Откровения. Книга 3

В конце концов, лифт остановился и дверь отворилась. Мими кивнула проводнику, сидящему за столом. Краснокровный напоминал слепого крота — вид у него был такой, словно он давно уже не видел солнца.

"Ну прямо как в этих лживых легендах насчет вампиров!" — развеселившись, подумала Мими.

Она чувствовала охранные заклинания, мощную защиту, установленную вокруг этого места. Считалось, что здесь находится самое тайное и защищенное убежище Голубой крови. Лоуренс с нескрываемым удовольствием любовался сверкающим, бросающимся в глаза зданием, построенным поверх подземелья. "Мы прячемся прямо на виду!" — как-то высказался он с усмешкой. Хранилище истории недавно перенесли сюда, на несколько нижних этажей. После нападения логово под клубом было покинуто. Мими до сих пор чувствовала себя виноватой из-за того, что произошло там. Но она же не собиралась причинять никакого настоящего вреда! Просто хотела убрать Шайлер ван Ален со своего пути. Возможно, она была наивна. Ну ладно, хватит об этом думать.

— Добрый вечер, Маделайн, — вежливо поздоровалась с Мими элегантная женщина в изысканном костюме от Шанель.

— Добрый вечер, Доротея, — кивнула Мими и зашагала следом за старой каргой в зал совещаний.

Она знала, что некоторые члены Совета были не в восторге оттого, что ее допустили во внутренний круг. Им не нравилось, что Мими еще слишком молода и не полностью овладела своими воспоминаниями, всей полнотой мудрости прошлых жизней. Процесс полного раскрытия способностей и возможностей Голубой крови начинался с трансформации в пятнадцать лет и продолжался до конца Закатных лет (примерно до двадцати одного года); к этому времени человеческая оболочка полностью развеивалась и из-под нее проступала вампирская сущность. Но Мими было наплевать на их мнение. Она здесь, чтобы исполнить свой долг, и помнила если и не все, то достаточно.

Мими очутилась здесь потому, что как-то поздним вечером, вскоре после их возвращения из Венеции, Лоуренс заявился в особняк Форсов, чтобы поговорить с Чарльзом. Мими подслушала их разговор.

Когда Лоуренса избрали регисом, Чарльз добровольно отказался от места в Совете, и вот теперь Лоуренс настойчиво просил его изменить мнение.

— Нам требуются сейчас все наши силы. Ты нужен нам, Чарльз. Не отворачивайся от нас.

Голос Лоуренса был низким и сиплым. Он несколько раз кашлянул, и сладковатый запах его табака заполонил весь коридор у отцовского кабинета.

Чарльз был непоколебим. Его унизили и отвергли. Если Совет не желает его видеть, значит, он не желает видеть Совет.

— Зачем им я, когда у них есть вы, регис! — огрызнулся Чарльз таким тоном, словно даже сами эти слова внушали ему отвращение.

— Я пойду.

Лоуренс при виде возникшей перед ними Мими лишь приподнял бровь. Впрочем, Чарльз тоже не был особо удивлен. Умение проходить через запертые двери с самого детства входило в число талантов Мими.

— Азраил, — пробормотал Лоуренс. — Ты помнишь?

— Не все. Пока что не все. Но я помню тебя... дедушка, — ухмыльнулась Мими.

— Для меня этого достаточно, — улыбнулся в ответ Лоуренс. Манерой улыбаться он очень походил на Чарльза. — Решено! Чарльз, она займет твое место в Совете, в качестве твоего представителя, и будет отчитываться перед тобой. Можешь быть свободна, Азраил.

Мими чуть было не начала возражать, но вовремя сообразила, что к ней только что применили Контроль, да так, что она и не заметила. Старый дурень оказался умен. Но ничто не могло помешать ей подслушивать под дверью.

— Она опасна, — негромко произнес Лоуренс. — Я удивился, узнав, что ты призвал двойняшек в этом цикле. Это действительно было настолько необходимо?

— Как ты уже сказал, она сильна, — Чарльз вздохнул. — Если впереди нас ждет битва — как ты всех нас убеждаешь, Лоуренс, — она потребуется тебе, на твоей стороне.

