8-9 Главы

После того, как офицер сделал записи в блокноте, император приказал: — Выяснить все про этих людей через наших агентов в Германии. Тайно. Пока нужно узнать насколько есть вероятность переезда этих людей в Россию. Идите.

Когда дверь за адъютантом закрылась, император поднял на меня глаза и спросил:

— Кстати как продвигаются поиски будущих инженеров аэропланов?

— Найдены трое: Поликарпов, Туполев, Ильюшин. Пока зачислены техниками-стажерами в Аэродинамический институт, а с нового учебного года будут учиться в Московском императорском техническом училище. Кстати, хочу похвастаться. В Москве сейчас совершенно новый образец аэроплана собирают.

— Такой как на вашем рисунке был, Сергей Александрович?

— По телефону много не узнаешь, ваше императорское величество. Им бы еще денег немного выделить, так они бы развернулись по-настоящему.

— Сергей Александрович, вы сами должны прекрасно понимать, какое сейчас положение. Министр экономики говорит, что нужно, по крайней мере, три года, чтобы вернуть промышленность в прежнее русло. Ваши аэропланы сейчас только образцы и когда их запустят неизвестно, а России прямо сейчас нужно восстанавливать промышленность и поднимать сельское хозяйство. А затраты на войну? Вы обо всем этом не думали?

— Как, ваше императорское величество, смотрит на то, чтобы вернуть государству торговлю водкой?

Император бросил на меня хитрый взгляд, смысл которого стал сразу ясен, сразу после вопроса:

— Это ваше личное мнение или вы просите по чьей-либо просьбе?

— Из вашего вопроса становиться понятным, что просители у вас уже были. Нет, я ни за кого не прошу, просто считаю, что продажа государственной водки это наиболее простой и действенный способ наполнить казну.

— А вот министр финансов Петр Львович Барк так не думает.

— Любому финансисту известно, что наибольшее пополнение в казну идет от продажи водки.

— Мне уже говорили об этом.... Не знаю, что и думать.

— Ваше императорское величество, государству нужны деньги и рабочие места. Прошу вас: издайте указ.

Государь какое-то время думал, потом сказал:

— Хорошо, Сергей Александрович. Я сегодня отдам приказ канцелярии подготовить указ. У вас еще есть что сказать?

— В батальоне Махрицкого по случаю награждения собираются устроить маленькое торжество,... — я умышленно затянул паузу, надеясь, что император продолжит ее.

Тот хитро посмотрел на меня, потом фыркнул в пушистые усы, дескать, все понятно и сказал: — Да-да. Помню наш разговор. И ценю то, что они сделали для меня и моей семьи! Вы правы, Сергей Александрович, они заслуживают хорошего праздника! Я буду на награждении!

— Подполковник собирался по этому поводу сделать маленький праздник, — я и припустил некую таинственность в голос и сразу увидел явную заинтересованность в глазах императора, после чего продолжил. — Махрицкий подбирает к себе людей, с довольно интересными способностями. Сам видел, как один из его солдат метает ножи. На расстоянии 6 метров он может пробить яблоко, которое лежит на голове другого человека. Несколько человек мастерски стреляют на звук с завязанными глазами, а один так метает с помощью пращи свинцовые шары, что за двадцать метров....

— А что вы можете показать? — неожиданно перебил меня император

— Я? — удивился неожиданному вопросу я, так как себя в подобном представлении никак не видел.

— Вы! Ведь, насколько мне известно, вы отлично стреляете, а так же обладаете смертоносными приемами какой-то японской борьбы. Говорят, толстые доски разбиваете ударами кулака. Это так?

— Так, ваше императорское величество.

— Так может, вы продемонстрируете эту ваши способности? Я приеду с сыном.

Этими словами он как бы заявил, что возражения не принимаются — будь готов выступить и потешить сына царского.

"Не все же уступать ему, надо и мне чем-то поступиться".

— Постараюсь что-нибудь придумать, ваше императорское величество.

— Вот и отлично, Сергей Александрович. Есть у вас еще что-нибудь?

— Нет, ваше императорское величество. Разрешите идти?

— Идите, Сергей Александрович.

Выйдя из дворца, я нашел извозчика и отправился навестить отца Елизария, что уже давно собирался сделать, да руки не доходили. Нес я им подарок — пять тысяч рублей, правда, в каком изложении мне его надо будет вручить, до сих пор еще не придумал. Священник с принципами и запросто может отказаться от денег. Впрочем, одна идея у меня была, но опять же, как на нее батюшка посмотрит. Хоть убей, но понять характер некоторых его поступков я был просто не в силах. Его попытки быть добрым и справедливым для всего мира мне казались легким помешательством. Думаю, что и в отношении меня у него была такая же проблема, впрочем, все это не мешало нам оставаться в добрых, приятельских отношениях. В их дом я всегда приходил с удовольствием, потому что знал, что меня там примут искренне, с теплотой, по-домашнему. К тому же хотелось переброситься несколькими словами со Светланой. После того неясного полупризнания у нее дома, мы встретились несколько раз и то урывками.

