Игра вслепую. Фанфик по Гп. Глава 15.

Бинс что-то монотонно бубнит, но его почти никто не слушает. Чертова Трелони... Про что бы Биннс не рассказывал, это обычно неинтересно. Так что без разницы пишу я или нет. Никто, собственно, не пишет. Я бы послушал его рассказ о том времени, когда мои родители были еще живы и когда шла первая война, но на это можно и не надеяться. Я например, до недавнего времени, вообще не представлял, что История Магии может быть интересной. На мой стол падает тщательно и аккуратно свернутый кусок пергамента, попавший сюда с помощью левитационных чар. Разворачиваю. Сакраментальная фраза:

— "Скучно, да?"

— "Скучно." — пишу не лукавя. Строчки ответа медленно исчезают с пергамента. Ясно, чары вроде тех, что были на наших галлеонах в АД или... нет, вот эту ассоциацию не стоит вспоминать. — "Это кто?" — обвожу взглядом класс, пытаясь вычислить неизвестного собеседника. Так, многие вообще ничего не пишут. Что-то вовсю строчит Дин, но не похоже, что это он мне написал. Скорее всего переписывает какое-то домашнее задание. Правильно, и от Истории Магии должна быть какая-то польза. Гермиона, сидящая впереди меня, тоже пишет, но с ней всё ясно — она единственный человек, конспектирующий лекции Биннса. Если можно назвать конспектом запись лекции почти слово в слово. Рядом сидящий Рон вяло пытается её отвлечь, но это занятие обречено на провал. Лаванда, особенно не таясь листает какой-то журнал, шепотом переговариваясь с Парвати. Невилл читает какую-то книгу. Интересно, Биннсу вообще плевать, что его никто не слушает? Остальные вообще ничего не пишут — кто почти спит, положив голову на парту, кто болтает с соседом. Так, значит с гриффиндорской половиной класса разобрались. Гринграсс что-то сосредоточенно пишет, но вряд ли она пишет мне. Мне кажется не в её характере тратить время без пользы. Крэбб, Гойл, Нотт... Нет, не они. Малфой поднимает глаза к потолку, будто ища вдохновения и начинает что-то писать. Паркинсон ничего не пишет. Буллстроуд, Забини...

— "Угадай с трех раз, Поттер!" — появляется на пергаменте.

— "И гадать нечего! Малфой. Ты глупее ничего придумать не мог?

— "Всё равно делать нечего. Угадал. Как дела?" — невольно улыбаюсь. Дурацкий вопрос. Дурацкий разговор.

— "Как и были. Твои как?"

— "Также."

— "Малфой, тебе не кажется это странным? Оказывается, мы можем мирно разговаривать."

— "Это временно, наверное. Хотя мне кажется странным, что мы враждовали все эти годы. Могли бы хотя бы мирно сосуществовать." — я пожимаю плечами и пишу:

— "Возможно. Но прошлого не вернешь. Впрочем, я не сказал бы, что мы сейчас однозначно враги."

— "Хочешь сказать, что мы враги неоднозначно?! Поясни."

— "Если бы мы были врагами, то сейчас бы не переписывались столь спокойно. При этом мы враги по принадлежности к определенной стороне. В рамках политики мы находимся на разных сторонах" — ну почему глупый, дурацкий, шутливый разговор всё равно превращается в очередное разрешение проблем, в очередные объяснения?! Может, потому что некоторые проблемы уже давно нуждаются в их разрешении?

— "Ясно. Старая как мир песня — светлые маги, темные маги и их различия." — почти мгновенно отвечает Малфой. Ну, почему он не может просто понять то, что я только что написал?! Хотя, я его тоже понять редко могу. И его это, наверное, тоже удивляет.

— "Нет. Я не об этом." — пишу я яростно, пусть злюсь и не на Малфоя. — "Светлые и темные — это всё глупость. Красивые слова. Я, по крайней мере, так считаю. Я вообще не говорю о каких-либо личных качествах или личных отношениях. Мы можем испытывать друг к другу неприязнь, ненависть, безразличие или симпатию. Дело не в этом. Независимо от эмоций мы остаемся на враждующих сторонах. В масштабах мировой политики, так сказать. По рождению, по кругу общения нам обоим предопределена своя сторона и своя роль." — я впервые поверяю свои мысли по этому поводу другому человеку. Да еще и не другу. Малфой долго, сосредоточенно вчитывается в мои слова, такое впечатление, что перечитывает их несколько раз. Потом поднимает голову от пергамента и очень удивленно смотрит на меня. Удивленно и недоуменно. Не друг, но и не враг. Сейчас, по крайней мере. И даже не союзник. Кто тогда?

— "Не ожидал от тебя такого, Поттер. Возможно, ты прав. Я понимаю, что предопределяет, как ты считаешь, мою позицию. Я действительно никогда не пойду против убеждений моей семьи, даже если в некоторых вещах я не согласен с ними. Я не понимаю, что предопределяет твою сторону. Ведь в силу жизненных обстоятельств ты имел полную свободу выбора. И может и сейчас имеешь." — последние три фразы я перечитываю несколько раз пока до меня доходит их смысл. А когда доходит — будто на голову вылили кувшин холодной воды. Или стукнули чем-нибудь тяжелым. Полнейшая потеря ориентации.

