Игра Мелины Мерод

ГЛАВА 2

В здании Академии всё идёт своим чередом. Никто не бегает, не кричит, не закатывает истерики, что ещё больше убеждает меня в правильности догадки на счёт шутки с флагами.

Предъявив на входе пропуск, вливаюсь в толпу учащихся. Мне она всегда напоминает море: тёмные волны с яркими бликами, находящиеся в вечном движении. Невольно касаюсь золотого канта на воротнике своей чёрной формы.

Кое-где в толпе мелькают фигуры праздно одетых посетителей — это в основном абитуриенты с родителями. Их очень просто вычислить по испуганным лицам и кричащему взгляду: 'Создатель! Куда мы попали?'. Я их понимаю. Для неподготовленного человека Академия представляется чем-то средним между приютом для душевнобольных и гигантским ритуальным бюро.

Первую ассоциацию вызываю студенты, к примеру, такие как вот эта группка законников с первого курса. Если три девушки в ней выглядят относительно здраво — просто стоят, уткнувшись в книги, не обращая внимания на то, что их постоянно толкают прохожие, то парни представляют собой странное зрелище. Один, скрестив ноги, сидит на подоконнике. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, он смотрит невидящим взглядом в пространство перед собой. Другой застыл, облокотившись на стену, и что-то беззвучно шепчет. А как бы выглядели вы, если к ближайшей сессии вам необходимо было выучить четыре тома законов?

Со вторым сравнением ещё проще: мрачная архитектура, столь же невесёлое внутреннее убранство, чёрные формы студентов, да и преподаватели в плане одежды от своих учеников не далеко ушли.

Сейчас все стремятся как можно быстрее попасть к лифтам или лестницам, в зависимости от того, кому на какой этаж. Мне нужно к лифтам...

— Мелина!

Что же он так кричит? Как будто его голос можно не услышать!

Я оборачиваюсь. Рен Аманди двигается мне на встречу наперерез потоку студентов. Он похож на мощный военный корабль, смело взрезающий волны Ледяного моря.

— Доброе утро, — басит сокурсник, добравшись до меня.

— Доброе, Рен, — я приветливо улыбаюсь. — Почему кричишь? Не хочешь ехать один с младшенькими?

Он смотрит на студентов, столпившихся возле ближайшего лифта, так, будто не может взять в толк, как они там очутились.

— Нет. Приказ ректора: всем выпускникам вместо первой пары явиться в актовый зал. Так что лифт нам пока не понадобится.

Новость Рена меня и удивляет, и огорчает.

Я уверена, на собрании речь пойдёт о флагах. Более того, раз вызывают старший курс полным составом, шуткой в этом деле и не пахнет. В год нашего набора в каждую группу зачислили по тридцать человек, теперь не везде наберётся и пятнадцать — такой вот жёсткий отбор. Никому из оставшихся и голову не придёт так рисковать своим местом и карьерой в шаге от заветного диплома! Скорее всего, произошло нечто, касающееся самой Академии, и вопрос столь деликатный, что его не станут предавать огласке... Интересно, конечно, но в сравнении с перспективой подъёма по лестнице эта тайна меркнет.

— Рен, может, ты будешь подниматься вслед за мной?

Он понимающе улыбается и кивает в знак согласия. Какой же он замечательный!

Можно сколько угодно смеяться, но факт остаётся фактом: тот, кто проектировал лестницы в Академии, люто ненавидел людей. Он не только выбрал неправильную высоту ступеней, но и их количество в одном марше.

Студенты к этой особенности здания довольно быстро привыкают, полагая, что тренируют сердце, сосуды, мышцы и лёгкие, а так же сжигают лишние жиры. В моём же понимании физическая нагрузка — это длинная пешая прогулка, не более. Кроме того, ничего лишнего у меня нет!

