Прогрессор галантного века (часть вторая)

— Тогда и я поеду с тобой! — порешила взрослая дева. — Франц, сними меня.

— "Вот обрадовала.... — вяло возмутился про себя владелец коляски, успевший выставить подруге Софии оценку "4". — Меня, значит, спросить западло?" Но, конечно, подал руку и помог самозванке устроиться рядом с "гурией". Сам же опять переместился на откидной стульчик. Петер тронул лошадей, и коляска плавно покатилась по дороге.

— Так кто Вы такой, сударь? — спросила в лоб бесцеремонная София.

— Позвольте рекомендовать себя, — в стиле Борисова-Голохвастова вздернул подбородок Сашка и ударил рукой по груди. — Алекс Чихачев, инженер ее величества императрицы Елизаветы Петровны! Сейчас нахожусь в командировке с целью изучения опыта "ди дойче национ" в сфере техники и быта для перенимания его на просторах России!

Слегка ошарашенная София всмотрелась в черты странного молодого человека и спросила опять:

— Вы Possenrеiser (фигляр)? Для чего?

— Для веселья, сударыня. В пути очень ценное качество. Правда, нам ехать с Вами вместе недалеко....

— А звание "инженер" Вы придумали для большего веселья?

— Когда я доставлю Вас в тот сказочный замок на горе, то вмиг обегу его снаружи и внутри и что-нибудь обязательно предложу для большего удобства Вашей жизни в нем.

— Замок Шлосс? Он красив, но для современной жизни мало приспособлен. К тому же он вовсе не наш. Мы едем в Люстгартенпалас, который построен во французском стиле. А вот отец, брат и дядюшки, в самом деле, направились в замок, где вместе с его хозяевами будут в стиле старонемецком жарить, коптить и тушить добытых медведей....

— А что Вы сказали про императрицу Елизавету? — вмешалась вторая дама. — Вы ее посланник?

— Условно говоря. Но на моей подорожной стоит ее подпись и пока все границы я с ее помощью пересекал без проблем.

— А что Вы говорили о каких-то арабских сказках? — вернула себе инициативу София.

— Как, сударыня, Вы не в курсе новинок французского книгопечатания? Книга Галлана "Тысяча и одна ночь" уже не раз переиздавалась во Франции. Даже у нас в России она была недавно переведена на русский — так что самые грамотные дворяне и некоторые дворянки смогли насладиться сотнями сказок, полными восточной экзотики. (Выдав эту галиматью, Сашка не в первый раз поздравил себя с верным выбором ВУЗа, в котором приходилось изучать много-много сведений о культурных достижениях прошлых веков).

— Нет, в Брауншвейге, да и в Берлине ничего об этой книге не говорят. У Вас эта книга с собой?

— Увы и ах, сударыня, она осталась в моем подмосковном поместье, на подоконнике. Я очень скорблю в связи с этим.

— Опять фиглярничаете? Немедленно прекратить: перед Вами отпрыски дома Брауншвейг, который некогда оспаривал у Барбароссы звание императора Священной Римской империи! — выдала вторая дама, но чуть улыбнулась.

— Простите, Ваши сиятельства! "Твой язык — твой враг" — так говаривали мне батюшка и матушка еще в детстве. Потом в отрочестве, а потом и в юности. Простите, умолкаю.

— Умолкать не надо, Вы интересный собеседник. Просто держите себя в рамках благоразумия.

— Вы не согласитесь погостить вместе с нами в Люстгартене? — спросила вдруг София и чуть смутилась. — Всего несколько дней, до нашего отъезда в Брауншвейг....

Глава третья. Любовь или "аморе"?

Если бы взрослые мужчины из родов Брауншвейг и Штольберг были в Люстгартенхаузе, София вряд ли бы решилась пригласить проезжего молодца в дом, к тому же чужой. Однако в данное время обширный палас остался во власти молодежи, которая решилась порезвиться "на всю катушку". И Алекс Чихачев в скором времени оказался вновь в эпицентре внимания и веселья, извлекая из своего багажа одну новинку, другую, третью.... (смотри первую часть романа, читатель). Ближе к концу вокально-танцевального вечера он был уже во власти того чувства, которое привык раньше полунасмешливо называть "аморе", то есть был готов к самым эквилибристским эротическим упражнениям с дамой сердца, которой, безусловно, стала сегодня Софи ("Опять Софи: что у немцев за напряженка с именами!"). Вот только имеет ли эта дама 17 лет, летавшая вокруг него как на крыльях, практические знания об этой самой "аморе"? Шарлотта, ее тетя 28 лет, точно имеет и в танце несколько раз касалась Алекса так интимно, что он начинал исподтишка озираться: не видел ли кто, за что только что брались ее шаловливые пальчики....

