Дневник переселенца. Часть 1

Дальше: прививки от укусов энцефалитных клещей я сделал зимой, так что насекомые не страшны, но на всякий случай — баллончик репеллента. Подумал и положил шляпу пасечника — это сейчас мошки нет, а жара начнется, мошка не комары — сожрут вместе с репеллентом. Еще подумал — и привязал сверху к большей сумке чехол со спиннингами и остальными рыболовными снастями — будем в верховьях реки, значит можно рыбы для прокорма наловить. Подумал и добавил еще два килограмма соли: для засолки рыбы. Все равно уже понятно, что в руках сумки не утащу.

Кажется ни чего не забыл. А нет — посуда!! Старенький чайник привязал к чехлу с удочками. Металлическую миску и кружку с ложкой, мыло и зубную пасту с щеткой (тоже в последний момент вспомнил) — в боковой карман сумки — трансформера. Вилку решил не брать — сибаритство это, в лесу вилкой есть . Котелка у меня нет, но в артели наверняка есть — готовили же как-то в прошлом году. Ну теперь вроде бы точно все, но вес груза явно зашкаливает за 60 килограмм. Хорошо еще лопаты с ломами и матрасы тащить не нужно — Димка сказал, что все уже в машине. Как-то разучился я к полевым выходам готовиться. В училище обычно закинешь все в вещмешок, а старшина, если посчитает, что вес маленький -для прикола учебных гранат туда же сыпанет — выносливость тренировать.

Теперь самому собраться. Оделся я как дачник — они сейчас все электрички из города оккупируют: старые джинсы, черная куртка-'талибанка' производства 'Востокспецсервис', с капюшоном и на синтепоне. По карманам куртки рассовал два полиэтиленовых дождевика. На ноги — кроссовки. Под дождевик спрятал нож в ножнах. Чье производство — не знаю, явно не 'Ка бар', но когда увидел его в развале среди других ножей — понял, пока не куплю — не уйду. Стоил кстати почему— то весьма не дорого — тысячу рублей. Он ведь даже не охотничий, а не понятно какой: рукоять деревянная, но с металлической гардой и затыльником, клинок стальной, по низу и по верху — червленый, причем такое ощущение, что это не просто червление, а вплавлен в клинок какой-то другой металл или же керамика. Гравировка на лезвии — Colambia. Заточка за все два года, что он у меня есть так и осталась заводская, не сбилась. Ну правда и гвозди я им не рубил. Хотя ветки — много раз. Да и консервные банки открывал. В общем нравится мне намного больше, чем второй мой нож — настоящий охотничий, сделанный умельцем на 'зоне' и подаренным мне одним из тюремных коммерсантов в тот момент, когда он решил часть бизнеса перенести на 'волю', на один из курируемых мною объектов. На нем не только пила есть, но и кровотоки. Но тот в руке совсем не так лежит — просто как нож. А этот я ощущаю как органичное продолжение себя — как шестой палец руки или ноготь что ли. Единственный его недостаток — на одной стороне лезвия нанесен тевтонский крест. Если бы я увидел сразу, пока не взял в руку — ни за что не стал бы покупать, у меня дед с фашистами воевал. А когда взял — понял, что обратно не отдам, ни смотря ни на что, что бы там на нем не было нарисовано.

С семьей я попрощался загодя — с вечера. А с женой — всю ночь прощался, специально меньшую дочку к бабуле в комнату спать уложили. И жене и мне очень тяжело не видеться целый месяц. Вот и отрывались — старались так насытиться друг другом, чтобы соскучиться хотя бы не на следующий день.

Утром вставал очень тяжело — не выспался. Хорошо еще решил ехать в Бердск не первой, а второй электричкой. Только умылся и обжигаясь выпил кружку зеленого чая — посигналило заранее заказанное такси — побоялся, что в маршрутку с такими сумками водитель не пустит. Поцеловал жену и вперед:

-Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги...

Но сначала на вокзал. Пока тянул через переходной мост сумки к электричке — пришел к твердой убежденности, что с количеством вещей я погорячился. Благо еще, что уезжал со станции Новосибирск Главный — Пригородный. Электричку на пути там за час до отправления подают. Поэтому относительно спокойно, по одной, закинул сумки в вагон и занял место у окна.

