1942 - 94

— Я уже говорил, что не мое это дело, но, убей, хочется знать, кому спину подставляю. Двадцать лет родине отдал. Дома жена и дети ждут, а я тут загораю. Хорошо, пока спокойно, стреляют редко. Может, дотяну до срока, целый домой вернусь. Не хочется малых сиротами оставлять. Хотя, сам виноват. Запил понимаешь, но как не запить, когда такое кругом творится — не угла своего нет, ни достатка в семье. Денежное содержание месяцами не выплачивали, жена совсем запилила.

— Понимаю, в жизни всякое случается, — кивнул Наумов. — Главное, духом не падать. А обо мне и рассказывать нечего. Я ведь лейтенантом был. А потом стандартная постперестроечная история — недостача в роте, сшили дело и в тюрьму. Звания конечно лишили. Вышел — работы нет. Да и что кадровый офицер умеет делать? Поскитался, помыкался, затем решил, что лучше в армию — рядовым, чем в бомжи. Так, тут и очутился.

— Достойная альтернатива, — кивнул Дымов. — Не всякий выберет такой путь.

— Это личное, — заметил Иван. — Если думать, что в жизни все предопределено заранее, хорошего — не жди. Человек сам кузнец своего счастья. Определяет приоритеты, реализует желания. То есть, поступает, как заложено в сознании.

— Раньше сознание было массовым...

— В смысле?

— Сначала комсомол, затем Партия — они определяли сознание. Все было проще — поступай, как прописано в правилах, и достигнешь определенных вершин.

— Не всем покорялись эти вершины, — заметил Наумов. — Независимо от желания. Я не сразу понял это. Только в колонии, когда было время для размышления. А его там было предостаточно.

— Да, уж.

— Темнеет, — заметил Иван, после небольшой паузы. — Не пора ли по койкам?

— Ты, иди, ложись, — кивнул Дымов. — А я, еще немного тут посижу.

Наумов выбрался из-за стола и отправился к лежаку на открытом воздухе, сооруженному из ящиков. Устроившись, стал глядеть в небо, где уже зажглись первые звезды, необычайно яркие и чужие. Дома, он часто наблюдал за звездами, и сейчас казалось, что здесь, в этих краях, похожих нет, что они остались далеко, за горными хребтами. Еще какое-то время, любовался ночными красотами, но вскоре дневная усталость и алкоголь сделали свое дело — он заснул.

Проснулся от неясного шума — то ли ветка хрустнула, то ли камень, скатившись с уклона, хлопнулся обо что-то твердое. Открыл глаза и, оглядевшись по сторонам, увидел Дымова. Тот показал знак 'тихо', приложив палец к губам. Иван, аккуратно, стараясь не шуметь, поднял лежащий рядом автомат, и принялся всматриваться в темноту. Но, как не старался, все равно не смог ничего разглядеть, только вскоре от напряжения, перед глазами залетала цветная мошкара. Сколько времени они провели в ожидании, не шевелясь и почти не дыша, сказать трудно. Когда темнота вокруг посерела, разбавленная первыми лучами восходящего солнца, немного расслабились, но до утра больше не заснули. Молча, лежали, сжимая автоматы, и оглядывались по сторонам.

Как только солнце полностью взошло, Дымов отправился осмотреть окрестности, на предмет каких либо следов ночного визита. Ивану же досталось приготовление завтрака, (а так же обеда и ужина), и в завершение его первого наряда на новом месте — мытье посуды. Служба — есть служба.

Вскоре аромат солдатской каши окутал ближайшие подступы к посту, и на запах этот из палатки выполз похмельный Климов.

— Привет, Иван, — поздоровался он, присаживаясь к костру. — Кашу готовишь?

— Больше ничего в голову не пришло, — пожал плечами Наумов. — Да и выбор продуктовый не располагает к изыскам...

— Брось, — махнул тот. — Мы последнее время одной тушниной питались, причем, как правило, в холодном виде — лень разогреть было. Так, что горячей каши я сейчас с удовольствием поем.

