| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Взвод. Целься! Пли! — рявкнул сержант.
Залп был слаженным и чётким. Мордоворот несколько секунд стоял, словно не веря, что это — последние мгновения его жизни, затем рухнул, накрывая своей тушей плевок и замер. Под телом немедленно стала растекаться обширная лужа — заряды штурмвинтовок сделали немало непредусмотренных природой отверстий в теле органика, посмевшего поставить под угрозу жизни многих разумных обитателей станции. Шепард по-прежнему не хотел называть брата Конрада разумным. Для него он теперь всегда будет только органиком.
— Аликс, известите Конрада об обстоятельствах казни и приговоре. — сказал Шепард, садясь за управление флайера. — Я возвращаюсь в Штаб-Квартиру.
— Хорошо, Джон. — потеплевший голос старшей киборгессы, прозвучавший в наушном спикере, лучше любых докладов дал Шепарду понять, что больше пока никаких особых сложностей, требовавших личного вмешательства капитана-Спектра нет. — Светлана ждёт.
— Передай ей, что я очень скоро буду. — Шепард поднял машину в воздух и ввёл её в транспортный поток, следовавший стандартным маршрутом.
— Передала. Она рада. — Аликс переключила каналы.
Пройдя через центральный вход, Шепард вошёл в аппартаменты и шагнул навстречу встававшей с кресла Светлане.
— Как дети, Света? — спросил он о том, о чём считал необходимым спросить прежде всего.
— Они удивительно здоровы, Джон! — улыбнулась своей искренней, полной, звёздной улыбкой Стрельцова, в глазах которой блеснули десятки искорок. — Врачи России подтвердили это со всей основательностью! Был устроен мост телевидеоаудиосвязи с лучшими медиками Империи. Их вердикт аналогичен. Так что, поздравляю, Джон! — она обняла Шепарда и прижалась к нему. — Я очень волновалась... Но теперь я очень, очень рада. — прошептала она, пряча лицо в складках его формёнки. — Медики восхищены, они в полном восторге, проверили всё несколько раз. Никаких даже признаков неблагополучия! — продолжала она, подняв лицо и встретившись с главным другом взглядом. — Я очень, очень благодарна Шереметьевой, она сделала для организации моста столько... Я бы одна такого не добилась очень быстро... Она тоже очень рада. Мои родители... они приняли участие в телемосте, почти всё видели. Они... обрадованы сверх всякой меры... Я им очень многое успела рассказать. Что сумела, конечно, Джон... — она подвела мужа к кроваткам. — Посмотри, какие они красивые... и здоровые, Джон. Наши дети. — с гордостью и любовью сказала Светлана.
— Наши, Светлана, наши дети. — подтвердил Шепард обнимая и целуя подругу. Вдвоём они долго стояли у кроваток, глядя на спящих младенцев. Время снова для них потеряло всякое значение. Они были едины со своими детьми и сейчас быть рядом с ними для них было самым главным.
В вечернем выпуске новостей Экстранета был показан сюжет о расстреле Майкла Вернера. Шепард, сидевший в большом кресле перед настенным экраном радовался, что уснувшая у него на коленях Светлана этого сюжета не увидела — журналисты всё же успели заснять его рядом с командиром расстрельного взвода. Война продолжалась и тщетно было бы искать от неё полного спасения даже на крупнейшей и самой защищённой станции. Сегодня была закрыта только одна щель, одна из многих, в которые пролезал тлетворный дух войны, питавший противостояние. Только одна щель, а их впереди предстоит закрывать сотни и тысячи.
Капитан смотрел на лицо спящей Светланы. У неё сейчас — своя война: война за детей, за их счастье и благополучие, за их здоровье. И он должен помочь ей вести эту войну к единственному допустимому результату — чтобы дети выросли здоровыми, сильными, умными, красивыми и счастливыми. Чтобы они увидели мирную галактику, свободную от угрозы нового нашествия Жнецов.