Уже при расставании Сашка спросил Софию, куда выходят окна ее спальни. Она смущенно спросила, зачем это ему знать и он ответил: для того, чтобы петь серенады целенаправленно, именно ей. Вы разве знаете испанские серенады? Знаю даже немецкие, хотите убедиться? Да, но спойте прямо сейчас, чтобы ночью не мешать людям спать.... Он пожал плечами и запел серенаду из "Пертской красавицы", которая ему самому нравилась и потому он ее загодя перевел:

Mein Aufruf (Мой призыв)

Sanft und leidenscha-aftlich (Нежный и стра-астный)

Oh, mein schone Freu-undin (О, друг мой прекра-асный)

Geh auf den Balkon (Выйди на балкон)

Wie schon ist (Как красив)

Der Rand des Himml,s Sa-atin (Край неба атла-асный)

Und Sterne und kla-are (И звездный и я-асный)

Seiten traurig Ton.... (Струн печальный звон)

— Сколько красоты и страсти! — мечтательно произнесла София. И добавила: — Вы, мне кажется, тоже очень страстны....

— Очень, — шепнул Сашка.

София поколебалась, будто желая что-то сказать, но промолчала: лишь сжала на прощанье руку.

Теперь Сашка ходил по своей освещенной огарком свечи комнате и мучился в сомнениях: лезть ему по карнизу в комнату Софии или пока не форсировать события.... Вдруг огонек свечи заколебался, и в комнату скользнула женщина в длинной черной накидке. Сашка замер в радостном изумлении и сразу увял, узнав Шарлотту. От нее не укрылась резкая смена его настроения, и она спросила его с укором:

— К Вам на свидание пришла женщина, с которой недавно Вы интимно танцевали — но, я вижу, Вы мне не рады?

— Мадам, — начал Сашка, лихорадочно подбирая слова. — Вы прекрасны. Если бы у меня в груди билось два сердца, одно из них я отдал бы Вам. Но оно у меня одно и я его уже отдал: кому, Вы, конечно, догадываетесь. Когда Вы вошли, я полагал, что это пришла моя избранница.... Более того, я еще надеюсь, что она придет. Надеюсь, но теперь уже и боюсь, так как она может застать нас здесь вместе. Мадам! Пожалейте нас!

Шарлотта хотела отвечать, но вдруг вышла из комнаты. Сашка отмяк и сел в кресло, переживая вновь щекотливую ситуацию и прикидывая, какие беды можно теперь ожидать от отвергнутой женщины. Неожиданно дверь вновь открылась, и в комнату вошла София — тоже в накидке, но коричневого цвета. Сашка почти подпрыгнул с кресла и хотел взять ее за руки, но девушка убрала их за спину и гневно вопросила:

— Вы меня здесь ожидаете? Разве я дала Вам повод....

— Софи! — прервал ее Крылов и упал на колени, одновременно вздымая лицо к ее глазам и ухватив края накидки. — Я Вас не ожидал. Я лишь мечтал о том, что Вы придете. С тех пор, как я увидел Вас на дороге, я не прекращал мечтать о том, что однажды окажусь с Вами наедине и смогу сказать, как горячо бьется мое сердце при виде Ваших топазовых глаз, коралловых губ и высокой белейшей шеи! (Тут он перехватился руками повыше и обнял предмет страсти под колени. София шевельнулась, желая освободиться, но Сашка удержал). Да, я сказал Вашей тетушке, что ожидаю Вас — но лишь для того, чтобы избежать ее притязаний. Да, да, она дала мне понять, что готова отдаться, но разве я мог? Разве мог я, устремляясь всем сердцем к Вам, оказаться в объятьях другой женщины? (Тут он поднял руки еще выше и обнял девушку за бедра. София не шелохнулась). Ни за что на свете! Только Вас желаю я обнимать! (Тут он встал с колен, обнял ее всю и притянул к груди). Только с Вашими губами стремятся слиться в поцелуе мои губы!

