Наследник четырех стихий

— Сейчас я призову морского дьявола. Твоя задача: заключить его в акулий зуб, — безапелляционно заявил Абелоун, выводя холеными руками сложные пассы.

— Дядя! — Юстиниан моментально вспотел при упоминании дьявола. — Это риск! Он призовет ураган, который уничтожит остров!

— Чушь! Он воплощает собой стихию воды и земли. Ты справишься с ним! — рявкнул архимаг. Останавливаться на полпути было не в его правилах.

Еще секунда и юноше показалось, что он очутился в центре грозовой тучи. Вокруг плясали молнии, сопровождаемые ревом грома, ошалевшие струи дождя больно хлестали по лицу и рукам. Взбесившийся ветер срывал с юноши плащ, мешая сосредоточиться. Пары дополнительных заклинаний хватило для усмирения сил природы, и Юстиниан без помех продолжил выплетать магическую компрессионную сеть для дьявола.

Тем временем, в недрах объемной пентаграммы обозначились три огненных глаза. Демон, влекомый заклинанием, выскочил из своего мира, разметав на клочки контуры пентаграммы и сбив с ног архимага. Когда дьявол помчался к Юстиниану, тот бесстрашно встретил его сплетенным заклинанием. Раздался оглушительный хлопок, тьма рассеялась, стихия покорилась и к ногам принца обрушилась масса воды.

Вымокший до нитки архимаг победоносно сжал в руке акулий зуб. Теперь это был ценный артефакт, страшное оружие против любого врага. Глаза дяди казались безумными, а знак принадлежности к дому Цезерина в виде нарвала с рубиновыми глазами, накалился до предела от магических манипуляций его обладателя.

Юстиниан выжал подол плаща, не осознавая смехотворность данного действа — он тоже промок до нитки. Затем он сел на камень и поочередно снял сапоги, чтобы вылить из них воду. От ведьминого круга во все стороны острова разбегались веселые ручьи. Юноша попробовал воду на вкус.

— Пресная, — констатировал он.

— Хорошая работа, — дядя был скуп на похвалу, но щедр на благодарность. — Проси что хочешь.

— Три выходных на Ха́лиг-дэг! — не задумываясь, выпалил юноша.

Он так надеялся на праздник, посвященный скорому приходу лета. И даже строил планы насчет рыбалки и полноценного сна. Правда Берток уже успел порушить эти планы, сообщив, что его расписание немного подкорректируют для совместного ужина с родственниками — и только. В остальном расписание останется прежним. Юстиниан сильно расстроился, и даже подумывал о том, чтобы организовать своеобразную забастовку или даже голодовку. И вдруг — такая удача, родной дядя в роли феи-крестной!

— Они твои, — заявил Абелоун. — Позволь поинтересоваться: что ты будешь делать в выходные?

— Буду много спать, ловить рыбу, купаться, объедаться пирожными, строить песочные замки, — радостно перечислял принц. Он умышленно не упомянул о своем секретном убежище, в янтарном песке которого были зарыты две бутылки крепкого эля. Ох и надерется же он!

— Право ты еще ребенок! — усмехнулся дядя. По всей видимости, его устроил ответ горячо любимого племянника.

Юстиниан зашел в свою спальню, стянул сапоги и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Перед тем, как провалиться в сон, юноша скользнул взглядом по безупречно белому потолку. Одно и то же день ото дня. Выдержит ли его разум подобную гонку обучения? Положение принца обязывало знать пройденный материал на зубок. А будущий статус главы дома Цезерина не позволял отлынивать от ежедневной практики в магии. Талантливого парнишку шлифовали, словно драгоценный бриллиант, которому суждено было занять должное место в золотой короне. 'Вольная' на время Халиг-дэга явно вызовет недовольство учителей-наставников и, прежде всего, отца, но слово архимага было законом, а его влияние на короля почти безграничным. Так что впервые за долгое время Юстиниан засыпал счастливым: он предвкушал полные безделья праздники.