Лиара. Путь сквозь войну-8. Думы о былом. Встреча с Майкрофтом. Осознание любви
Над выходными порталами подземного жилого комплекса, где обитала Лиара, шелестел проливной дождь. Дороги немного развезло — дождь шёл уже двое суток. Такое на Тессии случалось. В небе Тессии гремели раскаты орудий — Флот защиты продолжал отражать атаки подразделений Жнецов и их пособников, пытавшихся в очередной раз прорваться поближе к поверхности материнской планеты азари и учинить разгром. Небо, затянутое грозовыми облаками, навевало тоску.
Вечер для Лиары всегда теперь был сложным временем. Она после возвращения с Илоса старалась привыкнуть к изменениям, происшедшим в ней, но, как и предупреждали Таэла и Явик, дело это оказалось далеко не таким быстрым. И сейчас молодая азари, в которой почти любой разумный обитатель Галактики без труда узнал бы Советницу Цитадели, переодевалась в свой научный комбинезон — в нём она чувствовала себя особенно спокойно и уверенно.
Очередной рабочий день Советника подошёл к концу и теперь она пришла к себе в квартиру, чтобы провести здесь, в полном одиночестве, остаток дня, ночь и раннее утро. Постепенно бешеная нагрузка первых декад пребывания на столь высоком посту уступила место нормативной загруженности и теперь Лиара могла больше внимания уделять научной работе, работе в своей информационно-посреднической фирме и службе в Ополчении. Да, да, службе в Ополчении. И, хотя, конечно, не было и речи о том, что она окажется на передовой, где нибудь в первой линии окопов, но всё равно — она не собиралась бросать службу, прерывать свою деловую связь с Гражиной М'Вайс и погрязать в чиновничьем болоте.
Переодевшись, Лиара села на табурет, стоявший у стены бедно обставленной комнаты, чуть склонила голову, сложила на коленях руки и задумалась.
Она помнила о том, что Явик говорил о нескольких месяцах пребывания на Илосе. А оказалось, что она провела на этой секретной протеанской планете всего лишь несколько декад. Но каких декад — наполненных заботами, делами и работой до предела. Она и сама понимала, что теперь она очень изменилась, к счастью, только внутренне и лишь самую малость — внешне.
Шёл дождь. А в дождь ей всегда хорошо думалось. И даже если она находилась глубоко под землёй, она каким-то там по счёту чувством всегда ощущала: да, идёт дождь. Часто она не могла позволить себе отвлечься от работы, от выполнения задач, подумать о чём-то важном для самой себя. А сегодня она может себе это позволить, может расслабиться, может побыть наедине сама с собой. Как бы там ни было, война продолжалась и Жнецы никуда не делись, но теперь обитатели Галактики смогли наконец ощутить свою собственную силу и свыкнуться со своей решимостью не просто выстоять, но и победить.
В детстве, таком далёком теперь, Лиаре всегда казалось, что дождь идёт на всей Тессии. Это потом мама ей популярно, коротко, а потом всё подробнее объяснила, что так обычно не бывает: дождь на всей планете — это ненормально. Это попросту опасно. И теперь Лиаре вполне достаточно знать, что где-то на её родной планете дождь не идёт.
Она продолжала верить, что дождь питает Океан. Вечную прародину расы азари. Да, о круговороте она тоже хорошо знала, но сейчас её больше устраивали не научные, а обычные пояснения и объяснения. Дождь очищает Тессию от скверны. Хотя бы немного, но очищает. Питает не только Океан, но и сушу материнской планеты азари. Даёт возможность верить, что всё плохое будет смыто в безвременье, канет в забвение.
Лиара подняла голову, её прямой взгляд упёрся в противоположную стену комнаты. Она привычно "промотала" перед внутренним взором происшедшее за этот день. Отметила недостатки, вопросы, ошибки, проблемы, над которыми следовало поработать. Дождь не мешал, наоборот, он помогал сосредоточиться, снимал внимание с неважного, неценного, ненужного. Лиара хорошо представляла себе косые струи льющейся с небесного свода Тессии воды.
