Закон эволюции - роман завершен

На третий день своего пребывания в изоляторе Маркусу захотелось узнать, как же так случилось, что его родина сгорела в ядерном пламени, но ответов он не получил.

Комендант базы, пожилой офицер в синей форме с серым гербом в виде все того же щита, на почти чистом английском представился полковником Пелье и объяснил, что дело Маркуса взяли на карандаш высоко наверху. Астронавта приказано в курс дел не вводить и лекций по истории не читать, пока медики не решат, что можно, а самому полковнику не хочется оказаться на улице без пенсии за нарушение инструкций, так что Маркус больше не расспрашивал, ограничившись риторическим вопросом:

— Что, все так плохо, раз медики опасаются за мой рассудок, если я узнаю?

Полковник покачал головой:

— Я бы сказал противоположное: все отлично, даже замечательно. Вы попали в мир светлого будущего, но дело в том, что мир этот сильно изменился, пока вы находились в полете. С моей точки зрения, все чудесно, я рад, что родился и живу именно сейчас, а не в двадцать первом веке, но у вас, уроженца двадцать первого, сформировалось совершенно иная точка зрения на привычные вещи. Мир стал лучше, но произошедшие в нем перемены вам могут и не понравиться, вы — человек из несколько иной культуры, из социума с другим укладом. Человеку из шестнадцатого века в двадцать первом тоже было бы не по себе. Впрочем, вам все объяснят, когда решат, что пришло время, а я и так уже выболтал слишком много.

— Да ладно, — махнул рукой Маркус, — это останется между нами. Скажите только, как так вышло, что я потерялся на триста с чем-то лет?! Ведь подпространственный прыжок мгновенен!

Полковник покачал головой:

— Да вот не совсем, как оказалось. После того, как "Пионер" не вернулся, была сформулирована гипотеза, что в провале виноват не корабль и не пилот. Построили уменьшенный беспилотный корабль и совершили целую серию прыжков к Луне и обратно. В ряде случаев наблюдалось не совсем мгновенное перемещение, но погрешность была слишком мала, а проблемы с точной синхронизацией — велики. Стали прыгать к Марсу, в момент запуска посылая в точку назначения лазерный луч. У самой Красной планеты находился запущенный туда специально для этого спутник, который фиксировал время прибытия корабля и луча. В паре случаев луч приходил раньше, проще говоря, корабль опаздывал на три-четыре минуты. Тогда построили еще один беспилотник с гипердвигателем и запустили к Плутону. Потом первый корабль прыгал ко второму и обратно, и уже после третьего прыжка просто исчез. А через четыре месяца появился у Плутона.

— Стоп! Этого не может быть! — воскликнул Маркус, — Плутон что, висел на месте четыре месяца?!

— Забыл сказать. Еще при тестовых прыжках к Марсу выяснилось, что корабль появляется у планеты, даже если задержался на несколько минут и планете пролетела за это время тысячи километров. Точка выхода из подпространства "прилипает" к космическому телу. Проксима за время вашего полета пролетела умопомрачительное расстояние, но вы появились именно возле нее, а не там, где звезда была в момент старта. Так вот, что касается задержек. Экспериментально выяснили, что корабль, прыгая через подпространство, может оказаться в точке назначения практически мгновенно, а может и задержаться. Причем, чем дальше находится точка назначения, тем выше вероятность задержки и тем сильнее может быть сама задержка. Пока вы летали до Луны и обратно — эффект не проявлялся. Беспилотник, прыгая к Плутону, задержался на четыре месяца. Элементарный подсчет показал, что "Пионер", при несоизмеримо большем расстоянии прыжка до Проксимы по сравнению с расстоянием до Плутона, теоретически может задержаться в полете на миллионы, а то и миллиарды лет. Вам повезло, что вы прибыли домой всего лишь через неполных четыре столетия. Одним словом, как вы понимаете, это явление, названное темпоральной девиацией, поставило крест на планах хомо сапиенсов о космической экспансии. Никто не хочет прыгнуть к удаленной звезде и по прибытии обнаружить, что звезда уже успела погаснуть, как и вся остальная вселенная. Причин возникновения девиации мы не понимаем, как и ее сути.