Халиг-дэг длился ровно три дня. Первый день праздника посвящался времяпрепровождению в кругу семьи. Для вечно занятых королевских особ 'семейный день' означал получасовой совместный ужин и пять минут совместной молитвы. Вообще-то простой люд уделял молитве добрую половину дня, но когда ты молишься в компании главы дома Цезерина, выше которого только божество, то правило упраздняется. Абелоун обращался с подданными как настоящий фанатик, жестоко наказывая каждого отступника, но в кругу семьи позволял себе расслабиться и смотреть сквозь пальцы на многие вещи.

Во второй день праздника орбанцы приносили скромные дары морю, в третий день люди купались или просто свершали долгие прогулки по бесконечным пляжам, потому что любая работа в Халиг-дэг считалась грехом. Все найденные на пляже ракушки и цветные камешки бережно хранились до следующего праздника и снова отдавались морю. Данное действие 'работало' на привлечение удачи и здоровья.

Последний день учебы перед праздниками тянулся особенно долго. Единственный ученик время от времени болтал ногами (благо под партой ничего не видно), попутно внимая наискучнейшей лекции Бертока. Последний рассказывал о торговых отношениях королевства Орбан и часто отвлекался на собственные суждения. Принц старался не обращать внимания на раздражающую привычку учителя. Но это было не так-то просто.

— Экономика королевства терпит колоссальные убытки от деяний пиратов. Если бы не эти оборванцы, умеющие жить только за чужой счет, мы получили бы выход в Дивное море и наладили бы торговлю с южными эльфами.

Юстиниан зарекался перебивать Бертока, ибо в этом случае лекция грозила растянуться на дополнительных десять-пятнадцать минут. Однако на этот раз он не удержался:

— Учитель, почему наши маги не в состоянии покончить с пиратами раз и навсегда?

— Отличный вопрос, Ваше Высочество. Если мы мобилизуем все магические силы для отлова пиратских кораблей, то это будет сродни ловле блох у одичавшей дворняги.

— Тогда включите магов в штат корабельной команды каждого торгового судна.

— Дело в том, Ваше Высочество, что пираты тоже практикуют включение магов в свой штат.

— И что, — изумился юноша, — неужели их маги всегда одерживают победу над нашими?

— Не всегда, Ваше Высочество. Далеко не всегда.

— Откуда вообще берутся эти пираты? Кто они? Что за народ?

Берток медлил с ответом, словно тщательно обдумывал каждое слово. А затем, уткнув взгляд в раскрытый фолиант, буркнул:

— Это разные дикари с дальних островов, Ваше Высочество.

Принц потребовал показать 'дальние острова' — рассадник дикарей — на мировой карте. Учитель с оттенком обреченности потащился к стене, на которой висела карта. Несколько минут он едва ли не возил носом по всем морям, в поисках упомянутых островов.

— Острова настолько маленькие, что их нет на карте, — констатировал он, протирая хрустальное пенсне рукавом ветхой и довольно пыльной мантии. Финансовое состояние Бертока позволяло щеголять в самых модных одеждах, но чем старше он становился, тем больше привязывался к старым вещам. По-стариковски сетуя, что, мол, 'сейчас таких не сделают'.

— Продолжим лекцию, — учитель вернулся за свой стол. — Слуги Цезерина работают над полным устранением пиратов, уверяю вас, Ваше Высочество. А теперь, назовите мне имя человека под началом которого ходят все торговые дома королевства.

— Герцог Вальес Сто Тридцать Третий, — Юстиниан решил пошутить.

— Кхе-кхе? — учитель оставался серьезным.

— Хорошо! Просто Вальес Третий. Он и его помощники ведут переговоры о поставках провизии и пресной воды с представителями иностранных торговых домов.

— Все верно, Ваше Высочество. Кто еще имеет право участвовать в сделках?

— Послы и архимаг дома Цезерина.

— Блестяще! И еще...

