Месть Аники дес Аблес

Тётя даже не захотела знать, куда я отправлюсь, и это меня, конечно же, задело. Но она всё объяснила — чтобы если её будут допрашивать, она бы не выдала меня. И моя детская обида тут же сменилась раскаянием и новой волной ненависти к Нему. Спросить тётю что именно сказал ей Император, почему ей пришлось сделать это, мне и в голову не пришло, а если бы и пришло, то язык бы не повернулся — у неё такое горе, а она думает всё равно о моём спасении!

А вообще-то, даже и спроси меня тётя Эльза, куда я направлюсь, мне было бы нечего ей сказать. Я не знала куда идти, и остаток ночи провела в единственной закусочной в этом городе, работающей круглосуточно. Просто оставаться на улице мне было страшно. Мужская одежда вовсе не сделала из меня мальчика, даже и с остриженными волосами я смотрелась женщиной. Молодой, симпатичной и слабой.

Наверное, стоило пойти в храм, но женщинам в мужской одежде вход туда заказан... Да и что дальше-то? Монастырской жизни мне и так хватило на много лет вперёд, да и не поможет это никак достичь моей цели, о которой не только вслух говорить нельзя, о ней и думать не рекомендуется.

Решение нашло меня само. Я клевала носом над мерзким и давно остывшим, отчего его вкус сделался ещё гаже, кофе, когда на площади за окном появились глашатаи.

— Военное училище, — отвратительно бодро декларировали они. — Шанс сделать блестящую карьеру для тех, у кого нет за спиной богатого Рода или влиятельной Семьи! Лучшие выпускники попадают в личную гвардию Императора! Бесплатное обучение и полное довольствие!

Вот оно, — поняла я. Идеальный путь для меня. Я стану лучшей, чего бы это мне ни стоило, попаду во дворец и прикончу это чудовище. Может быть, не сразу. Может, даже не в первый год. Но я найду подходящее время, улучу тот самый момент, когда шансы на успех будут максимальны. Я научусь ждать, обманывать и лебезить. Я даже телом своим готова пожертвовать и подобраться к нему в качестве любовницы, если иначе никак, ведь остаться в живых даже после удачного покушения у меня всё равно нет никаких шансов. О неудачном даже упоминать не буду... Хотя что-то я забежала далеко вперёд. Для начала надо поступить и стать лучшей.

И я отправилась в училище, благо оно недалеко, потому что город я знаю очень плохо, ведь бываю тут раз в год и недолго... впрочем, правильнее, наверное, сказать "бывала", потому что теперь, если всё получится, я буду здесь жить. Поближе к Нему, смыслу всей моей неудавшейся жизни. Только-только начинающейся и уже очевидно неудавшейся.

Мой прекрасный план — а пока я шла до училища, мысленно уже успела его закончить и попасть во дворец — споткнулся на первом же шаге.

— Нет, — сказал мне полностью седой и казалось бы добродушный мужчина. Железно так сказал. — Не возьму!

— Почему? — спросила я, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Обычно я вовсе не такая плакса, но события последних суток заставили меня ощутить себя крайне беззащитной, уязвимой и одинокой, я ещё не нашла равновесие после случившегося, и теперь каждая мелочь легко выбивала меня из колеи.

— Во-первых, потому что ты сейчас заревёшь, — добродушно-насмешливо пояснил он, и я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони — не плакать, не смей, Аника дес Аблес плакать! Ты урождённая дес Аблес, и хотя бы этого у тебя не отнять, а значит веди себя достойно! — Во-вторых, ты через неделю максимум сбежишь, — закончил он и равнодушно отвернулся, уставившись в окно.

За окном щебетали птицы и занимался прекрасный ясный день. Это утро я должна была встретить уже получив своё взрослое имя, пересматривая подарки и ощущая в себе упругий комок семейной силы, а вовсе не в обшарпанной приёмной военного училища моего Врага, под скучающе-ленивым взглядом этого старика...