Последующие часы Маркус провел, лежа на койке и глядя в потолок. Повезло? Мама с папой потеряли сына, Ричард потерял старшего брата, сам он и Джейн потеряли друг друга. Повезло? Боже, спаси от такого везения и благослови того добряка, который снабдил Маркуса обезболивающим для души в виде чистого спирта.

* * *

На четвертый день врач заключил, что никаких проблем, связанных с новыми и старыми микроорганизмами и вирусами, нет. Маркусу рассказали о предстоящем визите высокопоставленного лица, посоветовали побриться и предоставили комплект парадной формы летчика, правда, без погон, но зато с двумя наградами НАСА, которые у него были: "За исключительные заслуги" и "За космический полет".

— Это не мои награды, — вяло отреагировал астронавт, — мои остались дома, во Флориде, превратившейся в выжженную пустыню...

— Да, это копии, — согласился Пелье, — изготовленные специально для вас. Ваши заслуги перед человечеством в космосе признаны официально, а стало быть, и ваши космические награды тоже. Если у вас были награды военно-воздушных сил вашей родины — ну, тут уж извиняйте.

Водя по своему намыленному лицу безопасной бритвой, Маркус пытался собраться с мыслями. Все, абсолютно все, что было ему дорого, что значило для него хоть что-то — все в прошлом. Страны, в которой он родился и служению которой отдал девять лет жизни, тоже больше нет. И все те люди светлого будущего, которые окружают его — чужие, по большому счету. Их не объединяет с Маркусом ничто, кроме видового родства. Даже лица их, вроде бы европейские, выглядят непривычно. Комендант Пелье — даром что летчик с крыльями на погонах, плечи такие, что на каждом можно по пулемету таскать. Лицо — широкое, мощное, словно у супергероя в кино. Только в кино актеров специально подбирают таких, которые выглядят как воины, в жизни оно иначе получается. Самый безумный и обезбашенный пилот, которого знал Маркус — капитан Куэйд, прославившийся тем, что в бою, во времена, когда сам Коптев ходил под стол пешком, получив попадание ракеты и потеряв один двигатель, еще дважды атаковал цели на горящем штурмовике, превратив танковую колонну противника в вереницу полыхающих раздолбанных гробов. И кто бы мог подумать, что этот ангел смерти в кабине подбитого самолета — тощий недоросль метр шестьдесят с шапкой, которого со спины можно принять за подростка? В кино ему разве что комическую роль дали бы.

Добряк доктор в глазах Маркуса тоже выглядел непривычно. Взять английского лорда, чопорного, худого, породистого, с гордым костлявым лицом и высоким лбом, снять с него смокинг, отобрать чопорность, дать белый халат и стетоскоп — вот и он. Медсестра — единственная женщина, которую астронавт увидел за первые два дня на Земле — вообще могла бы навести на мысли о подставе или реалити-шоу. Высокая, стройная, с правильными чертами лица и неплохой фигурой. Вроде бы нормальная, но... Но медсестра. На подиуме такая женщина смотрелась бы естественно. На олимпиаде по бегу или гимнастике — тоже. А медсестры — они, как правило, другие. Бывают милые, бывают красивые, бывают хорошо физически развитые — но относительно редко, а когда все эти качества собираются вместе в одной женщине — такие выбирают другие жизненные пути, более престижные. Модель, спортсменка, актриса и так далее. Женщины, которых природа одарила щедро, не становятся медсестрами.

А потом, на третий день, Маркус краем глаза увидел вторую медсестру и убедился, что она, в общем-то, не хуже первой.