И, конечно, стал ее целовать, целовать, целовать....

Следующие два дня были наполнены для Софии ранее неизведанным, полнейшим счастьем. Ее глаза сияли, ноги летали и с лица почти не сходила улыбка, которая могла смениться только безудержным звонким смехом. Руки ее все время тянулись к объекту обожания, а голова поворачивалась исключительно в том направлении, где он мог в данный момент находиться. Они вместе ели и пили, ходили, а чаще бегали по самым глухим закоулкам палаццо, где жадно целовались, а если полагали себя скрытыми от взглядов, то и страстно соединялись в фигуру из одного туловища, четырех рук и четырех ног. Сашка щурился как довольный кот (очень уж происходящее напоминало его первую любовь!) и даже Шарлотта, начав с кривых улыбок, стала под конец радоваться за Софи вполне искренне.

Мрачен был лишь Франц, 22-летний дядя Софии, служивший в прусской армии майором — по ряду признаков востроглазому Сашке стало ясно, что он влюблен в Софию. ("Вот моду взяли долбаные аристократы: на двоюродных сестрах и племянницах жениться!" — пробурчал Сашка). В конце второго дня этот Франц улучил момент, когда Софии рядом с Сашкой не оказалось, и без лишних слов хлестнул его перчаткой по лицу. Сашка оторопел, но тотчас крутнулся юлой и ударил на выходе из пируэта кулаком снизу в челюсть недругу. Тот лязгнул зубами и упал навзничь, не обнаруживая желания шевелиться. Нокаут апперкотом.

Почти сразу Сашка пожалел о содеянном. Можно было просто вызвать гада на дуэль. Правда, выбор оружия остался бы за ним и если бы тот выбрал типичное оружие драгуна (саблю или палаш), шансы Сашки стремились бы к нулю.... Тут в коридор, где произошло столкновение , вбежала оживленная София и остановилась в изумлении. Сашка отвел ее в сторону и коротко объяснил случившееся. "Что же делать, что делать?!" — запереживала София, но следом за ней явилась Шарлотта, которая и взялась разруливать конфликт.

Через полчаса она пришла в комнату к Софии, где та обнимала угрюмого миленка, и покачала головой: у Франца сломана челюсть, и мириться он отказался. Более того, слуге в конюшне отдан приказ не выпускать лошадей герра Чихачева и коляску. Завтра же ожидается приезд в Люстгартен герцога и всей компании, которые будут судить незваного пришельца, осмелившегося поднять руку на брата герцога. У Сашки вновь разыгралось воображение. Помощь снова пришла от Шарлотты:

— Вам, Алекс, надо бежать, прямо сейчас. Конюха я подкуплю, но его надо будет связать, иначе запорют. По дороге на Кведлинбург Вас могут нагнать, попробуйте свернуть на Бланкенбург. Ну, прощайтесь, а я пойду на конюшню.

Какими словами описать горе двух любовников, только что обретших друг друга и вынужденных расставаться — быть может, навсегда? Нет таких слов. Тем не менее, через час Сашка и Петер вошли в конюшню со своими хахаряшками, где были встречены угрюмо переминающимся конюхом.

— Вяжите крепче, — сказал тот, — и хорошо бы мне еще синяк поставить....

Сашка извинился и дал ему в глаз, а Петер стал сноровисто вязать вожжами. Потом засунули ему в рот еще кляп, запрягли своих лошадок в коляску, открыли потихоньку ворота и выехали во двор, где их ожидали провожальщицы. Шарлотта еще раз выразила сожаление, и Сашка ее признательно обнял, шепнув "Вы, правда, прекрасны....". София кинулась на грудь и в последний раз облилась слезами, которые Сашка напрасно пытался прервать поцелуями и признательными словами. Но вот он оторвался от будущей графини Байретской (вспомнил, все-таки Википедию), сел в коляску и выехал за пределы поместья Люстгартен.

Глава четвертая. Великолепие Дрездена.