— Не заплачу. Не сбегу, — коротко и по-военному отрывисто отрапортовала я.

Он вздохнул и медленно, словно бы неохотно перевёл взгляд на меня.

— На тебе практически во-о-от такими буквами написано, что ты богачка, — снисходительно осмотрел меня с ног до головы, одной рукой барабаня по столу, другой подкручивая усы. — Чего сбежала-то? — спросил неожиданно участливо. — Жених, чай, не приглянулся? Ну так через неделю жизни тут он тебе красавцем и вообще лучшим мужчиной на земле покажется, лишь бы отсюда свинтить... Так что нет. Сэкономь мне время, а себе нервы — вернись к маме с папой прямо сейчас.

— Мне некуда возвращаться, — глухо отозвалась я. — У меня нет семьи, у меня никого нет! Так что я не сбегу, клянусь. Ни через неделю, ни через месяц, ни через год.

— Ох, девонька, — печально вздохнул седой. — Не знаешь ты во что ввязываешься, ох не знаешь...

— Я упорная и мне очень надо! — прошептала я, стараясь смотреть прямо перед собой и не моргать — чтобы проклятые слёзы не сорвались вниз и всё не испортили.

— Упорная она, — буркнул он. — Все вы упорные... до первой полосы препятствий или до первого тренировочного боя упорные. А потом сразу "я ошиблась!", "я передумала!", "у меня долг перед семьёй!" — последнюю фразу он произнёс, явно копируя чью-то капризно-жалобную интонацию.

Я упрямо молчала. Кажется, даже подбородок невольно выпятила вперёд. Настоятельница меня за такое выражение лица всегда ругала, но здесь оно, кажется, наоборот пришлось кстати.

— Ну ладно, ладно... вот, заполняй... — протянул мне бумагу, но при этом продолжил ворчать. — Такое упорство, да в нужное бы русло... вот чего вы, девки, в военном училище позабывали? Не женское это дело-то...

Вообще-то, я была с ним согласна. Совершенно не женское. И душа у меня к этому не лежит. Вернее, не лежала до вчерашнего дня. Вчера мне ещё хотелось порхать, щебетать и собирать комплименты и цветы. А сегодня меня почти трясло от жаркой ненависти, и она требовала выхода. Пусть нельзя пока убить причину моих бед, но хотя бы кого-нибудь ударить, или куда-нибудь бежать, или ещё что-нибудь делать, вкладывая чёрный огонь злобы в какое-нибудь физическое действие. Иначе он сожжёт меня изнутри куда раньше, чем я доберусь до Него. Так что полоса препятствий и тренировки — то, что надо.

Я присела на подоконник, такой же обшарпанный, как и всё здесь, и уныло заполняла бесчисленные пункты. Родители — нет, родственники — нет, приговорённых родственников — нет и не было... Несколько вопросов поставили меня в тупик, и хорошо, что этот седой и ворчливый старик не следил за тем, как я заполняю, потому что нормальная девушка не будет зависать на несколько минут над вопросом "место жительства последние три года". А я задумалась и сильно. Монастырскую школу указывать тоже нельзя, туда берут только богатых и родовитых, так что вычислить меня будет плёвым делом. В конце концов, я указала название одной из деревень на другом конце страны, надеюсь, сейчас проверять они не будут, а ближе к выпуску я позабочусь о том, чтобы мою легенду подтвердили.

Наконец, справившись с коварными и не очень пунктами, протянула бумагу старику, и получила взамен бирку.

— Добро пожаловать в Императорское военное училище, — вздохнул он и так покачал головой, что я поняла — не верит в меня, не одобряет и даже немного жалеет.

Но я не нуждаюсь в жалости. Я нуждаюсь только в мести. И только что сделала к ней первый шаг. Теперь надо стать лучшей и попасть во дворец. Я справлюсь, тётя. Я отомщу за тебя и за себя, и, конечно, за братьев. За всю нашу Семью, за нашу страну, за сотни тысяч людей, чьи жизни искорёжило это жестокое чудовище!