До Бердска добрался по расписанию, а вот дальше — проблемы. До Димкиного дома от вокзала — метров триста, закоулками. Это совсем рядом, но не тогда, когда приходится тащить за собой почти сто килограмм поклажи. А когда уже подходил к подъезду, понял — ошибался, наверняка все сто пятьдесят — тащил 'перекатами' — сначала одну сумку, потом вторую...

А тут еще дружечек этот мой старинный: сидит на лавочке, лыбится, вместо того, чтобы помочь.

-Не пойму, — говорит: ты, что из общественной бани все шайки решил украсть? А как тебя в верхней одежде туда пустили?

— Какие шайки, какая парилка? Ты чё пургу гонишь? — говорю.

А он:

-А ты на себя посмотри: рожа красная, пот ручьем течет, весь в мыле! Точно что-то в бане 'скомуниздил' и от сторожа убегал...

Но тут шуткам пришел конец. Потому как подъехали Димкины артельщики. Приехали они на старом, в хлам 'убитом' ГАЗ-53 с кунгом, на котором просматривался след от нарисованной когда-то гордой надписи: 'Алтай'. Вот тут и выяснилось, что Димка не совсем главный в артели. Или правильнее сказать — совсем не главный... Мало того, он еще и не предупредил 'главного' о моем наличии и желании вступить в артель. Поставил, что называется перед фактом: дескать так и так: вот кореш мой, из Новосиба, поедет с нами работать. 'Главпахан' ему в ответку на это такой мат выдал, что я ажно три новых для себя выражения узнал. Димка на это тоже вызверился. Накал ситуации стремительно приближался к точке вспышки ... Чувствую, сейчас морды начнут друг другу бить. Оказывается, 'главпахан' уже в артель своего племяша, только-только с 'зоны' откинувшегося, подрядил и теперь больше места в кунге нет.

Оборудования в кунге уже давно не было. Почти на всю площадь в нем, в два яруса из доски-пятидесятки, были устроены импровизированные лежаки-нары. Поместиться на них могли только восемь человек. Я же получался девятым.

Уяснив суть проблемы, я поспешил вмешаться и предотвратить грядущий взрыв: вызвался ночевать в кабине. Если честно, просто меня личности 'артельщиков' насторожили: кроме 'племяша' еще у троих все руки 'синие' — в наколках. Побывали на 'зоне'. А как я слышал, в тех 'краях далеких' — очень много туберкулезников. Оно мне надо, в тесном кунге с ними целый месяц одним воздухом дышать? И не заметишь, как сам 'зачахнешь'... Ну и кроме того представьте, восемь мужиков, после тяжелой работы, потные, грязные, сапоги у печки сушатся, носки или портянки... И все запахи на объем чуть больше десяти кубометров. Амбре говорите, уже почувствовали? А внутрь ведь еще не влезали! Так что буду кум королю — в отдельной 'спальне'. Конечно, ночью еще холодно, а заводить двигатель ни кто мне разрешит... Ну да ладно: тряпья много взял, укроюсь — переживу. В армии и в снегу спать доводилось, главное берлогу правильно оборудовать.

В общем утряслось все, поехали. 'Главпахан', которого все звали 'Петровским' (фамилия это или 'погоняло', я так и не разобрался) с 'племяшом' — в кабине, а мы — все остальные: на нарах в кунге.

Димка меня ребятам представил, а их мне: кого как зовут, по имени или кличке (кто на что отзывается). Тут же один (Серегой кличут) мне и выдает:

— 'Рыбачок', а ты законы уважаешь? У нас тут у всех давно уже 'трубы горят', ты проставляться коллективу думаешь?

— Что, прямо на ходу, в машине?

— Ну а чего ждать? Мы же не за рулем!

Достал я из сумки бутылочку 'Зеленой марки особой', на кедровых орешках настоянной. Ну и банку 'тушняка' — на закусон.