Хотя, а чего удивляться? Прошло почти четыре столетия, люди как вид изменились. Те же идеалы красоты за сотню лет, с середины двадцатого века до середины двадцать первого, поменялись весьма сильно, а сохранившиеся в музеях рыцарские доспехи на нормально развитых парней двадцать первого века уже не очень то и налезали. Время идет, все меняется. И люди в том числе.

Маркус смысл с лица остатки пены и вытер полотенцем. Что ж, люди изменились, вроде бы стали чуть более развитыми физически, так это, если разобраться, хорошо. Правда, сам Маркус Коптев, боевой пилот, астронавт, всесторонне одаренный, физически и умственно развитый человек, среди них уже может оказаться середнячком, но если он пережил утрату всего, что только можно потерять, помимо своей жизни, то и это как-нибудь переживет. Страшную цену взыскала с него судьба за возможность узреть светлое будущее — но сделать "манибек" не получится, придется в меру своих сил радоваться, чему можно.

После утренних процедур Маркус сменил белье, переоделся в форменные брюки и рубашку, обулся, отметив, что туфли парадной формы, как ни странно, ни разу не военного образца, и уселся на кровать в раздумьях. Интересно, как выглядит его прибытие в глазах современных людей? Как его примут? Нет, что где-то наверху за ним присматривают, форму дали, копии наград сделали — приятно, спору нет. Но как он сам выглядит для тех, от кого отделен почти четырьмя столетиями развития? Возвращение блудного сына или прилет мартышки на допотопном ведре? Поживем-посмотрим, благо, ждать вроде бы недолго осталось.

Комендант вскоре появился, также сменив свой мундир с повседневного на парадный, украшенный парой неброских орденских планок. На поясе его висели отсутствовавшие ранее кобура с пистолетом и ножны с чем-то наподобие танто. Неужели японцы выиграли третью мировую?

Полковник сразу встал сбоку от двери по стойке "смирно", но на его лице Марк безошибочно прочел несколько слов без падежей по поводу того, что астронавт не одет по полной форме — китель с копиями наград все еще висел на спинке стула — да еще и вальяжно расселся на койке, привалившись спиной к стене.

Следом вошли три человека. Первый — пожилой, но моложаво выглядящий здоровенный тип ростом чуть поменьше полковника, но крепче сбитый и с ничуть не менее волевым лицом. Одет несколько странно: брюки, туфли — и двубортный пиджак поверх свитера. При том что двое вошедших следом одеты по классике, в накрахмаленных рубашках вместо свитера. Стало быть, этот здоровяк — тут главный, если позволяет себе одеваться, как заблагорассудится.

Маркус поднялся навстречу вошедшему. Тот, широко улыбаясь, протянул астронавту руку, и его хватка неожиданно оказалась сродни тискам.

Так уж вышло, что у Маркуса был определенный опыт обмена рукопожатий с сильными мира сего и другими, чуть менее влиятельными людьми. Первый человек, совершивший подпространственный скачок, первый человек, добравшийся до Марса. Да, он был довольно известен, эдакий герой человечества на два дня, и встречался как с президентом США, так и с другими политиками, в том числе иностранными. Маркус сразу понял, что сильные рукопожатия среди подобных людей не приняты, дань этикету, не более того, да и силой никто из тех людей похвастаться не мог. А этот вот тип, кем бы он ни был — он тоже другой, как и прочие люди этого столетия. Что ж, если это было испытание на прочность — Маркус и сам в грязь лицом не ударил.

— Добро пожаловать на Землю, капитан, — проговорил здоровяк, отпустив руку астронавта, — подозреваю, за множеством необходимых процедур вам забыли это сказать.

— Вы правы, — спокойно ответил Маркус, — но гораздо больше мне не то что забыли, а вообще не захотели поведать.

— Это поправимо, но вам беспокоиться особо не о чем. Главное — что вы прошли сквозь черную бездну и снова оказались среди своих, разве нет?

— Вы правы. С кем я, собственно, имею честь?..

