Последняя песнь Акелы

Человек с некоторым сожалением кинул взгляд в сторону кофейни. Он, словно ребенок, любил сладкое, но необходимость экономить средства лишила его этого удовольствия.

Миновали перекресток Дерибасовской и Екатерининской. Слева, в огромном доме номер четырнадцать по Екатерининской улице располагался популярный ресторан Карла Брунса, славившийся дешевизной — три, четыре или пять блюд с обязательной чашкой кофе стоили там соответственно пятьдесят копеек, семьдесят пять копеек или один рубль. И хотя "У Брунса" угощали замечательным пивом и вкусными сосисками, человек проигнорировал сей храм вкусной и здоровой пищи по иной причине — ему хотелось тишины, в то время как сия ресторация место многолюдное, шумное и богемное. Проезжая мимо дорогих заведений, мужчина тихо разговаривал сам с собой:

— Есть, конечно, хочется, а как иначе, коли с утра не емши, но скромнее нужно быть Всеслав Романович, скромнее. По средствам нужно жить, а их, средствов, ой как не густо осталось. Бог весть, сколько нам еще в порту предстоит горе мыкать, так что придется нонче без Либманов, да без сдобного искушения их обойтись, — разговаривая сам с собой, мужчина улыбался и умышленно коверкая свою речь на простонародный манер, — теперича нам только недорогая какая ресторация по карману. Впрочем, как и вчера, и, вернее всего, как и завтра... Здесь не Питер, до которого две тыщи верст и тридцать рублей с полтиной, ежели первым классом желаете, тут Одесса-мама. На горести наши всем с марса наплевать, и сколь ты, батенька, Бодлера не цитируй, ни подаст никто. Да ты и сам не возьмешь, однако...

В итоге, человек попросил высадить его на перекрестке Дерибасовской и Ришильевской, расплатился с извозчиком и вошел в полуподвальное помещение ресторана "Баварiя".

За входными дверями размещался просторный холл, стены которого были обиты тканью с незатейливым, но приятным взгляду рисунком. Вдоль стен холла на чисто вымытом деревянном полу стояли несколько кресел с витыми ножками. Напротив входа приветливо светилось окно гардеробной, рядом с ростовым зеркалом в массивной деревянной раме.

Служитель гардеробной, до сего момента читавший газету, вальяжно развалившись при этом на стуле возле окна, увидев вошедшего, встал, вежливо, но без излишнего подобострастия поприветствовал посетителя. Приняв от мужчины пальто и фуражку, аккуратно разместил их по соседству с плащами и шинелями предыдущих гостей.

Отдав верхнюю одежду, Всеслав Романович подошел к зеркалу, привычным движением одернул полы двубортного кителя с четырьмя золотыми полосами шеврона капитана торгового флота. Вынув из внутреннего кармана расческу, он парой взмахов привел в идеальное состояние пробор, довольно улыбнулся своему отражению и прошел в трапезную.

Она представляла собой длинное сводчатое помещение, рассеченное арками на отдельные полузалы, со столами укрытыми свежими крахмальными скатертями.

Помимо сходных цен — полный обед здесь стоил до шестидесяти копеек — капитану также нравилось то, что возле каждого столика здесь стояло по одному стулу и, следовательно, не имелось необходимости искать уединения.

Проходя по полупустому залу, Всеслав Романович кивком поприветствовал знакомых ему посетителей, но ни к кому из них не присоединился и вступать в разговоры не стал. Подойдя к столу, разместившемуся возле окна, из которого видны были лишь ноги прохожих, он сел на удобный стул с высокой спинкой, выложил на стол серебряный портсигар и вновь о чем-то задумался.

— Рад приветствовать Вас, сударь, — голос официанта, возникшего подле стола, отвлек его от размышлений. — Вам как накануне или желаете иметь сюрпризов? Я бы сказал вам пару слов за пицетту с грибами, однако шо-то мне подсказывает, что нынешним утром особо удался бараний бок, фаршированный гречневой кашей, а это, знаете ли, такое явление, которое случается лишь немного чаще кометы Галлея!

