Чиновник для особых поручений

-Ну, я тут столько сказочников уже видел..., — хмыкнул пристав, — одним больше, одним меньше....

И Стас рассказал. Спокойно, не торопясь, по порядку. Когда он назвал свой год рождения, оба слегка приподняли брови. После эпизода с джипом и сменившим его извозчиком дежурный кивнул Семёнову на дверь и тот, не проронив ни звука, вышел. Вернувшись минут через десять, он положил на стол дежурного густо исписанный бланк.

-Извозчик полностью подтверждает, что сей господин возник из ниоткуда прямо посередине улицы.

На вопросительный взгляд пристава добавил: 'Договориться они не могли, конечно. Господин Сизов в сознание приходил на моих глазах. Да, и...'.

Он махнул рукой. Это и без слов было понятно — на хрена извозчику это надо?

-Ну, и что делать прикажете? — потёр щёку дежурный, — Решительно, теряюсь....

-Вы можете мне сказать, — нарушил паузу опер, — какое сегодня число? И какого года?

-А, ну, да, — кивнул пристав, — ваш интерес понятен. 29 августа 1911 года.

-Ладно, господин пристав, пошёл я на пост. История, конечно, интересная, но недосуг.

-Иди, иди, Семёнов. И в самом деле...

-Прощевайте, господин Сизов. Надеюсь, увидимся ещё. Очень мне хочется поспрашивать вас кое о чём. Если не возражаете, конечно.

-Не возражаю, — вздохнул Стас, — куда я теперь денусь....

Когда за городовым закрылась дверь, он, вдруг, хлопнул себя по лбу.

-Погодите, господин пристав... у вас, ведь, Кошко Аркадий Францевич командует?

-Статский советник Кошко — глава нашей полиции. Значит, сохранилось его имя в анналах истории?

-Сохранилось, — кивнул Стас, — а правда, что к нему на приём любой человек с улицы попасть может?

-Правда, — кивнул тот.

-Нужно мне кое-что важное ему сообщить. Как вы понимаете, мне многое известно.

-Понимаю, — посерьёзнел пристав, — ежели вы, господин Сизов, не мистификатор, от вас большая польза выйти может. Сейчас вас проводят. Корнев!

Из смежного помещения вышел высокий молодой человек, одетый, как щёголь.

'Рубите мне голову, если это не опер', — поймав быстрый изучающий взгляд, подумал Стас.

-Корнев Владимир Иванович, сыщик, — представил его дежурный, — а это господин Сизов Станислав Юрьевич, наш коллега. Владимир Иванович, проводи господина Сизова к Аркадию Францевичу. Я его по телефону предупрежу.

Они снова отправились в путешествие по длинным коридорам. На сей раз шли недолго. Корнев несколько раз незаметно, как ему казалось, бросал любопытные взгляды на одежду Стаса, но не заговаривал.

Наконец, они остановились перед дверью, на которой красовалась металлическая табличка со словом 'Приёмная'. Открыв её, сыщик пропустил опера вперёд. Сидящий за столом полицейский офицер при их появлении вежливо встал.

-Это вы — господин Сизов? Аркадий Францевич ожидает вас.

Глава 2. Сыщик и опер

... Ну, прямо, как в кино... Портрет царя Николая на стене, тяжёлые бархатные шторы и соответствующая времени обстановка — полный антураж. Из-за массивного стола, навстречу ему, поднялся высокий плечистый мужчина с пышными усами, в точности, как на портрете в книге.

-Здравствуйте, Аркадий Францевич.

-Присаживайтесь, пожалуйста, — русский Шерлок Холмс радушным жестом показал на кожаное кресло, — как вас прикажете величать? Спасибо, Владимир Иванович, можете быть свободны.

Молодой сыщик, положив перед генералом пистолет и удостоверение, неслышно исчез за дверью.

-Итак?

-Стас. Станислав Сизов. Сыщик.

-А, коллега..., — Кошко, раскрыв удостоверение, внимательно изучал его, — оперуполномоченный, хм... что за странная должность, право слово....