Об училище и годах, проведённых там, рассказывать в общем-то нечего. Однообразные, монотонные, выматывающие будни. Первый год было особенно тяжело — я была слаба и изнежена, у меня сбивалось дыхание уже на третьей минуте бега, а уж о том, чтобы подтянуться не стоило даже и мечтать. И я бы наверняка отступила, ведь принимавший меня старикан был абсолютно прав — иди речь действительно о нелюбимом женихе, я бы полюбила его уже после первой недели, когда все мышцы ныли так, что я даже чихнуть без стона не могла. Но отступать и уходить мне было некуда, а потом как-то всё притерпелось и кое-что даже понравилось.

Друзей у меня не было, и первый год это меня очень мучило и расстраивало, сама себе до конца не отдавая в этом отчёта, я мечтала о каком-нибудь могущественном друге, который взял бы меня под опеку и решил все мои проблемы. И это чуть не сыграло со мной дурную шутку — я чуть было не ввязалась в отношения со старшекурсником, остановило меня только то, что моя репутация должна быть безупречна, а ранние и внебрачные связи в таком случае совершенно лишние. А уже потом я узнала, что он к тому времени успел переспать со всеми девушками нашего училища — благо было их крайне немного, и я была ему нужна "для галочки", закончить список. Конечно же, никаких моих проблем он бы решать не стал... Потом я как-то свыклась с мыслью, что доброй феи и даже просто доброй тёти в моей жизни никогда больше не будет, все свои проблемы я должна решать сама, и потребность немедленно с кем-то подружиться сильно поутихла. Особенно после того, как я осознала, что, возможно, кого-то из моих сокурсников мне придётся убить, добираясь до своей цели.

За всё время моего обучения Император Ашш посещал своё военное училище всего три раза, и каждый врезался мне в память в мельчайших деталях. Первый визит случился буквально через два месяца после моего поступления, и я, в величайшей гордыне и огромной трусости своих, решила, что он пришёл за мной. Сам. Лично. Соответственно, перепугалась невероятно, ибо ни о каком нападении, тем более успешном, речи идти пока не могло — я ещё только-только, еле-еле осваивала полосу препятствий.

Но Он прошёл мимо, совершенно меня не заметив, и потом тоже ничего не произошло, меня не вызвали к директору, не взяли под стражу, не попытались убить... ничего. И пришлось признать — он не узнал меня. Он совершенно меня не запомнил, у него даже никаких ассоциаций не мелькнуло, и это на самом-то деле прекрасно, хоть и бьёт немного по остаткам моей самооценки — я ведь красивая! Как можно было меня сейчас не заметить и вообще так быстро забыть?

После этого Император надолго отправился в очередной военный поход, победоносный, как и все его походы, но я всё равно волновалась — как мне дальше жить, если его убьют? Я хочу убить его сама. Вот этими руками. Всадить отравленный — обязательно отравленный, и самым сильным ядом! — клинок в его сердце и, глядя в тускнеющие и угасающие серебряные глаза, сорвать эту его вечную маску, гордо объявляя, за что именно мщу. Мне даже снилось иногда, что я его убиваю, но никогда эти сны не приносили радости и облегчения, ведь там всегда было что-то не так. Я убиваю не Императора, а его двойника, а сам Ашш стоит и смеётся, и говорит, что теперь тёте моей конец... или же я не успеваю снять маску и увидеть его лицо, а мне это почему-то важно, но тело исчезает раньше, чем у меня это получается. Пару раз мне снилось, что всё наоборот, и это он меня убивает, и эти сны, как ни странно, оставляли самое светлое послевкусие.