Если природа в лице маменьки наградила вас выдающимся бюстом и широкими бёдрами, то и остальные изгибы тела этой красоте будут соответствовать. К сожалению, по какой-то неведомой причине портнихи не шьют платья на женщин, чей обхват талии превышает шесть пальцев ({прим. автора: 1 палец = 10 см}). Вот и приходится мне изводить себя корсетом, а в нём по лестницам не только не побегать, но и не подняться без вреда для самочувствия. Поэтому в таких случаях я предпочитаю иметь за спиной надёжный тыл, сдерживающий натиск толпы. Рен на эту роль подходит идеально! Один вид его высокой и мощной фигуры в зачатке душит просьбы поторопиться со стороны вечно спешащих учащихся.

В медленном темпе мы преодолеваем два лестничных пролёта. К концу подъёма у меня даже дыхание не сбивается!

Возле дверей в зал собрались почти все шестикурсники. Цепким взглядом осматриваю толпу и сразу нахожу в ней белокурую головку Полин Аверли. Эта девушка не понравилась мне с первого взгляда, но в тот момент во мне говорил инстинкт. Позже Полин собственными поступками заслужила неприязнь.

Излишне самоуверенная и высокомерная, она любит пошутить. Во всяком случае, девушка именно так называет свои издевательства над студентами, пришедшимися ей не по нраву. Единственное в чём ей трудно отказать, так это в наличии ума. У меня до сих пор есть подозрение, что она использует какие-то чары для привлечения противоположного пола, но без магов с нужной специализацией такое не докажешь. Тем не менее, на протяжении всех лет обучения Полин ни разу не попала в скандальную историю, связанную с приворотом. К тому же ей хватило сообразительности не пытаться поймать в свои сети преподавателей, а среди них есть экземпляры достойные того, чтобы начать строить матримониальные планы.

Моя нелюбовь к госпоже Аверли — чувство глубоко взаимное. Ведь многие молодые люди, вызывавшие в разное время её интерес, предпочли осаждать настойчивыми ухаживаниями меня, а не её.

Попытки, конечно, заканчивались провалом, после чего все эти господа доходили до гениальной мысли: если я им отказываю, значит, со мной что-то не так. Совершив это 'открытие' несостоявшиеся возлюбленные пополняли ряды изобретателей новых прозвищ. Я считаю, для любой особы, ослеплённой завистью, такое положение дел стало бы бальзамом для души, но только не для Полин Аверли!

Её выходки меня не трогали, но с недавних пор она ополчилась на Рена. Причина внезапной немилости до сих пор остаётся для всех тайной. Есть предположение, что он просто не ответил на интерес девушки. Недаром же всякий раз, как речь заходит об этой блондинке, молодой человек в силу своих умений пытается перевести разговор на другую тему.

Рен умён, но при этом простодушен и прямолинеен. Ему просто катастрофически не хватает тонкости в общении, но у него есть одно неоспоримое достоинство: 'честь' в его понимании — не пустое слово, так же как для меня 'справедливость'. А уж если дело касается чести дамы...

Мне искренне жаль Рена, поэтому по возможности я стараюсь ему помогать. Вот и сейчас вместо того чтобы отпустить парня к друзьям, ненавязчиво цепляюсь за его локоть.

— Сядем рядом? — я заглядываю в лицо Рена. Он удивлён, но одобрительно кивает.

— Мерод! А как же жених?

Да, порой и Полин не достаёт тонкости.

— А что с ним? — я широко распахиваю глаза.

Девица не находится с ответом сразу, а долго ждать я не намерена. Мягко тяну своего сопровождающего к его одногруппникам. Будущие эксперты люди умные, с ними всегда интересно поговорить.

Появление возле лестницы ректора рушит мои планы.

Кругом раздаются возгласы и шепотки: 'Неужели!', 'Сам?!', 'Да, что происходит?' и прочее в таком духе. А происходит нечто из ряда вон выходящее... Эх, дядя-дядя, ну что тебе стоит, будучи на том свете, передавать любимой племяннице более чёткие предостережения и знаки. Так ведь недолго и мне за тобой следом отправиться, умерев во цвете лет от любопытства или нервного перенапряжения!