-Что тут странного? — пожал плечами опер, — Хотя, да... опер-упал-намоченный. Это у нас так прикалываются... шутят, в смысле.

-Забавно, — хохотнул сыщик, — упал-намоченный. Умеет русский народ что-нибудь эдакое вывернуть....

-Раньше, вообще-то, нас звали инспекторами уголовного розыска.

-Ну, гораздо благороднее звучит, — одобрительно кивнул статский советник, — а то, упал-намоченный... дурной вкус. Вы в каком году свет увидели, господин Сизов?

-В шестидесятом, — ответил Стас и, уже ответив, сообразил, что матёрый сыщик попросту 'заговорил зубы', — в тысяча девятьсот шестидесятом.

-И пистолет ваш изготовлен, аккурат, в год вашего рождения, — задумчиво сказал Кошко, — прямо, тебе, Герберт Уэллс. И что, машина времени изобретена? Нет, судя по вашим показаниям.

-Нет, не изобрели ещё.

-Я так и понял. Знаете, что мне нравится во всём этом происшествии, так, это, полнейшая его нелепость.

-Ну, да, — кивнул Стас, — выдумать можно было и чего-нибудь пополезнее.

-Вот, именно, — кивнул знаменитый сыщик, — пополезнее, верно изволили заметить. Ничего, кроме головной боли, вам эта история не сулит.

-Вот, именно, — буркнул опер.

Аркадий Францевич потёр лоб.

-Рассуждая меркантильно, для вас сие приключение — как зайцу курево, а, вот, мне, как сыщику... ну, как дар свыше. Вы, смею надеяться, в гимназии по истории Отечества хорошо успевали?

-Успевал, — с кривой усмешкой кивнул Стас, вспомнив учебник 'История СССР', — а, самое главное, сам потом по истории нашей книги читал. Для вас я, конечно, ценный источник информации, козе понятно.

Кошко, конечно, отметил сарказм, прозвучавший в ответе собеседника, но никак на это не прореагировал, только бровь, чуть заметно, поднялась.

-И про меня память сохранилась?

И по тому, как он это спросил, Стас понял, что вопрос не праздный.

'И тебе, — ухмыльнулся он про себя, — ничто человеческое не чуждо'.

-Про вас помнят, — кивнул он, — вас ставят нам в пример. Вас называют русским Шерлоком Холмсом.

-Приятно, конечно, слышать. Но я совсем заговорил вас, прошу прощения.

Он снял телефонную трубку.

-Сергей Иванович, будьте любезны, закажите в ресторане обед на две персоны. Нет, сюда. Благодарю вас.

-Ну, вот, — улыбнулся Кошко, — сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом, уж, не обессудьте, вы мне расскажете о вашем прошлом, а я послушаю про наше будущее, прошу прощения за каламбур.

...Статский советник аккуратно промокнул усы хрустящей салфеткой. Адъютант внёс накрытый салфеткой поднос, на котором стоял накрытый чайник, серебряная сахарница и два чайных стакана в подстаканниках.

-Благодарю, Сергей Иванович.

Кивнув, офицер неслышно исчез за дверью.

-Чай, я полагаю, в России пить не перестали? — поинтересовался Кошко, наполняя стаканы тёмным, как дёготь, напитком.

-Не перестали, — кивнул Стас, отхлёбывая из стакана, — такого, правда, редко попить удаётся. Спешка, гонки. Пакетики больше.

-Шёлковые, как у китайцев, что ли?

-Бумажные, — тяжело вздохнул опер.

— Бумажные? — удивился сыщик. — Ну, это, воля ваша, моветон чистейшей воды. Как можно?

— Бог с ним, с чаем, — решительно мотнул головой Стас. — Есть дело, которое отлагательства не терпит. Через два дня, в Киеве, студент Дмитрий Богров выстрелом из револьвера убьёт Петра Аркадьевича Столыпина.

— Подробности помните? — Кошко сразу подобрался, как перед прыжком.

— Царь со всем двором будет находиться в Киеве. Там же, естественно, будет и премьер-министр.