Из коридора донеслось мерное бряцание стекляшек. Стекляшки бряцали в такт чьих-то неторопливых шагов.

— Мы настолько увлеклись лекцией, что забыли о времени, Ваше Высочество. — Берток поспешил задать ученику пару сочинений и устремился прочь из лекториума.

На смену Бертоку явился алхимик Арнедо. Через лысого словно коленка Арнедо прошла сотня учеников, многие из которых сделали блестящую карьеру при доме Цезерина. Когда пожилой алхимик решил остановиться на цифре сто и уйти на заслуженный покой, ему поступило одно заманчивое предложение от архимага Абелоуна, попросившего взять на обучение королевского отпрыска. Скромный Арнедо напрасно надеялся на то, что архимаг передумает. Это было то самое предложение, от которого нельзя отказываться. Так в послужном списке знаменитого алхимика появился сто первый ученик. Собственно говоря, он сильно сомневался в том, что будущий верховный маг дома Цезерина будет варить декокты или заниматься трансмутацией металлов: для выполнения 'черной' работы существовал целый штат мелких сошек. Но надо — так надо.

'Любой каприз за обеспеченную старость, — любил повторять Арнедо. — Особенно, если это каприз самого влиятельного человека в королевстве'.

Юстиниан сделал ленивый пасс, заставив свитки с выполненным домашним заданием опуститься на стол учителя. Пока Арнедо увлеченно проверял их, принц поглощал бутерброды, ибо растущий организм требовал 'топлива', а растрачивать время на полноценные обеды не хотелось.

— Выше всяческих похвал, Ваше Высочество, — Арнедо вынес вердикт проверенным заданиям.

Принц скромно кивнул в ответ и сдул с парты крошки, готовясь к скучной, усыпляющей лекции.

За окном стоял пригожий денек. Перед праздником погода всегда налаживалась безо всякого магического вмешательства. В приоткрытые окна забегал теплый бриз. Юноша заставил себя отвернуться от красочных витражей и сесть за парту. По алхимии нужно было провести пять опытов и все подробно записать. Прежде чем приступить к заданию, Юстиниан сжег учебник по алхимии. Арнедо давно снискал славу авторитетного алхимика, попутно завалив королевство своими учебниками. Так что учебником больше, учебником меньше.... Потом скажет, что потерял, и учитель принесет ему новый экземпляр. Казалось бы, вымещать злость на книге — иррациональное занятие, однако от уничтожения опуса на душе полегчало. Принц выдвинул нижний ящик комода, чтобы извлечь на свет реторты и застыл в изумлении. На него смотрело бледное лицо юноши. В огромных глазах цвета болотной тины застыло удивление. Через пару секунд он понял, что это всего лишь его собственное отражение. Он и раньше видел свое отражение (правда, в воде), которое, к слову, ему жутко не понравилось. Одно время принц даже менял свой светлый цвет волос на черный — как у отца и у дяди, но потом ему надоело обновлять заклинание, которое слабело с каждым новолунием. В ту пору паренек даже требовал у отца подтверждения или опровержения гадких слухов о своем статусе бастарда. Король Граннус тогда рассвирепел и приказал заключать в темницу подобных сплетников. Да, у Юстиниана была другая мать, но так как она была особой королевских кровей, то о статусе бастарда, согласно законам Орбан, не могло быть и речи. Теперь, видя себя в зеркале, он думал о том, что пора вернуться к старому разговору. Он хотел узнать не сухие факты о своей матери, а попытаться заполучить ее портрет... Стоп! О чем он думает? Ведь у него никогда прежде не было зеркала! Каким образом оно здесь очутилось?

Юстиниан поспешил отойти от потенциального источника опасности. Затем он сплел заклинание, позволяющее уловить присутствие незнакомца, даже если тот заходил сюда несколько часов назад. Опасения подтвердились: кто-то похозяйничал в его комнатах. И время выбрали удачно — когда принц грызет гранит науки, а слуги, поддерживающие чистоту в его личных покоях, уже заканчивают уборку. Может, стоит связаться с дядей и рассказать ему об этом происшествии. Что он твердил о зеркалах? Что это мощный артефакт в руках умелого мага? Ну а он, Юстиниан, — кто? Не тот ли самый умелый маг, точнее, без пяти минут архимаг?