— Виноват, — улыбнулся собеседник, — я за последние годы отвык представляться, так как меня все знают. Хорст Виттман, Первый Рейхсминистр. Будем знакомы.

Маркус с трудом удержал мышцы своего лица, попытавшиеся скорчить недобрую мину, под контролем. Теперь понятно, почему ему ничего не сказали. Он ожидал любого дерьма, но чтобы так!..

— Прошу прощения, вы действительно сказали слово "рейх"? — нарочито вежливо спросил астронавт.

— Да, а в чем дело?

— У меня оно вызывает чертовски дерьмовые ассоциации.

Виттман вопросительно скосил глаза направо, на своего спутника, пожилого, интеллигентного вида человека в очках, напоминающего то ли ученого, то ли доктора, то ли секретаря.

— Э-м-м, если я не ошибаюсь, в двадцать первом веке под этим словом подразумевалось немецкое государство, развязавшее вторую мировую войну? — уточнил у Маркуса интеллигент.

— Не ошибаетесь, — холодно заверил его астронавт, — и это было далеко не единственное художество нацистов.

— Концлагеря, массовые казни, этнические чистки, рабский труд, миллионы истребленных людей, — коротко пояснил тот, обращаясь к Виттману.

— А, понятно, — сказал Рейхсминистр. — Всего лишь совпадение, капитан. Я — этнический немец, на моем языке это слово означает страну, царство, королевство. Потому, вступив на должность, я выбрал себе именно этот титул. Он значит — "первый министр страны", вот и все. Ни я, ни моя страна не имеем ни малейшего отношения к нацистам и всему тому, о чем магистр Хрбица сказал. Ни концлагерей, ни чисток, ни войн в нашей стране нет и никогда не было. Подобные кошмары остались в прошлом.

— Министры тут сами себе титулы выбирают? — удивился Маркус, мысленно вздохнув с облегчением.

— Не министры — право выбирать официальное звание по своему вкусу только у первого должностного лица страны. Обычай такой. Мой предшественник назвался великим лордом, его предшественник — князем, предшественник князя — вождем, а сто с добрым гаком лет назад был даже король. Кто как хочет — так себя и величает. Но, как вы понимаете, Доминион — так мы называем нашу страну — от изменения титула правителя не становился ни индейским племенем, ни княжеством, ни королевством. Я мог и президентом назваться — но предпочел титул поскромнее и по существу. Был бы я англичанином — назвался бы Премьер-министром, но мой родной язык — немецкий, потому и Рейхсминистр.

— Я понял, — кивнул Маркус, — но, прошу прощения, называть вас этим титулом не буду. Вы оставили войны и массовые истребления в прошлом — но я сам как раз из этого прошлого, и слово "рейх" мне слишком ненавистно.

— Да пожалуйста, — пожал плечами Виттман, — можете обращаться ко мне по имени или по моему воинскому званию, я был когда-то полковником спецназа. Строгий официоз у нас только на службе, и то не везде. Слегка нравы изменились, знаете ли, но вы привыкнете.

— Надеюсь на это.

— А теперь, я полагаю, гостеприимства полковника Пелье с вас уже достаточно. Не желаете ли выйти, наконец, в мир?

* * *

Базу Маркус покинул на личном транспортном средстве Виттмана, но это оказался, вопреки ожиданиям, не лимузин и не вертолет, а самый натуральный двухэтажный автобус, оборудованный под мобильную штаб-квартиру. На первом этаже находились спальня Первого и его походной кабинет, а также посадочные места для отделения солдат и начальника охраны. На втором размещался обслуживающий персонал — секретари, пара технических специалистов, оператор оборудования, личный камердинер министра — и пункты связи, видеонаблюдения, места для еще нескольких солдат, небольшой арсенал. Однако на практике вся охрана была представлена тремя пожилыми солдатами, а в арсенале большую часть места занимали некоторые ценные вещи, в том числе небольшая библиотека раритетов.