— "В смысле?" — пишу я дрожащими пальцами. — "Объясни."

— "Что предопределяет твою сторону и твою роль? Не семья — насколько я знаю ты вообще вырос у магглов. Друзья? Я бы сказал это мощный фактор, но ты вроде разошелся и с Уизли и с Грейнджер. Факультет? Возможно, но мне не кажется это достойной причиной. Идеалы? Будь ты идеалистом, мы бы сейчас не переписывались на эту тему." — у меня в голове наконец проясняется и я мысленно вздыхаю — Малфой ничего не знает и ничего не узнает о пророчестве. Он всё написал верно — когда-то всё моё поведение предопределяли память о родителях, друзья, факультет и удачно привитые идеалы. Сейчас от этого почти ничего не осталось — память о родителях сменилась реальными проблемами, да и образ доброго, храброго отца изрядно потускнел и истрепался. Друзья не смогли понять. Факультет? Я не могу назвать себя стопроцентным гриффиндорцем. Идеалы остались на моем пятом курсе, рядом с Аркой Смерти. Что ж, Малфой правильно назвал все причины. Он просто ничего не знает о пророчестве. С другой стороны я совсем недавно всерьез размышлял можно ли как-то преодолеть пророчество. Что ж, я согласен, что сейчас для меня имеет важность только это чертово пророчество, которое я не знаю как можно исполнить. Но может, если оно сбудется, меня наконец оставят в покое все, включая Дамблдора? Пророчество. Единственная причина. Вовремя Дамблдор мне о пророчестве рассказал — невольно усмехаюсь я. В самом деле вовремя. Что было бы, если бы пророчества не было или бы я о нем пока не знал? Вовремя, очень вовремя. Не потому ли Дамблдор и сообщил мне об этом? Может именно этого он и опасался — что я могу несколько разочароваться и в идеалах и в друзьях? Мог ли он такое предполагать? А так — пророчество, долг можно сказать. Ничего не поделаешь. Чертова Трелони.

— "О чем задумался, Поттер?" — пишет Малфой, видимо озадаченный моим молчанием.

— "О предсказаниях." — пишу почти не думая.

— "Ты веришь в эту чушь?!"

— "Не верю. Просто задумался." — если б можно было просто не верить. Так просто. — "Я никогда раньше не задумывался о причинах, Малфой."

— "Диагноз — гриффиндорец."

— "Между прочим, имел шанс быть слизеринцем. И не говори, что ты обо всем об этом задумывался раньше, курса до шестого."

— "Серьезно?! Никогда бы не подумал. Раньше всё было проще."

— "Серьезно. Всё было значительно проще. А сейчас — обстоятельства подтолкнули." — а в голове у меня крутится совсем другое. Два пророчества. Выбор, сделанный в неведеньи... Чей выбор?

— "М-да. Как ты думаешь, кто теперь будет вести ЗОТС? Я имею в виду постоянно. Или мы так до конца года и будем лицезреть каждые два урока нового преподавателя?"

— "Не знаю. Надеюсь, не Хмури." — вспоминаю я недавний разговор, от чего меня слегка передергивает. — "Хватит с нас психов."

— "Это ты кого имеешь в виду?"

— "А ты Амбридж нормальной считаешь? Или Локхарта? Или Квирелла? Или Крауча под личиной Хмури?"

— "Что-то я не заметил сильных отличий Крауча в обличье Хмури от настоящего Хмури. Поразительная схожесть я бы сказал."