Стас рассказывал сухо, коротко, отстранённо. Эмоции кончились, началась работа.

— Начальник Киевского Охранного Отделения... по-моему, фамилия — Кулябко...

Кошко молча кивнул.

— ...от своего агента Дмитрия Богрова получил информацию, что ночью в Киев прибыла женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт — убийство Столыпина.

Богров сказал, что знает её в лицо и поможет, если что, опознать. Кулябко выписал ему пропуск в театр. Богров прошёл туда и произвёл в премьер-министра два выстрела из револьвера. От мгновенной смерти его спас орден, в который попала пуля. Изменив направление, она миновала сердце. Пятого, если не ошибаюсь, сентября, Столыпин умрёт в больнице. Говорят, существовала версия, что Богров выполнял задание охранки.

Всё время, пока Стас рассказывал, сыщик слушал его, не перебивая. За всё время он не задал ни одного вопроса. Когда опер замолчал, он долго сидел, что-то обдумывая. Стасу нетрудно было просчитать ход его мыслей. Он сам, окажись на месте Кошко, пробивал бы два направления. Первое — не является ли его странное появление частью гигантской дезы? Непонятно, конечно, с какой целью, но когда ясно станет — поздно будет. В политике, порой, такие многоходовки прокручивают, гроссмейстер курит. А второе — если правда, как уберечь премьера, который, по жизни, советов не слушает, а прёт, как бык на красный свет? Задачка не для первого класса, прямо скажем.

— Значит, есть такая версия, что начальник жандармского отделения этому поспособствовал? — сказал, наконец, Кошко. — Кулябко, конечно, бурбон и дурошлёп, каких поискать... но человек честный.

— У меня такое впечатление, что его попросту переиграли, — решился вставить Стас.

Генерал молча кивнул, продолжая что-то обдумывать.

— Значит, так, господин инспектор... кривить душой не стану, есть у меня соображения на ваш счёт. Как 'про', так и 'контра', уж не обессудьте. Коли сами сыщик, стало быть, знаете, в нашем проклятом ремесле доверие дорогого стоит... и обойтись может недёшево. Но ставки больно высоки. Потеряем Петра Аркадьевича — Россию просрём, прошу прощения.

Он испытующе посмотрел на опера. Стас молчал. Прав был известный сыщик, чего уж там.

— Сделаем мы вот что, — продолжил Кошко, — я назначаю вас чиновником для особых поручений. Формальности наверху утрясу сам, это моя печаль. Но, коли окажется, что вы, сударь, мистификатор, не обессудьте — застрелю сам.

— Я согласен, — спокойно сказал Стас. — Про Столыпина и у моих современников такое же мнение. Только главная беда не в террористах, а в царе. Слабоват ваш самодержец, вы уж извините, если чего нарушил невзначай.

— Он уже не только наш, но и ваш тоже, — с нажимом сказал сыщик. — И 'нарушил', смею заметить, не то слово. Впредь советую думать.

— Вот вы и додумались, — непримиримо буркнул Стас. — Премьера грохнули, потом сообща Россию большевикам слили. А через восемьдесят лет опера в кабинетах вешаться начали, потому что семья голодом сидит, а зарплату по три месяца не платят.

Его понесло. Но вызывающий взгляд опера натолкнулся на растерянные глаза великого сыщика. Там была такая неприкрытая боль, что Стасу стало стыдно.

— Как такое может быть? — тихо спросил Кошко.

— Простите, — Стасу стало нестерпимо стыдно, словно маленького ребёнка по лицу хлестанул. — Простите меня, Аркадий Францевич. У нас там, последнее время не всё благополучно было. Вам рассказать — не поверите. Да, и не стоит, наверное....

— Стоит, — твёрдо сказал сыщик, — Но об этом позже. Коли всё так, как вы говорите, это поломать надо. Но сейчас главное — Петра Аркадьевича уберечь. Вы, как, — перевёл он разговор в более насущное русло. — Своё оружие предпочитаете или из нашего арсенала лучше взять? Боюсь, что такого типа патронов сейчас не найти. Разве, что...