Иван снял дымящийся, источающий аромат котелок с огня и, поставив на стол, произнес:

— Давай, угощайся. Я пока чайник вскипячу, там вроде кофе прислали. По утрам ободряет.

— Меня сейчас кое-что другое ободрило бы, — вздохнул Климов. — А кстати, где наш старшина?

— На разведку пошел, — подмигнул Иван. — Скоро вернется.

Дымов и в самом деле вскоре вернулся. Прислонил АКМ к брустверу и, потянув носом воздух, констатировал:

— Знакомый аромат, но доселе забытый. Уже ощущаю первые плюсы твоего появления, Ваня.

— Кушайте на здоровье, — театрально поклонился тот. — Хороший завтрак укрепляет боевой дух.

— Кстати, насчет духа, — вспомнил прапорщик. — Один такой нам неподалеку подарок оставил. Прямо на спуске к реке...

Он полез в карман и извлек ручную гранату. На предохранительном кольце болтался кусок тонкой лески.

— Растяжка, — догадался Климов. — Видать видели, как мы тут уху варили.

— Она самая, — подтвердил Дымов. — Я не всю местность проверил, так, что — кто в сортир захочет отлучиться, под ноги внимательней смотрите. А еще лучше, где-нибудь неподалеку нужду справлять, и непременно с автоматом. Так спокойней. После завтрака проведем небольшую перепланировку поста, а сейчас — давай, накладывай, пока не остыла. Жрать охота — мочи нет!

Кашу прикончили быстро.

— Хорошо, — вздохнул прапорщик, отставляя пустую тарелку. — Если мне еще плеснуть в кружку кофе, то я посчитаю, что на сегодня жизнь удалась.

— Ваня у нас волшебник, — захихикал Наумов. — Исполняет все пожелания.

— Не я, — отмахнулся он. — Скажите спасибо вашему начпроду.

— Ну, если рассматривать в данном ключе, то этот человек не волшебник, скорее он бог. Для кого-то милостивый и всемогущий, для других злой и жадный. Вот, например, у нас в бригаде... — он не успел договорить. Послышался шум автомобильного двигателя и вскоре, на дороге, со стороны поселка показалась раздолбанная легковушка. Взяв оружие, Дымов вышел навстречу, остальные наблюдали за происходящим, укрывшись за мешками с песком. Машина, грохоча, подкатила к закрытому шлагбауму и, остановившись, заглохла. Водитель, пожилой мужчина, с трудом открыл ржавую, помятую дверцу и, выбравшись наружу, поднял вверх пустые ладони, показывая тем самым, что не вооружен.

— Кто такой? — подойдя ближе, спросил прапорщик.

— Я не бандит, — замотал тот головой. — На свадьбу еду к внуку. Он за перевалом живет.

Лицо Дымова окаменело, но он продолжил спокойно разговаривать, только рука переместилась поближе к оружию.

— Вижу, что не бандит. Чего везешь?

— Подарки везу. Оружия не везу.

— Открой багажник, — распорядился Дымов, — Посмотрим.

Старик с готовностью исполнить приказ, засеменил обратно к машине.

— Приготовься на всякий случай, — прошептал между тем Иван, обращаясь к Климову. — С этими лучше держать ухо востро.

Между тем, досконально проверив автомобиль, и не обнаружил ничего подозрительного, прапорщик подал условный знак на пост. Подняли шлагбаум, и старый драндулет беспрепятственно проследовал дальше, окутав все вокруг клубами густого, едкого дыма.

— На свадьбу он едет, — подходя, усмехнулся Дымов. — Видали мы таких врунов.

— А что не так, товарищ прапорщик? — поинтересовался Климов.

— Все не так, — махнул рукой тот. — Куча мелких деталей, совпадающих с ночной возней вокруг поста, уже наводят на мысль. Да и не поверю, что старик совсем сирота, и на свадьбу едет один, без родственников. В этой горной стране не бывает одиноких стариков — не тот менталитет. Да и машина — на дорогу в один конец...

— Да, уж, — подтвердил Наумов. — Это не вяжется с тем, что я слышал о кавказском воспитании...

— И что же все это значит?

