Безграничье. Тайна пророчества

— Нет, не хочу, чтобы он спал с нами. Глупый магл.

— Опять ты за свое.

— Шучу, шучу.

— Все спи.

Младшая сестра удобно раскинулась на кровати и прошептала:

— Приятных снов.

— Это точно...

— Что?

— Нет, ничего. Спи!

— Хорошо...

Послышалось равномерное дыхание, и Наташа поняла, что сестренка уснула. Девушка заставила себя закрыть глаза, хотя ей совсем не хотелось спать. Но она понимала, что должна отдохнуть. К тому же во сне к ней вновь могла прийти странная "гостья"...

— Глупый магл, — одними губами повторила за сестрой Наташа, смеясь над собой.

"Возможно, моя судьба как-то связана с этой женщиной. Не зря же в детстве старая цыганка нагадала, будто я особенная, не такая как все остальные и рождена для великой цели. Неужели не обманула?"

Засыпая, Наташа слушала мерное постукивание дождя за окном, будто нетерпеливого гостя, умоляющего впустить его в теплую комнату. Если бы могла, она и впустила бы его, но уже вновь спала...

Глава 2

Пророчество начинает сбываться...

3248 тор нового света,

14-й день арка Ликвара V,

тор суты Шураты.

812 чотар нового света.

Коанор, Эйвелис.

Замок Аларбо.

— Санма! Мэдвис... Мэдвис он...

В комнату Санмы Дан, двоюродной сестры императора Мэдвиса — представителя великой династии Гресс и правителя страны Эйвелис, с криком, что совершенно не соответствовало ее сану, ворвалась императрица Одана. За ней семенил понуренный Саа — любимый волк императрицы, подаренный Мэдвисом два тора назад. Он тихо поскуливал и не сводил внимательных глаз со своей хозяйки.

В это время Санма как раз собиралась расчесать свои белоснежные кудрявые волосы, доставшиеся ей от матери — небесной нимфы. Но гребень, так и не коснувшись воздушных локонов, с громким стуком упал на пол.

— Что случилось? — взглянула Санма на супругу императора.

По ее внешнему виду нетрудно было догадаться, что произошло что-то ужасное. Неужели то, чего все так боялись? Со дня рождения наследника престола замок жил в предчувствии этого страшного события. И лишь один Мэдвис смеялся смерти в лицо. Неужели она все же настигла его?

Из ярко-синих, ранее веселых и счастливых, а сейчас невероятно печальных глаз Оданы, бежали два ручейка горьких слез. Парти размазалось, по щекам растеклась изумрудная сиа. Она теперь не украшала глаза, а придавала лицу смертельную бледность. Губы искусаны в кровь, черные волосы растрепались по плечам. Богатое бархатное платье испачкано грязью и травой.

— Что случилось? — повторила вопрос Санма, так как Одана не ответила, а может, даже не услышала его.

— Мэдвис... он...

Видя, что императрица слишком напугана, и ей трудно говорить, Санма решила не добиваться ответа у бедной подруги, а самой увидеть брата и во всем разобраться:

— Где он?

— В спальне...

Услышав эти слова, Санма сорвалась с места и побежала. Одана последовала за ней.

Меньше чем через гарт они оказались в императорской опочивальне, благо она находилась рядом.

Император лежал на огромном богатом ложе. Его голова покоилась на парчовых подушках, а руки то сжимались в кулаки так сильно, что на ладонях оставались следы от ногтей, то разжимались, цепляясь за покрывало. Мужское тело часто вздрагивало, иногда с губ срывался тихий стон.

Отравленная стрела, лежавшая на столике рядом с кроватью, была причиной несчастья. Такие стрелы являлись большой редкостью, их вырезали из лоанта, дерева Мертвых земель. Яркое магическое мерцание стрелы постепенно угасало, весь свой яд она без остатка отдала Мэдвису и теперь, также как и сам император, медленно умирала.

