцами по дырочкам, выдувая гамму. Вроде нормально. После этого он чуть подумал и заиграл простенькое: "В лесу родилась елочка...."

— Это какая-то песенка, — безапелляционно заявила Ксения по окончании его пассажа.

— Верно, — одобрил ее Сашка. — Вы можете ее с моей помощью разучить и исполнить на зимнем детском празднике. Или все праздники уже прошли?

— У нас и нет особливых детских праздников. На Новый год только хороводы водим вокруг елки вместе со взрослыми и на фейерверки смотрим. А у вас в Англии не так?

— В Англии зимой дети много и разнообразно веселятся: катаются по льду прудов на коньках, скатываются на санках со специально устраиваемых ледяных горок, возводят и потом штурмуют снежные крепости, устраивают гонки на лыжах и собачьих упряжках — да много еще чего придумывают....

— Веселое у вас королевство. Хотя бы для детей....

— Госпожа Ксения! — раздался вдруг голос подзабытого учителя танцев. — Вы не будете больше танцевать?

— Алекс, а бальные танцы Вы играть умеете? — спросила вдруг княжна. — Может, подыграете герру Краусу?

— Отчего ж не попробовать? — пожал плечами Сашка. — Делать мне в вашем доме все равно больше нечего....

Краус недовольно поморщился вздорному капризу княжны, открыто перечить не стал, но решил срезать выскочку.

— Вы разбираете ноты? — спросил он "англичанина".

— Дайте на них поглядеть, — буркнул Сашка. — Та-ак.... Опять менуэт. В этот раз Иоганна Себастьяна Баха. Соль мажор. Тогда Вы за клавикорд, а я возьму флейту.

Краус поджал губы и подсел к клавишнику. Сашка поставил перед ним лист с нотами, приготовил флейту и стал за его спиной ждать своего вступления. Звуки клавикорда посыпались как горох, и пара танцоров пустилась в замысловатый путь. В предписанный нотами момент музыка расцветилась нежными звуками флейты....

Глава пятая. Полеты душ и тел

Спустя неделю все в доме княгини Бельской вернулось внешне к заведенному порядку: дворня шебуршилась под присмотром мажордома (беспоместного шляхтича Соцкого), княгиня ездила по родственникам и приятельницам, княжна усиленно набиралась знаний и умений перед скорым представлением императрице (шел в самом деле 1753 год и императорский двор прибыл уже в очередной раз в Москву, в том числе с цесаревичем Петром и женой его Екатериной). Однако по-существу все переменилось.

В альянсе учителей ранее тон задавал Антуан де Пюи: по темпераменту, количеству уроков и влиянию на княжну. Увы, звезда его закатилась: перешел дорогу английский молокосос! Теперь Ксения на его уроках холодна, в лучшем случае снисходительна. Да она Крауса или Рашке с большим почтением выслушивает, нежели его, без пяти минут фаворита! Этому же Алексашке в глаза умильно заглядывает! Эх, женщины, все одинаковы: как увидят мужика ростом с оглоблю, обо всех прочих забывают. А этот еще и краснобаем оказался! Что же делать? А вот что: подколоть! Не до смерти, упаси бог, а то княгиня в гневе и самого жизни лишит — но чтобы полежал, полежал.... А если в мошонку попасть — это вообще снимет проблему!