Дело в том, что после мятежа у императора случилось нечто похожее на приступ маниакальной подозрительности. Государя можно было понять. Его готовились убить в собственном дворце. Он мне не говорил об этом, но догадаться было нетрудно, после того, как он попросил меня находиться во дворце, дежуря с офицерами-телохранителями из группы Пашутина. На внешнюю охрану дворца снова заступили гвардейцы, а внутренняя охрана осталась за солдатами Махрицкого. Такое решение неожиданно принял сам император. Все этому удивились (кроме меня), но промолчали. На три дня были отменены все выезды, а вот режим работы он не изменил, но принимал только по важным вопросам, так же, обстояло дело и с бумагами.

Прошло полторы недели и все вернулось в прежнее русло. На внутренние посты вернулись гвардейцы, а вместе с ними и прежний распорядок дня. Вот только меня это не коснулось. Я все так же продолжал нести службу во главе отряда личных телохранителей государя, находясь рядом с императором. Именно тогда я заметил в нем изменения. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что это связано с пережитым за семью страхом. Для окружающих его людей он остался прежним, по характеру и привычкам, человеком, но только я знал, что это не так. Указ о наказании мятежников, подписанный царем, говорил сами за себя. Виселицы для офицеров, бессрочная каторга для матросов, лишение всех прав и высылка семей офицеров на самые дальние окраины России. Узнав об этом, у меня проскользнула мысль, как бы государь не ударился в другую крайность, в подозрительность, а ведь там недалеко до репрессий, концлагерей и всякого рода жестокостей. Но, не смотря на мои опасения, царь удовлетворился местью, и вернулся в свое прежнее состояние.

Когда мне в последний раз довелось говорить со Светой по телефону, она сказала, что на занятия ходит через день, так как сильно простудилась ее младшая сестра, поэтому шансов встретиться с ней в школе было немного.

Дом и церковь и в обычное время выглядели неважно, если не сказать бедно, а осенние холодные дожди вытащили наружу даже то, что в более благоприятное время года было скрыто от взгляда. Сырые разводы на стенах, затекший угол дома от протекавшей крыши, а к этому добавить все то, что уже давно требует ремонта: покосившаяся дверь, пятна ржавчины на ограде, кирпичи, торчащие из-под штукатурки....

"Ничего. Сделают ремонт — дом, как новенький будет".

Супругов я увидел сразу, как только вошел во двор — они складывали под навес дрова в поленницу. Увидела меня первым Анастасия Никитична, на секунду замерла, а потом радостно и громко закричала, несмотря на то, что священник был в пяти метрах от нее: — Петенька! У нас гость!

Отец Елизарий, стоя ко мне спиной, и старательно укладывающий ряд на уровне своей груди, даже вздрогнул от громкого крика, затем резко с поленом в руке развернулся, но стоило ему увидеть меня, как он в свою очередь радостно воскликнул: — Гость в дом — Бог в дом!

— Здравствуйте, Петр Николаевич! Здравствуйте, Анастасия Никитична! Как жизнь?! Как здоровье?!

— Доброго вам дня, Сергей Александрович! Живем — не жалуемся! — быстро ответила матушка, тут же скосив глаза на объемистый пакет в моих руках. — А вы, как всегда, не с пустыми руками пришли!

По дороге я зашел в кафейню и прикупил сладкого к чаю, так как знал, что попадья безумно любила сладкую выпечку и пирожные.

— Здравствуйте, Сергей Александрович! В гости пожаловали или в общении с Богом душу облегчить хотите? — поинтересовался священник, все еще не терявший надежды приобщить меня к вере.

— Только в гости. Примете?

Священник бросил на меня чуть растерянный взгляд, но я уже понял, в чем проблема, поэтому сунул пакет его жене, взял полено у него из руки и спросил: — Поработаем?

Пока священник подбирал ответ, матушка, быстро среагировав, заявила: — Как закончите, приходите, — после чего направилась к дому. Мы с батюшкой переглянулись, потом рассмеялись и взялись за работу. Когда поленница была уложена, мы вошли в дом, помыли руки и сели за стол. Потянув носом, спросил: — Никак, щи? Они у вас отменно удаются, Анастасия Никитична!

Попадья неожиданно покраснела, а потом словно оправдываясь, сказала, что щи у них сегодня пустые, а уже в следующую секунду стала хвалить соленые грузди, квашеную капусту и огурцы. Дескать, удались на славу! Я оглядел обоих и усмехнулся. Смущение на лице попадьи и нахмурившееся лицо отца Елизария сразу сказали о том, что у четы что-то случилось. После моего прямого вопроса, священник как-то странно закашлялся и стал смотреть в стол. Попадья слегка порозовела, но, несмотря на укоризненные взгляды супруга, все же рассказала, что у них случилось. Все дело оказалось в речи священника на каком-то поповском собрании или съезде, в которой он выступил с инициативой о материальной помощи бедной части населения столицы. За что его там немного попинали.

— Людям надо не только помогать найти дорогу к Богу, но и помочь продуктами и деньгами. Особенно в это тяжелое время. У многих семей из припасов на зиму, кроме картошки и квашеной капусты, больше ничего нет!