Небольшая, но смертельная рана на сердце, нанесенная стрелой, была смазана живительным соком кустарника зан, с давних времен славящегося целебными свойствами, но знающие понимали, что это бесполезно, ведь от яда лоанта нет спасения.

Санма не смогла удержаться и разрыдалась. Это был конец для Мэдвиса! Свеча жизни императора стремительно догорала и ему оставалось жить не более нескольких палов.

— Оставьте нас! — грозно приказала Санма слугам, которые то и дело мелькали у нее перед глазами. — Это касается и вас, — добавила женщина, обернувшись к ненавистным сейчас ей советникам императора, не сумевшим защитить брата. — Сейчас же!

Послушные слуги тот же час поспешили из покоев императора, но двенадцать гордых советников, не привыкших к такому обращению, тем более, со стороны Санмы, даже не пошевелились. Она не имела права ими повелевать и поэтому члены Совета только "одарили" волшебницу ледяными взглядами.

Одана, почувствовав, что ее подруге требуется помощь, властным жестом изящной руки указала советникам на дверь. Вопросительно приподняв тонкие брови, императрица застыла, словно одна из грозных статуй древних воительниц в придворном парке, ожидая ответных действий двенадцати советников. Но в этот раз члены Совета поступили более чем благоразумно. Они, учтиво откланявшись семье и своему умирающему императору, поспешили вслед за слугами. Когда в спальне остались только члены императорской семьи, Санма спросила Одану:

— Как это произошло? Ты была с ним в парке, видела убийцу?

— Нет, — печально опустила голову Одана.

Санма едва узнавала императрицу в этой, похожей на изможденную тень, женщине. Она двигалась, как кукла, словно Мэдвис уносил за собой и ее жизненную энергию. Слишком крепкой была между ними любовь, и потому невыносимо тяжело наблюдать как судьба, когда-то соединившая их, теперь безжалостно разделяла навечно, нисколько не заботясь о том, какую приносит этим боль.

Не одна Санма с жалостью смотрела на императрицу. Остальные члены семьи также оцепенели от горя. Они не знали, кто больше нуждается в их поддержке: Мэдвис, который вот-вот умрет, или Одана готовая последовать за любимым. Белоснежный Саа сидел у изголовья кровати Мэдвиса, его взгляд был таким печальным и отчаянным, что разрывалось сердце.

— Санма, стрела была выпущена из-за деревьев, — ответил вместо императрицы родной брат Мэдвиса Кред. — Пока мы добежали, убийцы уже не было.

— Пророчество начинает сбываться... — прошептала Инад Залант, тетя Мэдвиса и родная сестра его отца, императора Фарпа ІV. Хотя для Мэдвиса, Креда и Риазы, их младшей сестры, она была больше, чем тетей. Инад заменила им мать, императрицу Коарнию, оставившую этот мир очень рано.

Фарп очень любил свою жену, что случалось крайне редко в подобных браках. Ради Коарнии император Фарп даже расторг предсвадебную помолвку с Зегдарой ни'Хорг, младшей дочерью тогдашнего правителя Дроги. Молодой император обвенчался со своей подругой детства Коарнией, дочерью, пусть и богатого, но всего лишь купца, едва не расстроив дружеские отношения между Эйвелисом и Дрогой. Жители государств старались сохранять чистоту своей крови, поэтому подобные свадьбы случались редко и были выражением крайней дружбы и близости народов.

Несмотря на все трудности, Фарп ни разу не пожалел о том, что последовал зову сердца. Но, когда казалось уже ничего не должно было случится, Коарния заразилась змеиной лихорадкой, которая не оставляла ни одного шанса на выздоровление.

Император не мог оправиться от горя и отказался вновь жениться. Но его дети не могли оставаться без матери, потому семья Залантов, по просьбе самого Фарпа, вскоре переехала в императорский замок, чтобы взять на себя обязанности воспитания императорских детей. С того времени нари Инад называли не иначе, как дэрати, то есть главой семейства, матерью.