Лоуренс фыркнул.

— Если она останется верна.

— Она всегда была верна! — отрезал Чарльз. — И она не единственная из нас, кто некогда любил Утреннюю звезду.

Лоуренс кивнул.

— Все мы совершили эту печальную ошибку.

— Нет, не все, — негромко возразил Чарльз.

Мими отплыла от двери. Она услышала все, что ей было нужно.

Азраил. Он назвал ее подлинным именем. Именем, врезавшимся в ее сознание и в саму ее кровь. Кто она, как не имя? Если живешь тысячи лет, принимая одну кличку за другой, имена становятся подобны обертке праздничного подарка. Декоративной оболочкой. Взять, например, имя ее нынешнего цикла — Мими. Это имя светской львицы, взбалмошной женщины, сорящей деньгами и интересующейся исключительно вечеринками и салонами красоты. Оно скрывало ее подлинную сущность.

Для себя она была Азраил. Ангел смерти. Она несла тьму в свет. Это был ее дар и ее проклятие.

Она была Голубой кровью. И, как сказал Чарльз, одной из сильнейших. Чарльз с Лоуренсом говорили о конце времен. О падении. Во время войны с Люцифером именно Азраил и ее брат, Аббадон, изменили ход событий, переломив течение последней битвы. Они отреклись от своего князя и примкнули к Михаилу, преклонив колени перед золотым мечом. Они остались верны свету, хоть и были сотворены из тьмы.

Это дезертирство стало решающим. Если бы не они с Джеком — таково было в этом цикле имя Аббадона, — как знать, кто тогда победил бы? Кто знает, если бы они не покинули Люцифера, может, он был бы сейчас царем царей и восседал на небесном престоле? И что они получили взамен, кроме бесконечной жизни на земле? Этот вечный круг исправления и отпущения грехов. Кого и чего ради они исправлялись? Может, Бог вообще больше не помнит об их существовании? Обретут ли они когда-нибудь вновь потерянный рай?

"Да и стоит ли он того?" — подумала Мими, занимая свое место, и лишь теперь заметила, что члены Совета чем-то взволнованы.

Девушка взглянула туда, куда смотрела Доротея Рокфеллер, и чуть не рухнула от потрясения. В самом защищенном, самом безопасном убежище Голубой крови, на почетном месте рядом с Лоуренсом восседал не кто иной, как разжалованный бывший венатор, предатель, переметнувшийся на сторону Серебряной крови, Кингсли Мартин.

Он поймал взгляд Мими и, сложив пальцы пистолетиком, изобразил, будто целится в нее. И — да, это точно был Кингсли! — улыбнулся, спуская курок.

ГЛАВА 3

В отличие от демонстрационных залов большинства модельеров, которые обставлялись очень сдержанно, почти по-больничному — ослепительную белизну в них разбавляли разве что цветочные композиции, — помещение, в котором расположилась коллекция Рольфа Моргана, напоминало уютный старомодный клуб для джентльменов: на полках выстроились книги в кожаных переплетах, а на мягких коврах, вокруг камина, в котором горел огонь, стояли кожаные кресла. Рольф Морган прославился, продавая широким массам одежду в стиле выпускников престижных школ; из всех его творений наибольшее распространение получила обычная рубашка с отложным воротничком и вышитой эмблемой модельера, двумя скрещенными воротцами для крикета.

Нервничающая Блисс сидела в одном из кожаных кресел, удерживая на коленях портфолио. Ей пришлось уйти из школы чуть раньше, чтобы успеть на назначенную встречу для кастинга, и однако же, добравшись до места, она обнаружила, что модельер опаздывает на полчаса. Как всегда!

Девушка взглянула на других моделей. Все они были миловидны по-американски, как девушки на рекламе "Крокета от Рольфа Моргана": загорелые лица, золотистые волосы, вздернутые носики. Блисс понятия не имела, с чего вдруг модельер заинтересовался ею. Она с ее длинными, по пояс, рыжеватыми волосами, бледной кожей и большими зелеными глазами скорее походила на героиню картины прерафаэлитов, чем на девушку, которая только что вышла с корта после увлекательной партии в теннис. Но, опять же, Шайлер тоже пригласили на кастинг, только на другой день, так что, возможно, они сейчас ищут другие типажи.