— Так вы, поэтому сидите без мяса? Все что могли, отдали голодным? Хм. Благородно, но не умно. Сколько по Питеру бедных и голодных? Тысячи! Десятки тысяч! Вы хотите присоединиться к их количеству?

Священник нахмурился: — Вам бы любви к ближнему, да доброты сердечной прибавить, Сергей Александрович, так цены вам бы не было!

— Это вы не мне, а вашим отцам — настоятелям скажите! Пусть мошной тряхнут, авось простому человеку и легче станет.

Священник отвел глаза, потом тихо, и явно нехотя, сказал: — Сказал уже.

Глаза матушки повлажнели. Надо было срочно спасать положение, и я положил на стол деньги.

— Это что? — осторожно спросил меня священник.

— Деньги. Пять тысяч рублей.

— Зачем? — уже с недоверием и немалой толикой удивления спросил меня отец Елизарий. Попадья перевела взгляд с денег и теперь смотрела на меня с недоумением.

— Вы же сами только что сказали, что людям надо помогать не только словом, но и деньгами! Вот я и воплощаю ваши слова в жизнь!

Какое-то время священник смотрел на деньги, а потом тихо спросил: — Вы хотите эти деньги пожертвовать во благо церкви?

— Еще чего! — после моих слов взгляды супругов снова скрестились на мне. — Я лично вам принес эти деньги. На жизнь.

Священник хотел что-то сказать, но видно сразу не нашел нужных слов и поэтому сделал вид, что у него запершило в горле, после чего снова громко закашлялся, но зато на лице матушки после моих слов заиграла блаженно-счастливая улыбка. Женщина уже явно представила себе, как ходит по магазинам и покупает новые вещи. А купить было надо, глядя на застиранные занавески на окнах и убогую скатерть на столе. Про мебель и говорить не приходилось. На дрова и в печку!

— Мы не можем принять эти деньги, Сергей Александрович. Мне понятно ваше хорошее расположение к нам, но это против моей совести. Заберите их!

Он только начал говорить, как улыбка матушки исчезла, она сразу поскучнела и, опустив глаза, стала выводить пальцем какие-то узоры на ветхой, застиранной скатерти.

"Значит, запасной план Б. Поехали!".

— Извините, Петр Николаевич, но я еще не все сказал. Эти деньги я разделил на три части. Из них три тысячи рублей я дарю лично Анастасии Никитичне ко дню ангела, который, если я не ошибаюсь, случится через три дня.

При моих словах матушка сначала округлила от удивления глаза, а потом смущенно и радостно заулыбалась.

— Еще тысяча шестьсот рублей выделяю на ремонт церкви, дома и школы. Сумму распределите сами. Триста рублей пойдут на учебники, тетрадки, дрова. Короче все, что нужно для работы школы. Оставшиеся сто рублей на ваше разумение, — после чего пододвинул стопку денег к его супруге, умышленно давая понять этим жестом, что их распорядителем назначаю именно ее.

Пока священник с явным удивлением смотрел на меня, словно видел впервые, матушка, взяв деньги, вскочила... и вдруг заметалась по дому. Некоторое время я с некоторым удивлением смотрел за ее метаниями по комнатам, пока она не заметила, что за ней наблюдают, и не остановилась. Мучительно покраснев, тихо и неуверенно сказала: — Вы не смотрите на меня так, Сергей Александрович. У меня отродясь не было таких больших денег. Вот я и боюсь за их сохранность. Спрятать хочу, но не знаю куда.

Меня эта наивная прямота, честно говоря, сильно позабавила. Под моей ухмылкой и улыбкой своего мужа она покраснела еще больше и теперь стояла растерянная, чуть ли не плача.

— Чем прятать, Анастасия Никитична, вы лучше сначала отложите сумму на покупки. Ведь не выдержите, завтра и пойдете покупать. Не так ли?

Она кивнула головой, потом подошла и присела к столу: — Ой! Нам столько много надо купить, что вы просто не представляете. Коле пальто пошьем хорошее, с бобровым воротником. Мне шубу купим. Потом белье постельное,... еще занавески надо сменить, скатерть.... Самое главное забыла! Дверь входную обязательно! На честном слове держится, а щели в ней такие, что ладонь просунуть можно. Да и мастера надо пригласить, что бы печь подправил и дымоход почистил. Еще я наволочки на подушки видела с розовыми и голубыми цветочками....

— И одеяло пышное, купеческое. Возляжете вы, Анастасия Никитична, на новые простыни с мужем, укроетесь новым пышным одеялом....

Лицо матушки снова залилось красной краской.

"Ну и что я такого сказал!".

Отец Елизарий тоже, похоже, смутился, потому что сразу последовал вопрос, уводящий от постельной темы:

— Сергей Александрович, откуда, если не секрет, у вас такие большие деньги появились?

— Петр Николаевич, вы, что мне не верите?

— Э-э.... Не в том вопрос. Вы как же? Вам самому деньги не нужны?

— Мне почему-то так и подумалось, что без этой бумаги я не обойдусь, — я достал из кармана выписку из банка и положил на стол перед священником. — Читайте.

— Господь с вами, я вам верю....