Neon Genesis Evangelion: Практикант

Видимо этот вопрос был для капитана Кацураги больным местом, но, к счастью, она не стала его развивать:

— Как мне сказали, тебя вызвал в город твой отец, сейчас мы едем к нему на базу Nerv.

— Отец?.. — странно, но память твердила ему, что родители умерли шестнадцать лет назад. Хотя это было полным бредом, Синдзи вспомнил, что его пятнадцатилетие наступит еще через три месяца.

В висках закололо. Непроизвольно сморщившись, Синдзи отвернулся к окну, ему было о чем подумать. Память была как пазл, в котором не хватает половины фрагментов, а те что есть, были словно от разных картинок.

Повисла неловкая пауза. Несколько минут они ехали молча, оставляя в стороне город и Ангела.

— О нет! — воскликнула девушка, бросив взгляд в сторону боя. — Нет, нет, нет, только не это! Неужели они решили?..

Мисато с силой ударила по тормозам, останавливая машину. Подпрыгнув на какой-то кочке, та едва не перевернулась. Быстро найдя под сиденьем тяжелый армейский бинокль, она буквально вывалилась с ним в боковое окно, повиснув на Синдзи. Он пытался рассмотреть, что же так взволновало Мисато, но увидел только, как прочь от Ангела во все стороны улетают атаковавшие его вертолеты.

— Пригнись! — скомандовала капитан Кацураги, отстегивая ремни безопасности, стаскивая Синдзи на пол между сиденьями и наваливаясь сверху. Он еще успел заметить яркую вспышку там, где стоял Ангел, как пришедшая ударная волна смела автомобиль в сторону и завертела его по земле. В какой-то момент удар о поврежденное плечо заставил его взвыть от боли. В мозгу будто разорвалась молния, в глазах заплясали искры, но в следующий миг, приложившись лбом обо что-то твердое, он провалился в спасительное забытье.

* * *

Синдзи плыл во тьме, качаясь на волнах боли. Иногда перед ним, на краткий миг, вспыхивали яркими красками видения из прошлого. Из его, не такой уж и длинной, жизни. Но порой из глубин подсознания всплывало что-то еще. Чужое, невозможное настолько, что увиденное смело можно было назвать бредом, если бы не взявшаяся откуда-то твердая уверенность: это его память. Он уже прожил когда-то эти мгновения, сколь бы дикими они ни казались.

Вот большой грузный мужчина с моржовыми усами на обрюзгшем лице бросает в темный чулан маленького худого мальчика, одетого в поношенную и застиранную, на несколько размеров больше, чем нужно, одежду. 'Неделю будешь сидеть в своем чулане на хлебе и воде, чертов мальчишка! — кричит он, брызжа слюной. — Да как ты только посмел обидеть Дадлика! Неблагодарный паршивец, сын шлюхи и алкоголика!..' Ребенок бросает злой взгляд изумрудных глаз из-под очков-велосипедов со сломанной и заклеенной скотчем дужкой на заходящегося криком борова и тот, побледнев и поперхнувшись, хватается было за горло. Но уже через пару секунд приходит в себя и с треском захлопывает дверь чулана, закрывая ее на многочисленные замки и засовы.

Видение расплывается калейдоскопом красок и собирается вновь. Но картина перед ним уже иная. Тоже ребенок, мальчик лет десяти, в школьной форме с забавным зеленым ранцем на плечах. Он сидит на парапете крыши жилой высотки, свесив ноги вниз, и бездумно смотрит на город. Но вот, с новой вспышкой боли, к Синдзи начинают пробиваться мысли, эмоции и чувства. Ракурс видения смещается и он, бывший сторонним наблюдателем, теперь сам глядит на город глазами этого ребенка. Смотрит и не видит ничего — дома, люди, машины — все будто в тумане... Откуда-то изнутри поднимается глухая тоска и безысходность. Отчаяние от того, что он забыт и никому не нужен болезненным спазмом сжимает горло. Хочется кричать...

Он пытался убежать от прошлого, даже переехал в другой город, но память и здесь не отпускает его. Приходит во сне в красочных кошмарах, не давая забыть боль потерь. Так, может, стоит прекратить это бесполезное существование? Одно движение, короткий полет и все закончится? 'Нет! — приходит из глубины души яростный протест. — Такая смерть не имеет смысла, она покажет всем лишь твою слабость, но не силу! Если и умирать, то только достойно своего отца! Может, хоть тогда он будет гордиться мной...'