— Не стоит, — Всеслав Романович махнул рукой, прерывая гарсона, — Быть верным привычкам — значит всегда точно знать их цену. Мне все, как всегда. Газету, разве что добавьте "Ведомости Одесского градоначальства", пожалуй.

— Таки не могу с вами спорить, потому что уважать привычки клиентов — значит точно знать размер своих чаевых! — склонил голову в вежливом поклоне официант. — Вы будете иметь обед в таком лучшем виде, на который только способна хорошо прожаренная свинина!

Еще до того, как Всеслав Романович докурил папиросу, на столе появилось блюдо с холодной закуской, рюмка водки и свежая газета.

— Дай бог Вашему высокоблагородию удачи в делах, потому что хороший аппетит написан прямо на его лице. Через двадцать минут, когда горячее скажет, что оно готово, я сей же миг организую срочный фрахт с кухни прямо до вашего столика, — не забывая приветливо улыбаться, официант расставил на столе приборы. — С чем месье хочет иметь чай: со сливками или с лимоном?

— Пусть он придет ко мне один, — с улыбкой ответил капитан.

Оставшись в одиночестве, Всеслав Романович развернул газету, пробежался глазами по передовицам, после чего решительно отложил ее в сторону:

— Как там маменькин знакомый — профессор Преображенский говаривал: "Не портьте пищеварение — не читайте газет перед едой"? Вот и буду прислушиваться к мнению светил медицинской науки. Даром, что ли, они светила?

Спустя полчаса, покончив с обедом, он закурил очередную папиросу и вновь взялся за газету. Однако не успел он прочитать и десяти строк, как рядом с ним раздался звучный голос.

— Тоопрый тень, сутарь. Расрешите составить вам компанию?

Всеслав Романович поднял голову, желая выяснить, кто и зачем отвлек его внимание.

Перед столом стоял невысокий, плотного телосложения мужчина, лет пятидесяти, с круглым лицом, обрамленным рыжеватой "шкиперской" бородкой. Незнакомец облачился в коричневый в полоску костюм-тройку и белоснежную сорочку, ворот которой стянул галстук с безукоризненным узлом, пронзенным золотой заколкой с полудрагоценным камнем. Борта пиджака невзначай распахнулись, открыв взгляду тяжелую на вид золотую цепочку, тянувшуюся от пуговиц до жилетного кармана.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Чем могу быть полезен? — Всеслав Романович вновь отложил в сторону газету.

— Расрешите претставиться. Моё имя — Халле Гетссон. Я имею честь претставлять в Отессе интересы фирмы "Свенсон, Свенсон и Компания." Мы санимаемся строительством шелесных торог и наша компания имеет к вам теловое претлошение.

— А вы уверены, что обратились к нужному вам человеку? — моряк недоуменно приподнял бровь. — Я не имею ничего общего с железными дорогами, разве что, иногда пользуюсь ими, как пассажир.

— Я всегта точно снаю, когта и к кому я обращаюсь, — самодовольно улыбнувшись, ответил Гедссон. — Позволю себе саявить, что располагаю исчерпывающей информацией о вас.

— Даже так? — улыбнулся в ответ капитан. — Будьте любезны, поведайте мне, что же вам обо мне известно?

— Вы — влателец и капитан грусового сутна "Отиссей" — Арсенин Всеслав Романович. Учились в Павловском катетском училище, но не закончили обучение, так как были отчислены за туэль. После этого вы поступили в Петербургские морские классы. После окончания училища в восемтесят пятом готу, вы служили штурманом на корабле Топрофлота "Влативосток". В восемтесят восьмом протолжили службу на парохоте "Петербург" в толшности старшего помощника капитана. В тевяностом готу вы потали в отставку и стали работать в толшности капитана в Морской Компании Жюля Бринера. То тевяностого гота вы вотили сута Бринера по Тальнему Востоку. Претенсий к вам никокта не имелось, отнако в тевяносто третьем вы покинули Компанию Бринера и купили за пятнатцать тысяч фунтов стерлингов собственное сутно — парусно-винтовой "Отиссей". Насколько мне исвестно, тело обстояло абсолютно честно. Но я никак не возьму в толк, где вы всяли теньги для покупки собственного сутна? Послетние шесть лет вы берете расличные фрахты и бесукорисненно их тоставляете сакасчикам. У вас бесупречная репутация честного человека и хорошего капитана. Вы прекрасно обрасованы, влатете английским, немецким и францускими ясыками...