Он, осмотрев ПМ, умело отжал защёлку, вытащил магазин и, выщелкнув патрон, покрутил в пальцах.

— ...от парабеллума Борхард-Люгера подойдёт?

— Нет. Этот на миллиметр короче. И тип другой.

— Так, как?

— Вот, парабеллум я бы взял. Можно?

— А почему нет? — пожал Кошко могучими плечами. — Парабеллум, так парабеллум. Ну, и переодеться, конечно, нужно. В эдаком-то виде, вас, Бог знает, за кого примут. При вашей новой должности невместно, знаете ли.

— Да, кто спорит? — удивился Стас. — Только, вот, наши деньги тут не в ходу, а ваших у меня, сами понимаете, нет.

— Позвольте полюбопытствовать.

Он взял протянутую двадцатипятирублёвку, внимательно её осмотрел, потёр лоб, — вот этот профиль мне, воля ваша, кого-то напоминает.

— Ну, да, — ухмыльнулся Стас. — Сейчас-то он, пожалуй, что, в розыске. Владимир Ильич Ульянов — Ленин, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян.

— Основатель государства? — брезгливо покривил губы Кошко. — Адвокатишка этот, социалист?

— Вот, потому они вас и сожрали, — безжалостно сказал опер. — Что не принимали вы их всерьёз. Они с вами либеральничать не будут. Ладно, не ко времени эта тема, потом расскажу со всеми подробностями. Про сон дня на три забудете, ручаюсь.

...Через два часа старший лейтенант милиции Сизов, а ныне чиновник для особых поручений при главе Российского сыска, входил в кабинет Кошко. На сей раз он был одет в серый двубортный костюм из шерстяной ткани. Одежда, в принципе, не слишком-то отличалась от той, к которой он привык. За исключением, разве, что, котелка. Но в эти годы появляться на улице без головного убора было, решительно, не принято.

В кармане лежала солидная пачка денег и документ, удостоверяющий, что Сизов Станислав Юрьевич вам не абы кто, а о-го-го. И, как завершающий штрих его нового положения, новенький парабеллум, привычно засунутый за ремень брюк.

— Проходите, Аркадий Францевич вас ожидает, — сообщил адъютант.

— Благодарю вас, Сергей Иванович, — вежливо отозвался Стас, открывая двери.

Уже на самом пороге он быстро глянул через плечо, и поймал взгляд, полный неприязни. Да, не любит его адъютант, это, и к бабке не ходи. Хотя, с чего бы, кажется. Или он всех не любит, кто к шефу его слишком близко приближается?

— Ну, вот, совсем другое дело, — приветствовал его статский советник. — Сейчас подадут машину. Поужинаем в поезде, время дорого.

...Привокзальная площадь встретила их звонкими воплями мальчишек продающих газеты, что лихо лавировали меж публики, криками бойких лоточников предлагавших горячие, с пылу, с жару пирожки да бублики.

На перроне всё было чинно — звонок колокола, отметившего прибытие состава, пыхтение паровоза, окутанного шипящим паром. И, никакой тебе суеты и нервозности при посадке в вагоны. Носильщики в фартуках таскали чемоданы, баулы и саквояжи отбывающих пассажиров под ленивым взглядом дежурного.

А перрон жил своей жизнью — грудной смех дамы в длинной накидке и галантный поклон провожавшего её офицера. Весёлый щебет малышей, что, под присмотром тощей maman и дородной няньки проследовали в соседний вагон. Чопорный немец важен и невозмутим, а следом семенит 'колобок' в котелке и при монокле. На него насмешливо поглядывают молодые офицеры и весёло смеются, полные молодости и юношеской бесшабашности. Ага! Сделали стойку на миловидную девицу. М-да, ничто не ново в этом мире!

Звякнул первый удар в колокол и провожающие покинули вагоны. На второй удар, паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дёрнулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своём, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался: не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан? Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне — это вам не брезгливо— хамский сервис из его времени.

Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль её терять — такую. За окном вагона проплывала чёрная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.