— "М-да." — уж это точно. Лучше и не скажешь. — "Я тоже не заметил серьезных отличий." — в этот момент урок заканчивается и пергамент становиться абсолютно чистым. Смахиваю всё со стола в сумку. Интересно, что за чары Малфой использовал, чтобы с концом урока исчезли все записи — и мои, и его? На выходе из класса едва заметно киваю ему и иду дальше по коридору. На глазах у всех нам точно не о чем разговаривать. Затишье? На внешнем фоне действительно затишье — никаких удивительных событий, никаких новых смертей. На самом деле события закручиваются всё сильней, всё фатальнее. События — это ведь не только физические действия, это еще и разговоры, договоры, это и взгляды, и брошенные мимолетом фразы, даже просто мысли в конце концов. И последствия будут в скором времени. Когда в жизни успело появиться столько полутонов, столько оттенков? Сейчас, сидя в Большом зале за ужином, я не перестаю этому удивляться. Наверное потому что знаю, что раньше я ничего этого не замечал. Не замечал странной улыбки на лице Гермионы, когда она что-то задумывает, и не заметил бы никогда какое чувство превосходства иногда мелькает в ее глазах. Она никогда не афиширует, не говорит, что считает себя лучше всех: намного умнее любого из нас, намного более практичней, и явно более информированной. Она почти никогда явно не показывает того, что знает что-то не предназначенное для других, она даже редко демонстрирует свою самоуверенность, непоколебимую веру в свою правоту. Нет, она всегда вроде бы довольствуется своим положением Всезнайки на уроках. И казалось бы — не более. Сейчас в её глазах я вижу жажду власти. Нет, ей не особенно нужна реальная власть, просто ей нравиться внимание, а еще больше её влечет власть тайная. Ей нравиться осознание собственной силы, осознание того, что она может сделать намного больше, чем думают окружающие. Гермиона... Где та трогательная девочка, слишком много читающая и много о себе мнившая, но при этом верная своим друзьям? Или этого никогда и не было и я видел лишь то, что хотел? На третьем курсе она с легкостью рассказала преподавателям о подаренной мне метле... Мы, конечно, тогда еще не знали, что это был подарок Сириуса, но... Почему все её поступки в отношении меня всегда оправдываются тем, что она хотела как лучше и поступила правильно? Безапелляционно. Почему она хоть раз не пыталась спросить моего мнения о том, что для меня лучше? И почему сейчас в её поведении я читаю, что она опять задумала что-то для "моего блага" и своего самолюбия "я-всегда-всё-знаю-лучше-вас"? Дамблдор... По его лицу трудно что-то понять, он улыбается тепло и чуть озабоченно. И всё равно — почему я раньше не замечал, что он не всегда образец доброты? Почему я никогда даже не пытался анализировать его слова и действия? Философский камень... Ну, ладно, мы — трое идиотов зачем-то поперлись туда, но... Почему нам троим так легко давалась вся сопутствующая информация? Будто наше внимание специально привлекали... Да, собственно, так оно и было. Банковская ячейка в Гринготтсе, проговорки Хагрида... Дамблдор не настолько дурак, чтобы доверить великую тайну Хагриду, которого обмануть может почти любой. Полоса препятствий расчитанная на трех любопытных первокурсников, а никак не на Вольдеморта в теле Квирелла. И тогда он тоже предлагал мне союз. Если бы я соласился, всё было бы понятно, героя начали бы растить из Невилла (за неимением других кандидатур). Второй курс. Василиск и призрак Тома Риддла. Директор не догадался, что это именно василиск? Умная не по годам второкурсница догадалась весьма быстро. При том, что Гермионе информацию надо было искать, а вот Дамблдор о василисках знал явно больше нашего. В первый раз, пятьдесят лет назад в нападениях обвинили Хагрида. Ну, да, он держал у себя весьма опасного Арагога. Но... Почему его никто толком ни о чем не расспросил? Есть ведь Веритасерум и... И легиллименция, которой Дамблдор владеет превосходно, из-за чего мне сейчас приходится учить окклюменцию. Я могу поверить, что Том Риддл владел окклюменцией, но не Хагрид. Соответственно директор не мог не знать, что Хагрид к этому не причастен. Итог — сломанная палочка и полностью преданный Дамблдору человек. Гениально. Тайная комната... Фоукс принес мне шляпу с мечом, а потом вынес из комнаты меня, Джинни и Рона. А сразу нельзя было отправить Фоукса, чтобы он забрал оттуда Джинни? Мы с Роном всё равно бы полезли в Тайную комнату, но хотя бы мне было бы легче. И вообще — почему я должен был разбираться с василиском? Мне всего двенадцать было. Почему не взрослые маги? Ладно, оставим. Про третий курс даже вспоминать не хочется. Сириус... Ему тогда никто не верил... Сириус... Я встаю из-за стола и иду к нашей Башне. Сириус... Дамблдор не мог не знать, что он невиновен. В конце концов, он должен был знать кто был Хранителем Тайны. Но даже если нет... Почему Сириуса никто не спросил? Веритасерум, легиллименция... Дамблдор, в конце концов, мог просто вытащить его из Азкабана, как Снейпа. С чего все так легко поверили в виновность крестного? Со слов Дамблдора? Ладно, хватит. Мне больно вспоминать Сириуса, да и все эти мысли не новы. Я не раз задавал сам себе подобные вопросы этим летом. Почему надо было, чтобы мы с Гермионой спасали Сириуса от дементоров? Дамблдор и сам мог это сделать. Почему... Ладно, всё это уже понятно. Растить убийцу Вольдеморта задача не из легких, верно? Надо, чтобы он был самоотверженным, смелым, сильным и при этом управляемым. Чтобы у него были личные претензии к Вольдеморту, личная месть. Пусть будут верные друзья — главное, чтобы они были прежде всего верны Дамблдору, а потом уже своему другу. Главное, чтобы означенный герой никогда не стал задавать сам себе подобные вопросы. Падаю на кровать и истерически хохочу, благо в спальне больше никого нет. Отсмеявшись, зло улыбаюсь — я вышел за ваши рамки и запреты, директор. И едва сдерживаюсь, чтобы не захохотать снова.