— Ага. А еще я Гомера на эллинском цитирую и Боккаччо в подлиннике читаю, — весело фыркнул Арсенин. — Несть числа моим талантам и добродетелям, особенно когда я вокалировать начинаю или револьвер в руки беру...

— Исвините, я не знал о том, что вы влатете греческим и латынью... — немного сконфуженно пробормотал Гедссон. — То, что вы хороший стрелок мне толошили, но по остальным вопросам мои источники тали не полную информацию...

— Да уж, любезный херре Халле, досье на меня у вас, наверное, потолще, чем в полицейском департаменте будет, — Арсенин озадаченно потер подбородок большим пальцем. — Признаться — не ожидал.

— В полиции имеется тосье на вас? — в свою очередь переполошился Гедссон, промакивая мгновенно взмокший лоб широким клетчатым платком.

— А кто его знает, что и на кого у полицейских в архивах лежит, — вновь усмехнулся Арсенин. — Успокойтесь господин Гедссон, в политических движениях я никогда участвовал, и вообще всегда был очень далек от политики, как от внутренней, так и от внешней. Не злодей я, и не грабил лесом... Так что и полицейские, и жандармские чины к моей скромной личности претензий не имеют. Но, прошу прощения, я невольно вас перебил, будьте добры, продолжайте.

— Тогта с вашего посволения я протолшу. Все у вас было хорошо то нынешнего гота. В феврале сего гота Вы приняли в Истамбуле грус для торгового общества "Сименс", чтобы отвести его в Мариуполь. По пути к месту назначения, непоталеку от Ялты ваше сутно попало в шторм, корабль получил поврештения, и вы приняли верное решение прервать рейс. Хотя и с трутом, но вы товели сутно то Отессы, гте перетали грус претставителям фирмы сакасчика. Ваш фрахт был оплачен только частично, и тля ремонта сутна вам пришлось глубоко салесть в собственный карман. За этот месяц вы привели сутно в поряток, но тенег у вас почти не осталось, и теперь вы ищите новый фрахт. Я хочу претложить вам такой фрахт!

— Я хотел бы узнать суть и подробности вашего предложения, — Арсенин подобрался, его глаза стали серьезными и сосредоточенными, мгновенно растеряв искорки веселости. — Что за фрахт? Куда? Какой груз и срок его доставки? Какова оплата и наконец: почему именно я?

— Буту претельно откровенен. На танный момент, из стоящих в Отесском порту, только ваше сутно потхотит для нашего груса. Суть груса такова: как я уше говорил, наша компания занимается строительством шелесных торог. Мы строим их в... Африке. В настоящее время необхотимо перевести в паровые котлы и иные сапасные части тля локомотивов в Мосамбик, порт насначения — Лоренсу-Маркиш. Кроме того, в сосетнем с Мосамбиком Трансваале находится наши соотечественники... Наверняка, вы в курсе послетних событий на границе Ротесии? Что вы тумаете о политике преситента Крюгера?

— Да, что-то такое читал в газетах, — Арсенин откинулся на спинку стула и прикурил папиросу. — Но какое отношение политика Крюгера имеет к вашим землякам и к цели фрахта?

— Мы претполагаем, что Британская Империя и Южноафриканские республики так и не найтут общего языка и опасаемся, что события примут...э-э-э... не шелательный поворот. И хотя мы поттерживаем нейтралитет, при потопном расвтии событий есть опасность того, что люти ис нашей диаспоры окашутся пот утаром. Тля обеспечения бесопасности соотечественников наша компания приняла решение о воорушении их. Поэтому, помимо локомотивов, часть груса будет состоять ис орушия и огнеприпасов к нему... Натеюсь, я в полной мере утовлетворил ваше любопытство или у вас есть еще вопросы? В свою очереть, мне хотелось бы снать, как вы относитесь к перевоске орушия?