— Нас явно проверяют на бдительность. Сначала ночью, а теперь — круглосуточно. Думаю, они что-то задумали.

— Кто — 'они'?

— А от кого, ты послан охранять дорогу?

— От бандитов, — неуверенно высказался Климов. — Но, нам в учебке особо не разъясняли — от каких именно.

— И правильно, что не разъясняли!

— Это почему же?

— Знаю я эти 'учебки', — отмахнулся Дымов. — Одно очковтирательство, а толку никакого.

Развить дискуссию по этому вопросу, помешала неожиданно ожившая радиостанция. Установленная на прием, она захрипела, затем сквозь помехи послышался голос:

— Как меня слышите, Дымов? Прием...

— Хорошо вас слышу, — ответил прапорщик. — Прием...

— Как дела там у вас, все нормально? Прием...

— Пока — да. Есть небольшое движение, но пока тихо. Прием...

— Ребята с пеленгатора обнаружили в вашем районе повышенную активность. Может что-то намечаться. Вышлем на патрулирование пару вертушек, так что особо не пугайтесь. Прием...

— Принято. Если, что выйдем на связь. Прием...

— Хорошо. Конец связи, — станция замолкла, снова перейдя в режим ожидания.

Тревога прапорщика усилилась, он задумчиво поскреб подбородок и решительно поднялся на ноги.

— Слышали? Знать, не так просто суета возникла. Как ты думаешь, — обратился он к Ивану, — С чем это связано?

— Понятия не имею, — пожал тот плечами, — Но, если поразмышлять логически — кому-то очень понадобилась эта дорога. Не зная данной местности, могу предположить, что это единственный путь через перевал. На ишаке, в принципе, проехать можно везде, но тяжелому грузовику с боеприпасами нужна нормальная, ровная трасса.

— Замечание верное, — одобрил Дымов. — Поэтому, слушайте приказ: во-первых, укрепляем пост подсобными средствами, во-вторых: без моего ведома дальше десяти метров ни шагу...

— А если по нужде приспичит? — спросил Климов.

— По нужде — вон за тем камнем. Уйдешь дальше — возвращаться будет не на чем.

— Как это? — удивился тот.

— Я подходы к посту заминирую...

— Так бы сразу и объяснили. А то все какими-то загадками...

Они трудились до самого вечера, изредка останавливаясь, чтобы перекурить и отдохнуть. Дымов растворился в окрестностях, устанавливая растяжки для незваных гостей, попутно рисуя план их расположения, чтобы потом самому не попасть в свой же капкан, а Наумов с напарником таскали тяжеленные валуны, пытаясь сделать из блокпоста, неприступный средневековый замок.

— Так глядишь, к дембелю качком стану, — заметил Климов, устанавливая на место очередной камень. — Только жаль, руки до земли будут — не красиво.

— Не дрейфь, — успокоил Иван. — На дембеле руки не главное.

— Что тогда главное?

— Голова, а не то, о чем ты подумал.

— Дурак ты, Иван.

— Не дурнее некоторых. Принеси еще пару небольших булыжников, и на этом наш замок будет закончен.

— Слушаюсь, мой господин, — театрально поклонился Климов. — Где прикажите разместить ваших рыцарей?

— Иди отсюда, рыцарь хренов, — прикрикнул Наумов. — Не то получишь в забрало!

В сумерках вернулся старший прапорщик. Проверил выполненную на посту работу и, оставшись вполне довольным, поощрил личный состав как мог. Закусили тушенкой обжигающий, немного отдающий резиной спирт, запили холодным чаем и улеглись спать. Несмотря на тревожные мысли и обстановку, глаза предательски закрывались, словно налитые свинцом и уже не было никаких сил бороться со сном.

Гроза. Удар, еще удар. Он лежал на траве, а дождь, обильно льющийся с неба, приятно холодил крупными каплями разгоряченное лицо. Вот еще удар молнии, но уже близко, почти рядом. Дождь не переставал лить. И гроза. Она странно зачастила, превращаясь в пулеметную очередь...