Глянул в окно — а мы уже в Искитим въезжаем. Тушенка в банке еще осталась, а водка в бутылке — закончилась. Не подумал, нужно было с собой водку в бутылках по 0,7 литра брать или вообще литровые бутылки... Поллитра на семь рыл — только раздразнить... Вздохнул, достал еще одну: тоже 'Зеленая марка' — но 'Беспохмельная', но тут Димка меня остановил:

— Торопиться не надо. Полечились и будя. Сейчас еще этот 'пепелац' толкать придется...

Это да... Машина эта — не для хлябей сибирских. На правый берег Берди мы переехали еще в Искитиме. Потом еще два с половиной часа тряслись по разным дорогам — сначала разбитым асфальтовым, потом — по отсыпным щебеночным и наконец — просто по грунтовкам. Пару раз проезжали какие -то полуразвалившиеся деревеньки, поля менялись лесами, потянулись подъемы и спуски. Но подъемы длиннее. Значит уже Салаир. И жрать уже охота... Оппа! А вот и встали. Вылезли на свежий воздух. Огляделся: машина свернула с проселка наискосок по склону в лес, но не проехала и пятидесяти метров, как застряла в какой-то промоине. Хорошо народу много — на руках враскачку вытянем!

После этой промоины в машину больше не залазили. За три часа, с матом, воплями и рычанием — продвинулись километра на два... Называется -японские горки: тояма токанава. После этого начинаешь понимать — зря мы ругаем наши российские дороги. Дороги — это хорошо!!! Но понимаешь это почему-то только тогда, когда их нет. Первым сдался Максим — щупловатый бородатый мужичек, слегка приволакивающий правую ногу:

— Все, с-с-сука... Хватит, все кишки уже повылазили... Лучше пешком отсюда до места ходить будем... А то дожди сейчас 'зарядят' — выталкивать обратно, да еще вверх, чтобы за жратвой съездить — вообще зае...ся...

Лагерь, как таковой делать не стали. Просто от кунга к ближайшим деревьям закрепили широкий кусок толстой полиэтиленовой пленки, выкатили под этот навес две полиэтиленовые сто пятидесяти литровые бочки с водой, сгрузили ломы, лопаты, носилки и какие-то деревянные ящики или тазики. Петровский, как самый чистый, остался готовить обед , или скорее ранний ужин, а все остальные пошли отмываться к ручью.

Говорят, что танкисты — грязнули.

Не, мы только писаем солярой.

Говорят, что 'пяхота' — грязнули.

Не, это они просто глиной в окопе маскируются.

Грязнули — это обозники. Пока из одной весенней ямы в другую на руках машину перекатывая, до места груз доставят — сами в кусок грязи превращаются, правда с глазами. И со ртом, но это — не всегда. Так и мы. Ручей нашелся примерно в километре от машины. Пришлось не просто отмываться, но и немного простирнуть верхнюю одежду, предварительно соскоблив грязь с нее ножами.

-Андрюха! Ты карманы после стирки проверь, — шутит Димка, — ручей-то золотоносный, глянь, может что в кармане и осело!

Бли-и-ин! Ведь понимаю, что шутит, а все равно, едва сдержался, чтобы действительно не проверить по карманам...

А так: ручей — как ручей. Ширина метров пять, по берегам — кусты течением притоплены. Течение правда относительно сильное. Но я, честно говоря, разочарован: думал, что Салаир — это действительно горы, как Тянь-Шань. А тут — обычные холмы, поросшие лесом.

Вернулись к машине, а Петровский уже кашу в ведре сварил, в сторонке настаивает. Что характерно — каша опять из моей тушенки и пшена. Значит и водку нужно доставать.

Утро разбудило меня мерным шелестом дождя. Все, 'писец' настал — зацвела черемуха. Теперь, как всегда на цветение черемухи, недели две — будет идти непрерывный дождь, влажность под сто процентов и температура выше плюс десяти градусов Цельсия ни за что не поднимется. А ведь совсем недавно, в апреле и начале мая солнце почти до тридцати градусов воздух прогрело, хотя при этом во многих местах еще лежал снег. Климат у нас такой.

Из кунга один за другим вылезли артельщики. Все помятые, злые. Я вчера, как не пьющий, только пару рюмок (в смысле кружек, но наливал в них понемногу, как в рюмки) приголубил, а вот остальные разошлись... Водка, судя по количеству пустой стеклотары, видимо вся уже кончилась. Хотя не-е-е-т — вижу как достает Димка 'Зеленую марку', заныкал вчера одну бутылочку на опохмел...