Облачная, темная ночь благоприятствовала побегу. Отъехав с минимальными шумами в обратном направлении к Вернигероде, они достигли отвилка на Бланкенбург, но на него не свернули, а поехали вновь в сторону Гослара: в эту сторону погоня наименее вероятна, а у Борнума можно будет свернуть в Геттинген, где и отсидеться в компании Отто Мюнхаузена. От Геттингена (он помнил) тоже идет дорога на Дрезден — вот ею и поеду. Ну, ноги в руки и три креста аллюр!

Гослар миновали в рассветных сумерках, никого так и не встретив, а к Борнуму подъехали после обеда (тут встречные, конечно, были). На повороте они притормозили близ кустов (вроде бы как отлить) и, улучив безлюдный момент, свернули на Геттинген. Вскоре проехали памятный дом на отшибе (увидев копошащуюся в ограде фигуру дебила) и умчались далее к югу.

Отто (душа человек!) вновь пригласил Сашку жить у него, тот, памятуя о правоверной жене, хотел было отказаться и вселиться на постоялый двор, но осекся: его впишут в книгу постояльцев, а тут самые рьяные искатели набегут — на фик, на фик! Пришлось вновь улыбаться фрау фон Мюнхаузен и соблюдать постные дни. Впрочем, они с Отто опять стали шарахаться по пивным и ресторанам, в одном из которых обнаружился даже бильярд, на котором Сашка показал барону класс. Ежедневно Отто через своих студентов справлялся на постоялом дворе о дознатчиках из Брауншвейга и таковой был обнаружен! Он приезжал через три дня после Сашкиного побега и вернулся, вроде бы, на север.

Таким образом, через неделю Алекс Чихачев продолжил путь на Дрезден: через Нордхаузен, Кверфут, Лейпциг и Дебельн.

— Так даже короче получится! — удивился Сашка, прощаясь с Отто.

— Это у тебя-то? — хохотнул тот. — Разве близ этих городов не проживают графини или, хотя бы, баронессы?

К сведению критичных читателей (самые критичные давно захлопнули с негодованием мой роман), которые недоверчиво поджимают губы, читая про то или иное эротическое приключение бывшего московского студента. Мой вам совет, господа: перечитайте знаменитые мемуары Казановы. Он в них утверждает, что в 20 лет не ведал отказа у встреченных женщин; в 30 лет ему приходилось их улещивать галантными речами; в 40 лет к этим речам он часто присовокуплял гульдены и луидоры; в 50 лет приличные дамы перестали обращать на него внимание. А жил он как раз в те самые годы, которые пришлось обживать Сашке Крылову.

Новая дорога и впрямь оказалась счастливой (?), и к концу третьего дня коляска "инженера из Петербурга" (так он назвался при въезде на Королевский мост через Эльбу, где власти фиксировали всех приезжих и брали с них мзду) оказалась в Альтштадте города Дрездена, застроенного шикарными зданиями преимущественно барочной архитектуры с вкраплениями ренессанса и готики, а также эклектичных сооружений. "Да, это, прямо скажем, столица! — почесал в затылке Сашка. — Не то, что мой уютный Ганновер. Жить мне здесь придется не один день и даже не месяц, надо бы подыскать сносное жилье. Но сейчас и постоялый двор сгодится".

Искал он квартиру назавтра вновь не спеша, отверг пять вариантов, устал и потому, наверно, согласился на мансарду в трехэтажном доме (над третьим этажом) со скрипучей лестницей. Комната, правда, ему понравилась: светлая, чистая, относительно просторная и, по клятвенным уверениям сухопарой квартирной хозяйки, без клопов. В ней вдоль окна стоял узкий стол, а вдоль противоположной стены — кровать. Была еще пара стульев и шкаф у входа. Мансарда соседствовала с малой комнатой, освещенной маленьким окошком ("для Вашего слуги" — пояснила хозяйка. Петер не спорил). Стена между мансардой и комнаткой частично была представлена прямоугольным дымоходом голландки, от которого обе комнаты и обогревались. "Ну, не знаю, — засомневался Сашка. — Вряд ли зимой эта труба спасет от холода. Но сейчас-то завершается март....". Набольшим плюсом этой квартиры стала длинная конющня, которую содержал поблизости какой-то продвинутый бюргер, где нашлось место и лошадкам герра Чихачева.