Первое, что увидел проснувшийся Наумов — бак с питьевой водой, из пробитого чрева которого, прямо на лицо текла тонкая струйка. В доли секунды осознав, что за гроза ему привиделась, он схватил автомат и, быстро скатившись на землю, первым делом попытался оценить обстановку. Справа застрочил автомат, и вскоре эхом ему раздались ответные выстрелы. Тяжелые пули забарабанили по камням, взвизгивали, отлетая рикошетом, и стало понятно, что укрытие было построено не зря. Сквозь небольшие дырки в стене разобрать ничего было невозможно, оставалось единственное — подползти к краю поста. Он двинулся налево, к месту, где располагалась палатка, и вскоре наткнулся на что-то мягкое и липкое. Достал из нагрудного кармана зажигалку, чиркнул ею несколько раз, и когда пламя, наконец, зажглось, ужаснулся увиденному. Прямо перед собой он увидел застывшее лицо рядового Климова, на котором вместо одного из глаз зияла кровавая дыра. Ивана стошнило. Он отбросил зажигалку и повернул назад. Громкий хлопок вернул к действительности:

— Что, сволочи, — раздался рядом крик Дымова. — Отведали моего подарка?

Наумов направился на голос:

— Клим мертв, — прошептал он, когда очутился рядом.

— Суки...жаль парня, — прапорщик ударил кулаком по земле. — Он, скорее всего, и сообразить не успел — что случилось.

— Я кстати тоже...

— Они пришли оттуда, — указал Дымов в сторону, где дорога заканчивалась глухим горным аулом. — Но, на чем — до сих пор не соображу. Я не спал. Все было тихо и мирно. И на мины не попались, до сих пор...

— Они все знали и все видели, наблюдали, все время. Нам конец, — скороговоркой выпалил Иван. — Мы в ловушке...

— Типун тебе на язык, Наумов! — начал успокаивать солдата прапорщик, но раздался новый хлопок, блеснула вспышка, и сразу за ней все вокруг погрузилось в темноту.

Наумов открыл глаза и подумал сначала, что ослеп, но вскоре смог заметить слабые лучи света, пробивавшиеся через щели в крыше. Вскоре, глаза привыкли к темноте, и можно было различить некоторые подробности окружающего интерьера. По виду и запаху, (а пахло сеном), он сделал вывод, что находится в каком-то сарае. Прислушался к звукам, в надежде, что шум извне немного приоткроет тайну местонахождения, но вокруг царила тишина.

Голова сильно болела, в ушах стоял громкий писк, и очень хотелось пить. Вероятно, все это были последствия контузии. Он вспомнил последние минуты на блокпосте: взгляд Дымова, огонь, взрыв. Кстати, как он сейчас? Жив ли? К сожалению — этого Иван не знал, мысли путались, он хотел позвать прапорщика, но пересохшее горло отказалось слушаться. Нужно было найти выход, хотя он начинал понимать, что находится, скорее всего, в плену, и свободы не видать как своих ушей. Но, как говориться, попытка — не пытка. Надо попытаться сбежать — решил он, пошатываясь, встал и сделал несколько шагов, ощущая под ногами бугристую поверхность.

Какое-то время, он обшаривал стены в поисках предполагаемого выхода, но везде натыкался только на твердую как камень породу. Вскоре, выбившись из сил, от отчаяния, он несколько раз ударил по ней кулаком и, отказавшись от дальнейшего сопротивления, выругался:

— Чертова конура!

Неожиданно, позади, раздался тихий шорох, и насмешливый голос произнес:

— Зря стараешься, солдат. И ругаешься — тоже зря.

Иван вздрогнул и, повернувшись на голос, спросил:

— Это почему же?

— Во-первых, мы в яме. До ее верха — пять метров, некоторым удавалось добраться до верха, но только аллах теперь ведает, где лежат их кости. Во-вторых, когда ругаешься — силы уходят.

— И давно вы сидите в этом ''зиндане''? — это слово неожиданно всплыло из недр памяти.

— Не столько давно, сколько часто. Я вижу, аллах послал мне для общения образованного человека.

— Если вы такой умный, то почему сидите здесь? — не понял тот.