Мальчик встает с парапета и, развернувшись, решительно уходит прочь, растворяясь в густом тумане.

Новое видение больше похоже на бред умалишенного. Он летит в воздухе на метле, крепко сжимая в руках отполированную рукоять. Стадион под ним гудит, как растревоженный улей, там, далеко внизу, идет Игра. Зрители беснуются и кричат, наблюдая за тем, как дюжина детей и подростков носится над полем на метлах. С высоты они кажутся ему такими смешными... Стараются, проявляют чудеса ловкости и смекалки, пытаясь увернуться от двух летающих за ними самонаводящихся мячей. Или же, наоборот, забросить один, самый крупный, в ворота. Глупые, они не понимают, что вся их суета лишена смысла, лишь в его власти победить в этой игре! Ведь второго игрока, что кружит рядом, бросая злые взгляды в его сторону, можно и не считать: вечно второй, он всегда будет идти за кем-то, не стремясь проложить свой путь, а значит, неминуемо проиграет.

Ветер бьет в лицо, треплет волосы и одежду, свистом звучит в ушах. Он летит. Летит словно птица! Невероятное ощущение свободы. Ему кажется, что в небе он способен на все. Но сейчас все его чувства устремляются вниз, к земле, туда, где нахально блестит золотом в лучах полуденного солнца маленький мячик. Он срывается в пике и, набирая скорость, летит к своей цели, краем сознания отмечая, как тот же маневр повторяет и его противник. Какое-то время они летят буквально бок обок почти вертикально вниз. Но чем ближе земля и золотистый мячик, зависший над ней, тем сильнее нервничает его соперник. 'Боится' — приходит злорадная мысль. В отличие от своего оппонента, он не чувствует страха, ведь чары стадиона никому не дадут умереть. А травмы и боль... Что же, у каждой победы своя цена и он готов платить о счетам! И его пальцы сминают тонкие крылья, сжимаясь на рельефной поверхности золотого шарика. А оказавшаяся вдруг так близко земля взрывается снопом ярких искр.

Разноцветные огоньки кружатся вокруг, напоминая мотыльков у костра, пока вновь не собираются в единую картину. На этот раз это ярко освещенное помещение, сплошь заставленное разными приборами. Вся обстановка недвусмысленно говорит, что он видит научную лабораторию. За одним из шкафов с оборудованием спрятался четырехлетний мальчик. Ему очень любопытно — вокруг столько непонятных и так красиво перемигивающихся разными цветами вещей!

Люди в белых халатах сидят за длинным столом, заставленном компьютерами, и внимательно следят за показаниями приборов. Перед ними в длинном панорамном окне виден огромный ангар и большое человекоподобное существо, со всех сторон окруженное лесами и опутанное множеством кабелей. За их спинами, в центре, перед свисающими с потолка мониторами, находятся трое. Пожилой седовласый японец внимательно просматривает длинную распечатку, конец которой свисает почти до пола. Брюнетка с отливающими красным волосами до плеч, склонившись к компьютеру, что-то увлеченно отстукивает на клавиатуре. Между ними в распахнутом на груди белом халате и съехавших на нос очках стоит его отец.

— Проверка завершена, доктор Икари, — говорит один из ученых. — Все показатели в норме, можем начинать.

— Хорошо. Юй, ты готова? — его отец обращается к висящему в центре большому монитору, в котором видно лицо молодой женщины.

'Мама!' — приходит радостная мысль. Мальчик хочет подбежать к ней поближе, но боится, что его накажут — ему нельзя здесь находиться.

— Да. Давайте начнем.

— Доктор Акаги, приступайте, — обратился отец к стоящей рядом с ним брюнетке. Та кивнула и, набрав на клавиатуре несколько команд, скомандовала:

— Состыковать контактную капсулу.

Молодой сотрудник за одним из компьютеров начал быстро перечислять:

— Контактная капсула установлена и подключена к сети. Начинаем первичную синхронизацию. Тест соединения успешный. Начать заполнение контактной капсулы LCL.

— Выполнено. Параметры LCL в пределах нормы, — вторит ему сотрудница за другом компьютером.

— Подключить питание по основному кабелю.

— Выполнено. Все цепи активированы.

— Начать вторую стадию синхронизации, — командует доктор Акаги.

— Есть отклик от нейроконтактов! Соединение с нервом A-10 установлено. Уровень синхронизации 68,4 процента!