Звон связки ключей почему-то перекрывает шум, издаваемый целой толпой взбудораженных студентов.

— Все в зал, — резко бросает господин ди Жори и первым шагает в непроглядный мрак, который тут же рассеивают светильники. Они загораются, реагируя на движение.

Мы рассаживаемся по креслам в рекордно короткие сроки — хмурый вид ректора служит прекрасным стимулом.

Наконец в зале повисает напряжённая тишина.

— Мне известно, — хорошо поставленным голосом начитает свою речь господин ди Жори, — многие из вас уже определились с местом будущей службы. Некоторые даже подписали предварительные договоры с установленными сроками. По этой причине я и собрал вас всех. Ввиду непредвиденных обстоятельств итоговые экзамены и выдача дипломов переносится на более позднее время.

Мужчина замолкает на минуту, давая возможность ученикам в полной мере осмыслить полученную информацию.

— Произошедший инцидент, — продолжает он после паузы, — повлияет на весь учебный процесс. Он коснётся всей Академии, но вас в большей степени.

— А что собственно случилось? — выкрикивает кто-то с дальних рядов.

— Сегодня утром в своей постели был найден мёртвым профессор Обели.

— Его что, убили?! — громко шепчет девушка, сидящая прямо перед кафедрой.

— Следствию это ещё предстоит выяснить, — господин ди Жори уходит от прямого ответа. — Я вам настоятельно советую не забивать этим свои головы и не болтать лишнего. Готовьтесь к экзаменам, следите за расписанием и разрешите возникшую ситуацию с трудоустройством. На этом у меня всё.

Он сходит с помоста и стремительным шагом направляется к выходу из зала. Как только двери за ним закрываются, помещение мгновенно наполняется шумом: скрепят кресла, шуршат одежды, со всех сторон раздаются раздражённые, удивлённые, возмущённые реплики и даже несколько всхлипов. Студенты потихоньку покидают свои места. Мы же с Реном остаёмся сидеть.

Он просто боготворил Астора Обели, самого известного специалиста по ядам не только в Дийоне, но и на всём континенте. И сейчас ему требуется время на то, чтобы прийти в себя.

— Мелина, — сдавленно произносит Рен, — я одного не могу понять: если профессор Обели умер, почему ведётся следствие?

— Потому, Рен, что абсолютно здоровые мужчины, увлекающиеся спортом и не достигшие возраста пятидесяти лет, крайне редко умирают, просто не проснувшись однажды, — со вздохом объясняю очевидное.

— Я не могу в это поверить, — шепчет он растерянно.

— Рен, — я накрываю своей ладонью его пальцы. Молодой человек поднимает на меня потерянный взгляд. — Он был твоим кумиром, поэтому ты наверняка согласишься мне помочь.

— Помочь? — изумлённым тоном переспрашивает Рен. — Мелина! В чём я могу тебе помочь?

Оглядевшись по сторонам, я тихим голосом произношу:

— В расследовании убийства профессора Обели.

Рен часто-часто моргает, а после криво улыбается:

— Ну, у тебя и шутки!

Молодой человек порывисто встаёт, я его не останавливаю, но тоже поднимаюсь с места.

— Вовсе нет!

— Хорошо, — он выдыхает, поняв, что так просто от меня не отделаться, — давай сначала выйдем из зала.

В коридоре тихо и пустынно. Звонок, оповещающий о начале занятий, прозвенел пятнадцать минут назад, и поскольку мы с Реном не спешили, наши сокурсники уже успели разбрестись по своим делам.

Местом для разговора я выбираю подоконник напротив дверей в актовый зал. Отсюда коридор прекрасно просматривается в обе стороны, и все лестницы находятся достаточно далеко для того, чтобы у предстоящей беседы не оказалось ненужных слушателей.

— Первое: зачем тебе это? — требовательно спрашивает Рен.