Если вдуматься, то Мэдвис в какой-то мере повторял судьбу своей матери, оставляя супругу и троих детей, а Одана — нелегкую императора Фарпа.

— Мой сын... — внезапно придя в себя, слабым голосом прошептал император — Тенас в опасности...

— Мэдвис, милый, — Одана взяла его бледную, мертвенно-холодную руку и сжала, будто надеясь передать супругу свои силы. — Молчи. Тебе сейчас нельзя говорить. Отдыхай. Когда поправишься, мы...

Санма ласково провела ладонью по вздрагивающему плечу императрицы.

— Одана, не нужно.

— Что, дорогой? Говори. Мы слушаем, — присела на край ложе двоюродная сестра Мэдвиса, дочь дэрати Инад, Пламмета Ледас.

— Вы должны их найти. Только они могут остановить темного мага и спасти наследника и Эйвелис. Обещайте мне... обещайте...

В комнате наступило молчание. Семья не знала, что ответить. Никто из присутствующих еще не успел до конца осмыслить произошедшее событие. Прежде еще существовала надежда, что пророчество никогда не будет исполнено.

— Хорошо, Мэдвис. Мы обещаем исполнить твою волю, ведь это наш долг, — твердо произнесла дэрати Инад и одинокая слезинка пробежала по ее морщинистой щеке. Она редко позволяла себе слезы, считая их уделом слабых, но в этот раз и она не смогла подавить чувства. — Я очень тебя люблю.

— Спасибо, мама, — в первый и в последний раз назвав тетушку таким важным для нее словом, Мэдвис постарался улыбнуться, несмотря на приступ новой боли, исказившей его лицо.

— Мой сын, — прошептала дэрати Инад.

— Мэдвис, — вскрикнула Одана, когда император застонал, и Креду пришлось поддержать императрицу, ведь она едва держалась на ногах.

Риаза зажала рот ладонями, сдерживая крик отчаянья.

— Спасибо вам. Прощайте, мои любимые...

Это были последние слова императора. На губы выступила кровавая пена и струйкой потекла по щеке, оставляя алый след на золотой парче подушки. Из горла вырвался предсмертный кашель, а тело забилось мелкой дрожью. Но вдруг дыхание остановилось, а взгляд будто погас.

Слезы и крики разорвали тишину, повисшую после ухода Мэдвиса. Наверное, первые мгновения каждый надеялся, что сейчас император придет в сознание, все-таки переборов силу яда. Но когда осознали, что Мэдвиса уже не вернуть, горечь утраты накрыла волшебников.

Императрица бросилась к мужу и стала целовать его лицо, моля, чтобы он вернулся, но император не мог исполнить эту просьбу. Никто и ничто не может победить смерть: ни магия, ни тем более простое, пусть и сильное желание.

Внезапно по комнате прокатился громкий стук. Все одновременно повернулись в сторону окна, откуда тот исходил. За стеклом парила, легко взмахивая крыльями, рубиновая птица.

— Она пришла попрощаться, — Санма открыла окно, впуская давнюю подругу императора. — Представляете, она тоже почувствовала...

— Да, они очень близки, — глухо отозвалась Одана и постаралась улыбнуться птице, хотя это больше напоминало гримасу. — Здравствуй, Кари. Император покинул нас.

Рубиновая птица ворвалась внутрь и с оглушительным криком бросилась к ложе. Что-то грустно, но поразительно красиво пропев, Кари опустилась на грудь императора. Наклонив изящную, цвета рубина, головку, она прикоснулась стальным клювом к его щеке, словно целуя. Серебряные глаза птицы с любовью впитывали черты лица Мэдвиса, наверное, пытаясь навсегда запомнить образ своего друга. После этого, Кари расправив свои прекрасные рубиновые крылья и выгнув шею, громко закричала, навеки прощаясь с Мэдвисом. Взмахнув крыльями и, окинув всех сочувствующим взглядом, выпорхнула в окно, вскоре растворившись среди облаков.