Я от своей доли отказался в пользу страждущих. Не похмеляет меня водочка, даже если вечером переберу — утром все равно мучиться. Зачем же тогда продукт переводить? Пусть пьют, кому помогает.

... Ну вот он и первый рабочий день... Все таки работать при такой погоде на 'свежем воздухе' — занятие и врагу не пожелаешь. Весь день вдоль по берегу ручья вскрывали дерн и оттаскивали его подальше в сторону. Под дерном оказался довольно тонкий слой оттаявшей земли, которую 'Племяш' с Серегой носилками стали таскать остальным артельщикам, а те деревянными тазиками, оказавшимися 'лотками', стали промывать эту землю водой. Нам с Димкой поручили другое важное занятие. Под убранной оттаявшей землей оказался слой еще промерзшего грунта. Вот его то мы и раздалбливали на куски ломами, а потом эти куски пришлось еще мельче дробить специально вырезанными чурбаками — чтобы быстрее оттаивали. После того как этот грунт оттает, его тоже можно будет промывать, а до того — нельзя. Даже если он будет мелко дробленный, промыть его нельзя — золото будет или уноситься водой вместе с замороженной землей или же наоборот — оседать вместе с грунтом, но не промоется. Впоследствии пришлось и мне таскать грунт и промывать его. Хуже всего — оказалось промывать. Вода очень холодная, кожа на руках лопается, суставы пальцев распухли, все кости — 'ломает', спина — 'колом' встала, не разогнуться. А работать необходимо. И все под нудным и противным холодным дождем.

Да еще с продуктами плоховато. Оказалось, что все действительно были на мели, и кроме моих круп и тушенки привезли только картошку и несколько булок хлеба. Причем хлеба белого, 'кирпичами'. А я такой есть отвык. Обычно покупаю серый — 'Новоукраинский', а если белый — то только лепешки из тандыра у узбеков — это действительно хлеб. А 'кирпичи' — это как пластилин, есть его — угробить желудок.

Поэтому, когда утром на седьмые сутки кто-то предложил отправить машину, чтобы продать намытое золото и закупить продукты, я поддержал его обеими руками, хотя и пришлось мучиться, перетаскивая автомобиль до более — менее проходимой дороги.

Золота за шесть дней мы намыли объемом примерно со столовую ложку с горкой. Кстати, в некоторых книгах читал, как главный герой, изничтожив всех неприятелей прорывался к их 'золотому запасу', находил 'золотой склад' или еще что-то подобное и обнаруживал штабеля ящиков, в которых оказывалось ажно тридцать килограмм золотого песку. Или же караваны, в которых десятки невольников в заплечных мешках все вместе тащат те же тридцать килограмм золота. На самом деле тридцать килограмм золотого песка — это неполная двухлитровая ПЭТ-бутылка из под лимонада.

При отсутствии кунга, работать оказалось психологически тяжелее — негде было посидеть обсохнуть у печки. Под непрекращающимся уже почти неделю дождем весь хворост напитался водой. Если при наличии поддува в печи он еще как-то горел, то в костре (даже под навесом) — только чадил и дымил, почти не давая тепла, даже чай вскипятить не удалось.

Поэтому когда вечером появился уже поддатый Петровский, звать нас вытаскивать машину из грязи — мы так воодушевились, что кунг стоял на месте уже через час — вдвое быстрее чем раньше. А может быть просто опыт уже наработали.

А вот то, что привез Петровский — меня не просто расстроило, а буквально взбесило. Нет, взбесили не деньги конечно, которые он раздал каждому по пять тысяч рублей. Хотя я надеялся на значительно большую сумму. Как оказалось, золото он сдал знакомому скупщику — ингушу в Искитиме по триста рублей за грамм. Купил крупы, макарон, консервов, колбасы. Зачем-то набрал в супермаркете готовых салатов. Купил у того же ингуша четыре бутылки -'полторашки' спирта. И задавил где-то собаку. Причем, как я понял не машиной, а удавкой...