— Очень просто! — отвечаю с готовностью. — Я вхожу в число тех счастливчиков, у которых имеется на руках предварительный договор. Достался он мне с большим трудом. Стоит только упомянуть об изменении сроков, как я потеряю это место, а никакое другое меня не интересует.

Мой ответ удивления не вызывает. Рену известно, что я принадлежу к категории людей, чётко представляющих, чего они хотят.

— Откуда у тебя уверенность в том, что сроки придётся изменять? Я слышал слова ректора, но дело могут раскрыть быстро, — поражает он меня своей наивностью.

— Рен, они уже не знают, что делать! — произношу чуть ли не со смехом. — В Академии ведь не паникёры сидят!

— Допустим, — соглашается он нехотя, — но мы-то как раскроем это убийство? Если это вообще убийство!

— Позволь, я не стану комментировать вторую часть твоей реплики, поскольку говорила об этом ещё в зале! А по поводу вопроса 'как' — очень просто! Мы не станем ничего изобретать и отработаем стандартную схему.

— Думаешь, тебя кто-нибудь пустит на место преступления?

Сомнение в его голосе веселит, равно как и предположение о том, что я собираюсь куда-то идти.

— Меня — нет, — я со значением смотрю на Рена.

— А меня — и подавно! — заявляет он, скрещивая руки на груди.

Видя такую реакцию, перевожу беседу в ту плоскость, которая ему хорошо известна:

— Рен, сколько по времени занимает первый этап расследования?

— От двух до восьми часов, — отвечает он чётко, словно молитву в храме Создателя читает.

— Молодец! Это значит, что к вечеру квартира профессора Обели будет осмотрена, колебания магического фона замерены и свидетели опрошены. Тебе...

— Мне?! — восклицает Рен, но я не обращаю на это внимание и продолжаю:

— ... тебе нужно будет лишь прийти к своему родственнику, сам знаешь к какому, и расспросить о результатах.

— Так он мне и скажет! — молодой человек скептически хмыкает.

— Почему нет? Подумаешь, тайна следствия! Ему же известен твой характер, он знает: ты не из болтливых. Скажешь, что очень уважал профессора Обели, что его смерть тебя потрясла, и ты бы хотел услышать о ходе расследования. Намекни на слова ректора. Он ведь почти прямым текстом назвал произошедшее убийством.

Рен слушает внимательно, но при этом всё время отрицательно качает головой.

— Ну, допустим, мне сообщат все подробности. А дальше что?

— Дальше мы подумаем и сообразим, какие действия предпринять.

— А следователи в Главном Управлении не подумают? — усмехается он.

— А следователи в Главном Управлении сидят на своих местах слишком долго. У них слишком много работы, и им не впервой получать нагоняй от начальства за нераскрытое дело.

— Мелина, речь идёт о профессоре Академии Правосудия! Это дело чести!

— Дело чести, когда убивают кого-то из своих, а учёный к нашей братии по большому счёту никакого отношения не имеет. У него не было ни родственников, ни связей — только научные труды. Но, заметь, за эти работы ему даже титула не дали! Хотя весь континент пользуется результатами его исследований.

— Справедливость — превыше всего? — промолчав, спрашивает Рен.

— Разве ты не хочешь уличить преступника, повинного в смерти поистине выдающегося человека?

— А ты не хочешь потерять место, — утверждает он вместо ответа.

— Это не просто место, Рен.

— Хорошо. Я согласен, — наконец он сдаётся. — Где и когда мы встретимся?

— Сегодня в семь в 'Поющих ветрах'.

— Договорились.

Я киваю.

Гляжу на удаляющуюся спину сокурсника, а перед глазами стоит лицо Жака Лори, который совершенно неискренне изображает сожаление и сообщает о расторжении договора.

Ну, нет! Не для того я потратила шесть лет своей жизни, чтобы в итоге стать старшим помощником младшего сортировщика ручек в Главном Управлении с перспективой карьерного роста до служащего архива!