Увидев на полу рубиновые слезы птицы, Санма, тяжело вздохнула. Какую боль и горечь принесла смерть императора его близким. Санма знала, что отныне в ее сердце навсегда поселилась пустота: никто и никогда не сможет заполнить ее.

— Завтра возвращаются Андиат, близнецы и Нуара, — услышала она слова Пламы и, повернувшись, успела заметить отрешенный взгляд Оданы:

— Я не знаю, как сказать Нуаре, что он ушел навечно...

Санма не могла больше видеть слез и, принеся извинения, выбежала из комнаты. Вина терзала ее сердце и не желала отпускать.

Она должна была спасти брата... Но не смогла...

* * *

*

15-й день арка Ликвара V,

Аларбо, Коанор.

Церемония погребения прошла в семейном кругу, Одана не желала делить свое горе с посторонними, но все же послушав императорских советников, принесла извинения пинарию Форатею, совету высших магов и правителям других стран Безграничья. По правде, императрице было безразлично, как бы они отреагировали на ее волю, но волшебники повели себя на редкость благосклонно и отнеслись к сложившейся ситуации с пониманием.

Серая скала и блестящее синие море были единственными свидетелями прощания с императором Мэдвисом. На самой высокой точке утеса находился возведенный деревянный помост. Все проемы между досками были заполнены соломой, сухими ветками и травой. Сверху, окутанное белоснежной колстой и усыпанное цветами, покоилось тело императора Мэдвиса.

Когда помоста коснулся горящий факел и сухое дерево вспыхнуло ярким, сильным пламенем, Одана не сумела сдержать слез, хотя и старалась казаться сильной, ведь ее дочери Нуара и Кандин и без того были разбиты горем.

— Мамочка, пожалуйста, не плачь, — робко прошептала младшая дочь Кандин, осторожно вытирая щеки волшебницы маленькой дрожащей ручкой, хотя и у самой личико было мокрым от слез.

— Хорошо, моя дорогая, — сглотнув комок в горле, ответила Одана и привлекла к себе дочь, желая найти успокоение в ее объятьях.

Подняв глаза, она увидела родителей, прибывших вечером из Кросты, чтобы поддержать свою глупую дочь, когда-то давным-давно отказывавшуюся от свадьбы с Мэдвисом, а теперь не представлявшую свою жизнь без супруга. Императрица Арима прижимала к себе рыдающую внучку Нуару и ласково гладила ее по голове, что-то тихо нешептывая. Император Роарн, всегда грозный и мудрый, сейчас походил на маленького котенка, не знавшего как успокоить родных и любимых женщин.

— Все будет хорошо, доченька, — обратилась Одана к Кандин, хотя каждый раз от нового всхлипа девочки, сердце ее сжималось и казалось рвалось на части.

Видя, как огонь подбирается к телу любимого, ей хотелось защитить Мэдвиса от этого красного зверя, жадные языки которого уже пожирали белую ткань. Волшебница, затаив дыхание, следила за пламенем и почти чувствовала на себе его обжигающее касание, как вдруг над помостом раздалась удивительно-нежная мелодия и как будто чьи-то ласковые руки обняли императрицу, даря хрупкую надежду. На миг волшебнице показалось, что Мэдвис, преодолев грань между жизнью и смертью, тронул ее сердце, но, открыв глаза, увидела, что это Кандин сильнее прижалась к ней, положив свою вздрагивающую головку на материнскую грудь.

— Мама, я тебя очень люблю, — шепот дочери и эти, казалось бы, обыкновенные, привычные слова, согрели душу волшебницы.

Из огня вынырнули сумрачные тени и, сплетя руки, плавно закружили вокруг помоста, то растворяясь в воздухе, то неожиданно проявляясь настолько ярко, что слепило глаза. Тени возносили руки к небу, нашептывая молчаливые молитвы и отдавая дань памяти императора Эйвелиса поклонами, а после вновь слившись с пламенем, обрели очертания единорога и громкий, полный печали крик вырвался из его огненного рта.