— Груз как груз, — Арсенин пожал плечами. — Я так понимаю, что каждый патрон будет задокументирован и в коносаментах будут ясно и недвусмысленно описаны характеристики груза. Вы ничего не сказали о сроках доставки, и последней в списке, но один из первых по значению вопрос, — вы так и не озвучили стоимость фрахта.

— По нашим расчетам, Ваше сутно толшно сатратить на путь до Лоренсу-Маркиш от пяти то шести с половиной нетель. Тля оплата фрахта мы претлагаем сумму в три тысячи фунтов стерлингов.

— То есть, вы нашли капитана с кораблем почти без средств и без работы и думаете, что коли я сейчас в почти критической ситуации то только за харчи работать буду? — Арсенин чуть наклонился вперед, прищурив правый глаз, опершись подбородком на кулак правой же руки, а левой рукой уперся в столешницу, став внешне похожим на змею, готовую к броску. — Мне из этих денег, сударь, еще и пароход бункеровать надо, и команду кормить-поить, да жалованье платить! А вы мне вместо достойно оплаты подачку предлагаете! Это просто оскорбительно!

— Я ни в коей мере не хотел вас обитеть! Но какую ше сумму вы хотели бы получить, сутарь? — Гедссон, понимая, что переговоры перешли в стадию торга немного расслабился. Желаемый результат получен, осталось только урегулировать частности.

— Десять тысяч фунтов стерлингов, — жестко произнес Арсенин, — и на сам поход не менее восьми недель. Мы неделю только судно к походу готовить будем, а есть еще и неизбежные на море случайности.

Дальнейшие полчаса оба собеседника выкладывали друг другу свои резоны, и если со сроком доставки груза вопрос больше не обсуждался, то сумма оплаты фрахта вызвала бурные дебаты. Однако, договаривающиеся стороны понимали, что на данный отрезок времени каждый из них является спасением для другого и потому, в конце концов, достигли соглашения.

— Ваши товоты трутно оспорить. Вы меня убетили, господин Арсенин. Сумма оплаты фрахта бутет составлять семь тысяч пятьсот фунтов стерлингов, срок тоставки груса то места насначения — восемь нетель. Нас нетрутно найти, наша контора располагается непоталеку от Пассажирского вокзала. Приглашаю вас савтра в три часа пополутни посетить нашу контору по атресу: улица Пушкинская том нумер семнатцать, гте вы смошете потписать контракт. И я уполномочен заявить, если танный фрахт бутет исполнен Вами бесукорисненно, то наше сотрутничество мошет иметь взаимовыготное протолжение. А сейчас, посвольте откланяться. — Гедссон в знак окончания переговоров поднялся из-за стола и протянул Арсенину руку.

— Очень рад, что мы нашли общий язык, господин Гедссон. Уверен, что руководство вашей компании останется довольным вашим, несомненно, верным выбором. — Поднялся из-за стола моряк, ответив на рукопожатие.

— Та! Это у меня сеготня полно тел, а вы можете протолжать оставаться гостем этого славного заветения. Все, что вы сеготня сакашете — за счет нашей компании. — Гедссон отвесил капитану на прощание уважительный поклон и направился к выходу.

— Это все, конечно, замечательно, но как-то не вовремя, — озорно усмехнулся Арсенин, глядя в спину уходящему шведу. — Эх! И чего ж я тогда сегодня к Либману не пошел-то?

Г Л А В А В Т О Р А Я.

Семь недель спустя. Португальская колония Мозамбик. Порт Лоренсу-Маркиш.

Слегка покачиваясь на легких волнах, "Одиссей" замер возле каменного языка грузового причала. Арсенин, пребывая в отличнейшем расположении духа, поднялся на мостик. Переступив через комингс, он вполуха выслушал беглый доклад вахтенного, снял фуражку, вытер лоб платком и улыбнулся собственным мыслям. Благо, есть чему радоваться. Пройдя Суэцкий канал, судно почти все время следования до Мозамбика шло под попутным ветром и удалось обойтись без дополнительных бункеровок, сэкономив тем самым довольно-таки дорогой уголь.