— Девочки, может, вам что-нибудь принести? Воды? Диетической колы? — с улыбкой спросила секретарша.

— Спасибо, мне ничего, — отклонила предложение Блисс.

Другие девушки тоже покачали головой. Но все равно приятно было, что им что-то предлагают. За свою карьеру модели Блисс успела привыкнуть к тому, что персонал их игнорирует или смотрит на них свысока. Никто и никогда не проявлял особого дружелюбия. На кастингах Блисс всегда вспоминала, как ее дедушка осматривал коров на своем ранчо. Он проверял, в каком у них состоянии зубы, рога и бока. Вот и с моделями обращались как с коровами или как с кусками мяса: взвешивали их, измеряли и прикидывали достоинства.

Блисс хотелось, чтобы модельер поторопился. Ей не терпелось побыстрее покончить с этим. Она чуть было не ушла, и лишь чувство долга по отношению к своему агентству (ну и еще, честно признаться, некоторый страх перед букером — лысым надменным геем, помыкавшим ею, словно рабыней, и никак не наоборот) заставило Блисс остаться сидеть.

Она все еще нервничала из-за того, что произошло в школе перед этим, когда она попыталась поделиться секретом с Шайлер.

— Со мной что-то не в порядке, — сообщила подруге Блисс во время обеда в столовой.

— Это в каком смысле? Ты болеешь? — поинтересовалась Шайлер, разрывая пакетик с картофельными чипсами со вкусом халапеньо.

Блисс задумалась — а не больна ли она в самом деле? В последнее время она определенно чувствовала себя плохо. Но это было дурное самочувствие другого рода: у нее болела душа.

— Трудно объяснить, — отозвалась Блисс, но все-таки решила попытаться. — Мне вроде как мерещатся всякие вещи. Скверные.

А точнее сказать — ужасные. Блисс рассказала Шайлер о том, как это все началось.

Как-то раз она отправилась на пробежку по берегу Гудзона и в какой-то момент, когда моргнула, вместо спокойной коричневатой глади реки она увидела поток крови — красный, вязкий, идущий водоворотами.

Потом однажды ночью через ее спальню с грохотом пронеслись всадники: четверо, в масках, на рослых черных конях; выглядели они отвратительно, а воняли еще отвратительнее. Словно ходячие мертвецы. Но видение, посетившее ее в другую ночь, было еще хуже: младенцы, пронзенные штыками, выпотрошенные тела, монахини, развешанные на крестах, обезглавленные жертвы... Это продолжалось.

Что же страшнее всего на свете?

Прямо посреди видения появился какой-то мужчина. В белом костюме. Красивый мужчина в ореоле сияющих золотых волос и с прекрасной улыбкой, от которой Блисс пробрало холодом до костей. Мужчина пересек комнату и уселся рядом с ней на кровать.

— Блисс, — произнес этот мужчина, положив руку ей на голову, словно благословляя ее. — Дочь моя.

Шайлер оторвалась от бутерброда с тунцом и подняла голову. Блисс было любопытно, как это Шайлер до сих пор удается с аппетитом есть обычную пищу; самой Блисс она давно уже казалась безвкусной. Может, это потому, что Шайлер — наполовину человек. Блисс из чистого любопытства запустила руку в пакетик с чипсами и взяла кругляшок. Он был солоноватый и приправленный специями — довольно приятно на вкус. Блисс взяла еще.

Шайлер задумалась.

— Ну ладно, значит, какой-то жутковатый тип назвал тебя своей дочерью. Ну и что? Подумаешь! Это всего лишь сон. А насчет всего прочего — ты уверена, что не засиделась допоздна за фильмами Роба Зомби?

— Нет... просто...