Второй визит Императора случился в конце моего второго курса. Мне было уже семнадцать, я неплохо бегала и стреляла, сносно дралась, и мне стоило большого труда не пожирать своего врага глазами, примериваясь к его шее или к его сердцу. Рано, слишком рано. Да будь я даже величайшим стрелком в мире, всё равно покушение здесь и сейчас было бы обречено на провал. Уверена, на нём столько магических защит, даже если это двойник, что начни хоть мы все стрелять, ничего ему не будет. Только рассмеётся, а потом как жахнет каким-нибудь своим адским заклинанием, превращая училище в обгоревший пустырь... Четыре раза я оказывалась близко к Нему. И каждый раз, когда он проходил мимо, совершенно меня не заметив, испытывала смешанные чувства — облегчение и почему-то разочарование. Наверное, я в чём-то чокнутая, и наклонности у меня слегка самоубийственные — кто ещё захочет попасть под тяжёлый взгляд этих серебряных глаз.

А в третий свой приезд Император Ашш меня заметил.

Это был уже самый конец моего обучения, смотр, после которого нас ожидало распределение, и на этот самый смотр должен был приехать кто-то, отвечающий за охрану Его Императорского Величества. Так что я старалась. И на полосе препятствий, и в ближнем бою, наплевав на негромкую, но отчаянную просьбу противника хоть немного поддаться. Впрочем, как ни старайся, но один бой из трёх я всё-таки проиграла — противник пошёл на подлый приём, но его не осуждаю. Сама бы пошла, представься такая возможность. Не то чтобы цель оправдывала совсем уж любые средства, но маленькая подлость, которая, возможно и не подлость вовсе, а жизнь человеку спасёт — на одной чаше весов, и жизнь чудовища на другой. Тут, по-моему, расклад очевиден.

Я стояла, размазывая кровь из рассечённой щеки — неудачно упала, и слушала, как моему находчивому противнику присуждают победу. И когда прозвучал вопрос, не сразу даже поняла, что это мне. И кто его задал, я тоже поняла с непозволительным опозданием.

— Не будешь опротестовывать? — вроде бы негромко спросил какой-то мужчина, но все разом замолчали.

— Нет, — хмуро ответила я, обводя взглядом трибуны и пытаясь понять, кто именно со мной говорит.

— Почему? — спросил мужчина с белоснежными волосами и в синей маске, и я запоздало заметила, что мой недавний противник давно уже преклонил колено, и сама тоже поспешила опуститься на песок. И, главное, взгляд опустить.

— Всё было честно, мой Император.

— Честно? — насмешливо переспросил он.

— Как в жизни, — пояснила я, упрямо стискивая зубы. Потом опомнилась и торопливо добавила, — мой господин.

— Повтори, — вкрадчиво предложил он, и я осознала, что снова облажалась. Не господин! Император! Господин он для своих личных и доверенных слуг, для меня Император. Вот что же со мной такое?! От волнения несу какую-то чушь, надо срочно исправляться, пока окончательно не опозорилась.

— Как в жизни, мой Император, — виновато повторила я. Но его это почему-то не устроило.

— Нет, — жёстко сказал он.

— Мой господин, — неуверенно повторила я.

— Да, — сказал он. — А мне, пожалуй, нравится, как это у тебя звучит...

Он так это сказал, что ни у кого не осталось, наверное, никаких сомнений, что сегодня же я окажусь во дворце. Вот только не в карауле, а в спальне Императора, и уже там буду выдавать ему "мой господин" на разные голоса... ну или в разных позах. Вероятно, я должна была покраснеть. Может быть, он ждал именно этого. Но я не отреагировала никак. Во-первых, за последние годы обучения я наслушалась такой похабщины от некоторых особо озабоченных, что скажи он мне про спальню прямым текстом, это и всё равно был бы детский лепет. А во-вторых... во-вторых, я давно готова и на это, только вот не думала, что и в самом деле он положит на меня глаз.

— Хочешь во дворец? — тем временем спросил он, и я ответила честно, что да, хочу, и тут же замялась, не понимая, как его называть. Всё-таки господином или пошутили и хватит, и называть теперь снова Императором? Тяжела, оказывается, придворная жизнь. Я вон ещё даже во дворец не попала, а уже растеряна. Но молчать вечно нельзя, и я всё же рискую и добавляю: