Она уткнулась лицом ему в плечо, не желая смотреть на мать. Она говорила искренне, но не хотела видеть выражение ее лица.
Мужчина улыбнулся в ответ на ее слабость.
Он уходил на следующей неделе. Если точнее, в понедельник.
«Верно, — подумала Рёко. — Через сотню лет я смогу последовать за тобой».
Ее мать кашлянула, подхватив завтрак Рёко с ближайшего столика.
— Ну, кстати о сокращении ресурсов, — сказала она, с не лучшей эффективностью меняя тему. — Пищевой синтезатор снова сломался. Этим утром получилось только несъедобное месиво.
— Да, я заметил сухие злаки на завтрак, — сухо сказал отец.
— Мы его посмотрим, — пообещал старик, ссылаясь на себя и своего зятя, пока Рёко без особого интереса смотрела в чашку с кукурузными хлопьями.
— Если на этот раз он не будет нормально работать, чинить его я вызову техника, — сказала мать. — Меня не волнует, насколько будет дорого. Считайте это предупреждением.
Отец Рёко хмыкнул.
— Тогда перекушу в школе, — встала Рёко. — Я все равно хотела блинчиков.
— Ладно, повеселись, — сказала мать, опустошая чашку со злаками обратно в контейнер.
Она была не рада своей дочери.
Рёко помахала им всем на прощание и вышла за дверь.
В коридоре она вошла в уже ожидающий ее лифт. Он спустился на сороковой этаж, где она покинула его, прошла четыре шага и вышла на терминал вылета. Где уже ждал ее райд, личный автоматический транспорт.
Она вошла, двери закрылись, и машина помчалась, вниз по скату трубы эстакады, где она переключилась с собственной силовой установки на использование осциллирующих магнитных полей вокруг.
Рёко приказала сиденью откинуться и улеглась. Она смотрела на солнце над головой сквозь множество искажающих прозрачных слоев, транспортные трубы переплетали небо вверху как продукт огромного оптимизирующего транзит паука.
Машина ускорилась до головокружительной скорости, идеально синхронизировавшись с окружающими ее.
Слишком скоро Рёко смогла выйти на тридцатый этаж своей школы. Ей часто хотелось, чтобы ехать нужно было дольше, чтобы у нее было время посмотреть на небо и подумать про себя.
По правде говоря, в нынешнее время семян сознания и универсального доступа к памяти были и более эффективные способы изучения навыков, чем пребывание в школе. Даже незаменимого личного взаимодействия можно было добиться, просто найдя кого-нибудь живущего неподалеку, кто готов был лично научить вас — и таких было множество по всем мыслимым темам. У людей просто была масса времени.
Нет, дело не в обучении, по крайней мере, не совсем. Дело в общении со сверстниками и, что важнее, выяснении того, чему вы хотите научиться. Как только вам это удавалось, все получалось легко, и вас оставляли практически самих по себе.
Это было невероятно важно, и она все еще этого не достигла.
Она прибыла рано, так что, как и обещала, заглянула в школьную столовую. В век трехмерных пищевых принтеров школьная еда неотличима от той, что готовит ваша мать — если только ваша мать или кто-то еще в семье не занимается традиционной кулинарией как хобби.
Ну, синтезируемая еда была довольно хороша, так что это было не так уж и важно.
— Рёко! — окликнули ее подруги, когда она вошла в помещение.
Она огляделась в поисках источника, столика примерно посередине зала.
Она пробралась мимо других столов, усевшись рядом с Симоной, иностранной ученицей по обмену, что присоединилась к небольшой группе ее подруг. Напротив сидели две другие ее подруги, длинноволосая Тиаки и предпочитающая косички Руйко.
Там ее уже ждал поднос с блинчиками, доставленный автоматической раздачей.
— Ах, как странно видеть тебя здесь, — сказала девушка, подчеркнутый синтаксис заметно стабилизировался внутренним языковым модулем обратной связи, что можно было понять по незначительной задержке перед некоторыми словами. Со временем ей это будет не нужно, но она пробыла здесь всего лишь два месяца, и даже ускоренное обучение было не настолько быстрым.
Рёко кивнула. По утрам она обычно была не слишком общительной.
— Синтезатор сломался, — сказала она, изображая лицом «ничего не поделаешь».
Симона вместе с сидящими напротив сочувственно хмыкнули.
По правде говоря, они с Симоной вполне неплохо могли общаться на человеческом стандартном — интернационализированном и мутировавшем английском — но, в конце концов, изучение местного языка было среди причин того, почему она здесь. И они прекрасно понимали друг друга, со всеми задействованными при этом технологиями.
— Ну, вот эта девушка, — начала Тиаки, указав на Руйко, — только что сказала нам, что хочет быть наноинженером.
— О-о, — вежливо сказала Рёко. — Престижно. Но что случилось с теоретической физикой?
— Оказывается, — сказала Руйко, — продвинутая теория поля мне до слез наскучила. Так что я ее бросила.
— Не нужно заниматься теорией поля, чтобы быть физиком, — заметила Симона.
— Ага, но именно там в физике все самое классное.
Дальнейшее мнение Рёко придержала при себе, подцепив вилкой блинчик с клубникой и шоколадом. Эта учащаяся «наноинженерии» была одной из самых взбалмошных девушек, что она знала, почти без паузы перескакивающая с темы на тему. Наноинженерия была одним из самых сложных предметов, и Рёко была уверена, что к исходу месяца девушка двинется дальше, учиться химии или, кто знает, быть может современному искусству. С ней никогда нельзя было угадать.
— А что насчет тебя, Рёко? — спросила Тиаки.
— А? О, э-э… — начала она, выдернутая из мыслей.
— Она хочет быть космическим путешественником, — сказала Симона.
Рёко предупреждающе взглянула на нее, но ущерб уже был нанесен.
— Да, но это не то, что у тебя получится добиться, — сказала Тиаки. — К несчастью. Что насчет ограничений по возрасту и необходимости вступить в бой — ты же не хочешь всего этого?
— Ну, учись на космического инженера или вроде того, — сказала Руйко, жуя свой завтрак, предполагая, что ответом Рёко будет «нет». — Или, не знаю, что-нибудь связанное с космическими лифтами. Я и сама туда еще не смотрела. Вообще-то, звучит довольно неплохо.
— Может, что-то вроде этого, — храбро сказала Рёко, пытаясь закрыть эту тему.
— Говорю же… — начала Тиаки, взмахнув палочками для еды.
Рёко повезло. Девушка остановилась на середине предложения, когда все они одновременно получили внутренние напоминания, что очень скоро начнется обязательный урок, и невежливо будет опоздать.
— Фу, — подытожила Тиаки, когда они встали уйти. — Обязательный урок это так скучно.
— Это твой гражданский долг, — сказала Симона начинающей скрипачке. — Каждый гражданин должен на базовом уровне понимать науку и знать основные технологии производства на случай, если это будет необходимо.
Остальные девушки закатили глаза.
Рёко ей посочувствовала. Симона как будто зачитывала правительственную брошюру. Однако она подумала, что заметила в голосе девушки намек на иронию.
Хотя обязательный урок и правда служил хорошим целям. Учрежденный в начале нынешней войны, он был предназначен на случай, если война станет настолько серьезной, что правительству придется переключить экономику с того, что называли «эвдемонией», обратно в режим дефицита. Если такое когда-нибудь произойдет, семейные квоты начнут привязывать к производительности, по сути сделав производственную деятельности недобровольной. И если действительно будет плохо, они даже могут вернуться к чему-то вроде капитализма.
Понемногу это уже происходило. Граждане всегда получали дополнительные квоты за определенные виды работ, но эти дополнительные выплаты с каждым месяцем становились все существеннее, так же как и усложнялась система уровней оплаты. В сочетании с непрерывным сокращением базового распределения, это создавало среду, в которой многие обладатели полезных навыков искали оплачиваемую работу, а многим другим приходилось оставлять желания стать археологом или специалистом по чайной церемонии.
Все даже дошло до того, что многие популярные музыканты, ранее с удовольствием бесплатно распространяющие свою продукцию, начали просить у своих фанатов номинальные пожертвования. Подобное происходило повсюду — многое из того, что некогда было бесплатно, снова начинало обзаводиться ценой.
— О чем задумалась? — как всегда заботливо спросила Симона.
— Об экономике, — сказала Рёко.
Девушка рассмеялась, ярко и звучно.
— Должно быть, до тебя по-настоящему добралось начальное обществоведение, — поддразнила она. — Я бы никогда не приняла тебя за специалиста по централизованному планированию.
— Никогда не угадаешь, — с улыбкой сказала Рёко.
Обязательный урок был прерван довольно интересным событием.
Они обсуждали тонкости конструкций легких рельсотронов. В эпоху загрузки напрямую в память кто угодно мог с легкостью вспомнить и пересказать информацию — главный вопрос был в возможности ее применить, и именно в этом они и практиковались. Или же, равнодушными правительственными словами: обучение заключалось в репликации ценных нейронных цепей.
— Вау! — сказал сидящий рядом с окном парень, глядя в него.
Инструктор прекратил диктовать необходимые спецификации, чтобы скептически взглянуть на парня, явно собираясь упреком напомнить ему о вежливости.
Прежде чем ему это удалось, парень резко развернулся и указал на дальнюю стену, вызвав образ того, что он увидел, прямо нарушая политику использования технологий в классе.
Изображение крупнее натурального обладало абсурдной четкостью прямого вывода с сетчатки глаза, демонстрируя картинку с гораздо большим числом деталей, чем человеческий мозг вообще мог воспринять. В центре был ярко-красным очерчен объект волнения, прогуливающийся по прилегающей к их классной комнате пешеходной эстакаде.
И это, кратко говоря, была знаменитость.
Все ученики сразу же кинулись на ту сторону комнаты.
Инструктор пожал плечами, после чего и сам подошел взглянуть. Это было довольно необычно, и вполне приемлемо было проявить немного снисходительности.
— Томоэ Мами! — излишне сказала девушка.
— Что она здесь делает?
— Вау!
— Мами-сама!
— Мы же в ее родном городе, народ. Конечно, она порой показывается здесь. Да ладно!
— Не пытайся выглядеть спокойно. Мами это круто. Ты тоже посматриваешь.
Упомянутая девушка — или, скорее, женщина — была в обычной одежде, а не в одной из двух знакомых по новостным голограммам униформ. Тем не менее, несмотря на то, что все знали, насколько велик ее возраст, она выглядела на девятнадцать, максимум на двадцать, гораздо моложе оптимального возраста, в котором нанотехнологии замораживали большинство взрослых.
Выбор такой внешности был возможен только для волшебниц.
Пока они смотрели, девушка остановилась на полпути и с улыбкой повернулась к ним лицом. Она харизматично помахала, запрыгала ее приметная прическа.
— Да! Мами! — сказали некоторые из учеников, тогда как многие, считающие, что их видят, взволнованно замахали. Окна на этом этаже по соображениям безопасности не открывались, но они все равно закричали.
В отличие от остальных, Рёко спокойно смотрела в окно, хотя она и пробилась на вполне неплохое место.
Она задумалась, каково бы было быть кем-то вроде нее.
«Мне интересно, стоит ли оно того, — подумала Мами Кьюбею, вцепившемуся лапами в ее правое плечо. — Эта прогулка сорвет мое прикрытие».
«Я думал, ты любишь детей», — ответил инопланетный инкубатор.
«Конечно люблю, — подумала Мами. — Но ты прекрасно знаешь о проблемах моего присутствия здесь».
Она помахала классу, по-доброму улыбаясь машущим в ответ подросткам.
«Ну, я нашел то, зачем мы сюда пришли», — сказало существо.
«Так здесь все же есть перспективный вариант?»
«Да, и довольно сильная».
«Нам пойти на вербовку?»
«Нет, не думаю, что это потребуется. Ей нужен небольшой толчок. Если потребуется, отправлю заняться ею другого инкубатора».
Мами прекратила махать и продолжила идти, стараясь игнорировать глазеющих пешеходов, многие из которых останавливались сделать оптическими имплантатами снимок.
«Несмотря на ситуацию, не могу не испытывать облегчения. Мне никогда не нравилась вербовка».
«Чувство, что я не могу понять. Тем не менее, тебе стоит радоваться тому, что есть и другие, делающие за тебя работу».
«Глупо, не правда ли? Чувствовать себя лучше только потому, что я лично этом не занимаюсь. И в то же время мне нравится обучать».
«Это не то, что я могу прокомментировать. Однако в этом случае ты будешь невинна. Эта девушка вполне успешно заключит контракт и без твоего вмешательства».
«Я не чувствую себя лучше — и нет, не говори этого. Я знаю, что ты не понимаешь»,
Весь этот разговор они провели с неподвижными лицами, как если бы они были высечены из алебастра. Для Кьюбея это было типично, но Мами старательно осваивала это на протяжении многих лет.
Достигнув узкой, шириной в одну машину, частной трубы, она шагнула сквозь двери размером на одного человека, закрывшиеся позади нее.
Затем она вошла в свою личную машину, и в ее случае она и правда была ее личной, предназначенной только для ее постоянного пользования и гораздо более крупной, чем обычная модель. Затем, маневром, что восходил к туманам человеческой истории, она вышла с другой стороны в заднюю часть трубы, опершись на корпус машины, чтобы скрыться из виду. Размер машины неплохо помогал в подобных ситуациях.
Она превратилась, окутавшись лентами света, надеясь что яркость события не будет заметна с другой стороны.
Одной мыслью она прошла процедуры авторизации, что были созданы реагировать только на обладающих соответствующими правами доступа — волшебниц с выданными правительством кодами.
Перед ней в трубе сформировалась небольшая диафрагма, впустив звук ревущего ветра.
Их задумывали как быстрый проход для отправляющихся охотиться на демонов волшебниц, но она использовала их для кое-чего совершенно другого.
Она задержала дыхание и выпрыгнула в пустоту.
После обязательного урока Рёко направилась в комнату где, согласно расписанию, специалист ознакомит учеников с основами космической инженерии. Несмотря на собственную критику недавнего предложения, это, вероятнее всего, было единственным ее реальным вариантом, и она уже неделю посещала этот класс, хотя ее подруги об этом не знали.
Но несмотря на весь интерес, что ей стоило к этому проявить, она просто не могла заставить себя заинтересоваться. Весело было обсуждать ядерные двигатели и возносящиеся лифты с точки зрения действия, но детальные принципы работы, уравнения и используемые материалы просто не привлекали ее.
Она хотела исследовать, как европейские исследователи в старину, а не плотничать в доке, собирая корабль.
Как бы она ни пыталась, ей не удавалось проявить к обсуждению более чем любопытства. Вместо этого она размышляла над другой темой.