'Нет, дяде я ничего не скажу! — решение было окончательным и бесповоротным. — Сам справлюсь с любым дикарем, который посмеет воспользоваться зеркалом'.

Прошло более четверти часа, а 'страшный магический артефакт' преспокойно лежал на прежнем месте, не подавая никаких признаков присутствия чужой магии и неизменно демонстрирующий отражение принца, когда тот подходил ближе.

'Наверное дядя что-то перепутал', — подумал Юстиниан, прекрасно осознавая, что потяни он еще время и над домашним заданием придется корпеть в заработанные тяжким трудом выходные.

Мельком взглянув на зеркало, Юстиниан извлек реторты и быстро задвинул ящик ногой. Все оставалось по-прежнему. Абсолютная тишина в комнате благоприятствовала полному сосредоточению на алхимических экспериментах. Принц пронумеровал колбы и приступил к опытам, пытаясь описать свои действия. Но как бы он ни старался, мысли упрямо возвращались к загадочному визитеру. Соблазн пойти по следу был слишком велик, чтобы юноша мог противостоять ему. Юстиниан махнул рукой: пламя под ретортой погасло.

— Долгих лет Вашему Высочеству!

Юноша едва не подскочил от неожиданности. Он обернулся на голос — возле полок с фолиантами появился учитель Берток. Правила этикета позволяли принцу сидеть в присутствии мага, ниже его по происхождению и по рангу. Стихийные маги всегда стояли во главе, из-за своей редкости и уникальности. Юстиниан не хотел прослыть надменным воображалой и поэтому учтиво поприветствовал учителя легким поклоном — согласно этикету, более чем достаточно.

— Арнедо просил проследить за опытами Вашего Высочества, — Берток словно угадал вопрос, готовый сорваться с уст юноши.

'Старый морской конь!' — мысленно проворчал принц. Поимка незваного гостя откладывалась на неопределенный срок.

Обычно он выполнял задания самостоятельно. Дни, когда к нему заглядывал кто-нибудь из наставников, можно было пересчитать по пальцам. По-видимому, Берток кого-то ждал (уж не архимага ли?) и вместо отдыха решил скоротать время, присматривая за единственным учеником.

Второй опыт подходил к завершению. Юстиниан с полным отсутствием энтузиазма царапал пером по гербовому пергаменту.

— Нам нужна еще одна колба, Ваше Высочество, — учитель пошаркал в направлении комода с алхимической утварью.

'Сейчас увидит зеркало! Наябедничает дяде. А тот, если рассердится, может отменить мои выходные!' — принц почти поддался панике; его взгляд упал на коробок с магической солью.

'Была не была!' — подумал принц, схватив коробок.

Раздался хлопок. Из ближайшей колбы повалил едкий оранжевый дым.

Старый маг вздрогнул, обернулся и одним пассом нейтрализовал дым.

— Ваше Высочество, Вы не ранены? — он нагнулся, чтобы взглянуть на залезшего под стол Юстиниана.

— Я не пострадал. — Покинувший укрытие принц являл собой живое воплощение персонажа с гравюры Марнаха. Художник Марнах часто уходил в 'творческий' запой и поэтому рисовал, в основном, своих собутыльников — чертей. В глазах Юстиниана блестели задорные искорки.

— Вы добавили магическую соль в нечетное зелье?

— Нет!.. То есть, да!

Легкая, словно сотканная из тысяч паутинок, седая борода Бертока топорщилась, намекая на то, что учитель негодует.

— Что за выходки, Ваше Высочество?

— Я нечаянно! — Юстиниан пытался оправдываться так, чтобы учитель ему поверил. — Я задумался.