То, что нельзя ей забыть — никакой дождь не смоет. Не властен он над таким. Лиара вспомнила себя в дни, когда она отчаянно отодвигала от себя совершенно реальную угрозу инвалидности. Себя, с обострившимися чертами лица, восково-землистым цветом кожи, отростками, больше походившими на рёбра решётки какого-нибудь радиатора от мощной промышленной установки. Вспомнила свои глаза с резко сузившимися зрачками, несмотря на то, что в палате царил почти постоянно полумрак. Ей он почему-то не мешал видеть обстановку палаты во всех деталях. Вспомнила свой халат-платье, надеваемый на медицинскую футболку. Однотонная расцветка, минимум застёжек, несильные резинки, поддерживающие форму. Да, такой она была совсем недавно. Это ранение, точнее — его последствия, но, наверное, и оно само, теперь всегда с ней и в ней.
Она вспомнила себя, плачущую от бессилия, от страха, от безнадёжности, от безысходности. Плачущую в те редкие минуты, в те редкие часы, когда она оставалась наедине сама с собой в палате. Госпиталь — место для проявления такой слабости. Обычное место для страха и место для боли.
Лиара вспомнила, что мама, прекрасно знавшая и чувствовавшая, насколько её дочка слаба, насколько она часто плачет, принесла ей в палату и повесила на спинку стула тот самый научный комбинезон. Тот самый, в котором её, Лиару Т'Сони, едва не зарезал до смерти слуга Призрака-Харпера Кай Ленг. Вспомнила, каким взглядом она, лежавшая навзничь и проклинавшая себя за телесную, за физическую слабость, посмотрела на этот комбинезон. Она тогда, в первые минуты была уверена, что никогда его не наденет. Зачем азари-инвалиду этот комбинезон? Она всё равно не сможет полноценно работать даже в лаборатории, даже на чисто лаборантской должности, даже просто выполняя необходимую, но чисто техническую работу по обслуживанию нужд научных сотрудников.
Она с ненавистью и в то же время со страхом смотрела на этот комбинезон и знала, что мама читает её взгляд. Читает во всей полноте и во всей жёсткости, даже жестокости. Читает — и ей самой больно и страшно, потому что она как никто знает, насколько жестока жизнь.
Лиара тогда много часов смотрела на этот комбинезон. Смотрела, принимая процедуры, смотрела, когда ела, смотрела, когда просто лежала, пытаясь хоть как-то собрать себя воедино. Долго смотрела. Смотрела, понимая, что она может надеть этот комбинезон, но что ей следует делать дальше? Как действовать? К чему стремиться? Она может надеть этот комбинезон в последний раз, чтобы попрощаться с любой мечтой, любой возможностью вернуться к научной работе, вернуться в науку как знающий опытный дипломированный специалист. Она может надеть этот комбинезон, чтобы просто ощутить, осознать, почувствовать реальность возможности сделать выбор дальнейшей своей судьбы. Не принимать какое-то одно окончательное решение, а просто укрепить себя в осознании самой реальности возможности сделать такой выбор, уйти от предопределённости жизненного тупика, из которого, вполне возможно, нет выхода. Она может надеть этот комбинезон, чтобы заставить себя поверить в то, что она вернётся в науку, вернётся к исследовательской работе, вернётся на прежний уровень и сделает больше, лучше и полнее представление и понимание о части окружающего мира.
Она несколько десятков минут, когда мама уже ушла поздним вечером из палаты, собирала себя по кусочкам воедино, чтобы просто заставить себя надеть этот комбинезон. Просто надеть. Почему-то она верила в то, что только тогда, когда она наденет этот комбинезон, застегнёт, поправит и встанет перед палатным зеркалом, только тогда она сможет принять решение, сможет сделать реальный полный окончательный выбор. Не сразу, но сможет. Обязана суметь.