Блисс покачала головой. Она никак не могла объяснить, до чего же жутким был тот мужчина, и это ее раздражало. И слова его звучали так, словно он говорит правду. Но как это могло быть правдой? Ее отец — Форсайт Ллевеллин, сенатор от штата Нью-Йорк. Девушка снова задумалась над тем, кем же на самом деле была ее мать. Отец никогда не говорил о своей первой жене, и всего несколько недель назад Блисс, к удивлению своему, обнаружила фото, на котором ее отец был запечатлен вместе с белокурой женщиной. Блисс всегда считала эту женщину своей матерью, но на обороте фотографии было написано: "Аллегра ван Ален".

Аллегра была матерью Шайлер и одновременно самой известной в Нью-Йорке больной, пребывающей в коме. Если Аллегра — ее мать, значит ли это, что Шайлер — ее сестра? Впрочем, вампиры не имели семей в том смысле, какой вкладывала в это слово Красная кровь. Они были бывшими детьми Бога, не имеющими отцов и матерей.

Форсайт всего лишь был ее "отцом" в этом цикле. Может, и Аллегра была ей родней лишь в том же смысле. Блисс предпочла не говорить Шайлер о своем открытии. Шайлер очень трепетно относилась к матери, а Блисс как-то неловко было заявлять о родстве с женщиной, с которой она даже никогда не встречалась. Однако же с тех пор, как девушка нашла ту фотографию, она стала ощущать некое родство с Шайлер.

— А с тобой все еще случаются эти твои провалы в памяти? — спросила Шайлер.

Блисс покачала головой. Помрачения сознания, сопровождавшиеся провалами в памяти, прекратились одновременно с тем, как начались видения. Она даже не знала, что хуже.

— Скай, ты когда-нибудь вспоминаешь про Дилана? — нерешительно спросила она.

— Постоянно. Хотелось бы мне знать, что с ним случилось, — сказала Шайлер и снова взялась за бутерброд, поедая его по отдельности: откусить от хлеба, потом куснуть тунца, потом заесть салатом. — Мне его не хватает. Он был хорошим другом.

Блисс кивнула. Как бы теперь перейти к этой теме... Она слишком долго скрывала тайну. Дилан, которого все считали мертвым, которого забрала Серебряная кровь, который исчез бесследно, вернулся обратно, влетев в ее окно прямо через стекло, и теперь рассказывал ей невероятные истории. С той самой ночи, как он вернулся, Блисс уже не знала, чему и верить.

Дилан, наверное, совсем свихнулся. То, что он сказал той ночью, было полным безумием. Это не имело смысла, но Дилан уверял, что это чистая правда. Блисс никак не удавалось переубедить его, а в последнее время он принялся угрожать, что что-нибудь предпримет. Вот и сегодня утром он был совершенно не в себе — нес какой-то бред, кричал как ненормальный. Прямо смотреть трудно. Блисс пообещала ему, что она... она... а что она может сделать? У Блисс даже никаких идей на этот счет не было.

— Блисс Ллевеллин!

— Я здесь, — отозвалась Блисс, поднялась с кресла и сунула портфолио под мышку.

— Мы ждем вас. Извините за задержку.

— Ничего страшного, — отозвалась Блисс, сопроводив свои слова профессиональной улыбкой фотомодели.

Она зашагала следом за секретаршей в просторную комнату в глубине здания. Пока она дошла до небольшого стола, за которым восседал модельер, девушке уже казалось, что комната эта длиной с футбольное поле.

Вот всегда так. Им нравится смотреть, как ты идешь, и едва успеваешь поздороваться, как тебя просят развернуться и пройтись еще. Рольф отбирал модели для своего шоу "Неделя моды". Рядом с ним сидели его помощники: загорелая белокурая женщина в темных очках, худощавый женоподобный мужчина и несколько ассистентов.

— Привет, Блисс, — произнес Рольф. — Это моя жена, Ранди, а это Сайрес, он занимается составлением шоу.

— Здравствуйте. — Блисс крепко пожала протянутую руку.

— Мы хорошо знакомы с вашими работами, — сказал Рольф, бегло проглядев портфолио.