Она медленно, очень медленно пододвинула к кровати с помощью костыля стул с разложенным на нём комбинезоном, протянула подрагивающую руку к нему, ухватилась за воротник, затем взялась другой рукой, тоже дрожащей за рукав, приложила к себе, к изрядно надоевшему халату. Что делать — это самая удобная для врачей форма одежды пациентки. Случись что, его, этот халат, по меньшей мере не надо будет резать, как любую другую одежду. Приложила к халату комбинезон и поняла — это не то. Либо она этот комбинезон оденет... Либо ей придётся вернуть его на стул и отодвинуть стул костылём как можно дальше. Так далеко, чтобы даже мысли не возникало повторить попытку.
Несколько минут она тупо смотрела на комбинезон, прижатый к халату. Смотрела, пытаясь свыкнуться с тем, что впервые за долгие декады она держит в руках небольничную, собственную одежду. К которой когда-то относилась спокойно и даже равнодушно. А теперь... Теперь она даже не знает, хватит ли у неё решимости надеть этот комбинезон. Тот самый, в котором она едва не погибла. Будучи честной сама с собой, Лиара понимала, что имеет все права и все возможности отодвинуть этот комбинезон в сторону, отодвинуть куда подальше, ведь теперь в её сознании он накрепко связан с тем, что произошло в храме Атаме. С тем, что тогда она рухнула на пол храма, чувствуя, как хлещет кровь, как уходят силы, как покидает её тело, не достигшее даже возраста матроны — а может, и хорошо, что не достигшее — сама жизнь.
В этом комбинезоне её доставили в Центральный госпиталь Тессии. Его не стали резать или рвать, его просто сняли. Может быть, подумали о том, что это — привычная для неё одежда, может быть ещё что-то подумали, но оставили комбинезон в целости и сохранности. И мама забрала его домой. Наверное, она не однажды плакала, прижимая этот комбинезон к себе. Наверное, так оно и было. Она плакала. Плакала, потому что слишком хорошо представляла себе, что такое потерять ребёнка вот так — от руки убийцы. У Этиты так погибла дочь. Мятежного Матриарха неоднократно пытались заставить играть по чужим правилам. И, как водится, использовали для этого все возможные рычаги давления. Пожалуй, это единственное, что знала Лиара твёрдо о дочерях своего отца.
А тогда она прижимала к себе этот комбинезон, сидя на кровати. Несколько минут она потратила на то, чтобы заставить себя сесть в кровати, ведь изголовье больше чем на шестьдесят градусов не поднималось — автоматика наотрез отказывалась выполнять прямую команду — поднять изголовье на угол в девяносто градусов, на прямой угол. Пришлось напрячься, самой сесть, не спуская ноги. Когда-то ей это было так привычно, ведь она, Лиара Т"Сони обладала гибким молодым телом. Телом, которому не исполнилось даже двести лет...
Она сидела в кровати, прижимая к себе комбинезон, сидела в полутьме палаты, глядела по сторонам, натыкалась взглядом на стойки с медицинской аппаратурой и старалась в очередной раз собрать себя воедино. Она могла бы просидеть вот так, прижимая комбинезон к себе, несколько часов, но что бы ей это дало? Ничего. Ноги, как она знала, её без костылей просто не удержат. А ей нужно надеть этот комбинезон. Надеть во что бы то ни стало. Иначе она просто не примет одно из самых важных для себя решений. Может быть не одно, а несколько самых важных для себя решений.
Лиара с тоской смотрела на неподвижные, одеревеневшие от неожиданной нагрузки ноги. Они саднили, болели и ныли, хотя она ещё не спускала их с кровати, не сделала ими ни шагу за последние несколько часов. А они уже ноют и саднят так, словно она прошагала на них несколько десятков километров.
Хорошо ещё, что комбинезон не требуется одевать через ноги. Это по сути своей только халат, пусть и особого покроя, со всякими дополнениями, но всё же это халат. А значит, можно ноги будет напрячь в самую последнюю очередь. Хотя — нет, их придётся напрячь не раз намного раньше, ведь одев халат, его следует привести в порядок, а тут придётся очень даже много подвигаться. Ноги обязательно будут задействованы в этих движениях — такова уж эта одежда.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