— Потрясающе! — восхищенно выдохнула Акаги.

— Замечательно, — с улыбкой кивает Гендо, — у нас получилось.

— Странно... — какой-то сотрудник неверяще уставился на экран своего монитора. — Синхронизация увеличивается... Причем скачками! Смотрите — уже 77 процентов и она продолжает расти!

— Фиксирую возмущение параметров LCL!

— Синхронизация 81, 87, 93 процента!.. 100! Полный контакт!

— Критическое изменение параметров LCL!

— Отключить питание! — кричит отец. — Извлеките капсулу!

Из динамиков по нервам ударяет отчаянный, полный боли крик...

Видение осыпается тысячами осколков, которые начинают все быстрее и быстрее хаотично вращаться вокруг него, уменьшаясь и истончаясь. В них, словно в разбитом зеркале, Синдзи видел отражения минувших событий. А еще вокруг кружили полупрозрачные фигуры, напоминающие людей. Они звали его, что-то шептали, кричали и умоляли. Он силился понять хоть слово из их лепета, но не мог. Когда гомон голосов превратился в монотонный гул, ставшие песчинками осколки памяти сложились в человеческую фигуру в нелепом балахоне. Прямо перед ним появилось обезображенное безносое лицо, с серой кожей и ярко-красными глазами. Резкий голос перекрыл гул теней, прошипев странную фразу:

— Avada Kedavra!* — и мир растворился в вспышке зеленого пламени.

В сознание его вернули приятные прикосновения к лицу чего-то холодного и влажного. С резким вдохом, во всю ширь открыв глаза, но почти тут же вновь зажмурившись от яркого солнца, он завозился, пытаясь понять, где находится. Левое плечо отозвалось уже привычной, но какой-то притупленной болью. На его лицо набежала тень, а ноздри вдруг уловили тонкий аромат явно женских духов.

— Слава Богу, ты очнулся! Как ты, Синдзи? — послышался над ним обеспокоенный голос капитана Кацураги.

Вновь открыв глаза, он понял, что лежит на мягком песке, а голова его покоится на коленях Мисато. Она склонилась над ним, салфеткой аккуратно отирая его лицо. Рядом лежала распотрошенная аптечка. Мисато закончила стирать кровь с его лба, достала из груды лекарств тюбик медицинского клея и аккуратно нанесла его на края раны. Кожу слегка защипало и стянуло.

— Жив, — коротко прохрипел он.

— Оптимистично. Это хорошо! Я сделала тебе укол обезболивающего и посмотрела руку — похоже на вывих. Медики на базе скажут точнее, как доберемся, а пока я тебе поддерживающую повязку сделала, — Синдзи насторожила ее тон. Он очень не любил быть объектом чьих-либо шуток, но, похоже, все, что ему оставалось в данный момент, это терпеть.

— Оклемался? Тогда подъем! Мне нужна твоя помощь. Нам необходимо как можно скорее попасть на базу, — Мисато помогла ему подняться и поспешила к автомобилю. Он последовал за ней, но прежде посмотрел на повязку на руке, его очень заинтересовала причина неуместного веселья капитана.

— А ничего более подходящего не нашлось? — заливаясь краской, спросил он. — Шутки у вас, Кацураги-сан.

— Я должна была обеспечить покой твоей руке, — с серьезным лицом ответила Мисато. Но невозмутимую мину долго удерживать не смогла и, звонко расхохотавшись, продолжила. — Да ладно тебе, Синдзи, не будь таким букой — в аптечке не было штатной повязки. Использовала, что первое под руку попалось. Лучше помоги мне перевернуть машину, надо сваливать отсюда, пока вояки не долбанули чем потяжелее.

— А разве?..

— Уцелел, зараза. Даже N2-бомба его не взяла, — Мисато указала рукой за спину Синдзи. Обернувшись, он увидел стоявшего посреди руин жилых кварталов Ангела. Его страшная маска разбилась на две неравные части, плечевые пластины оказались смяты и перекошены, жабры на бедрах тяжело вздымались, перегоняя раскаленный воздух. Ему вдруг показалось, что Ангела окружает тонкая мерцающая пленка, но в следующую секунду видение исчезло.

— Ну чего встал? Успеешь насмотреться, — нетерпеливо прикрикнула Мисато.

Автомобиль лежал на боку, прилично зарывшись в землю на небольшом пригорке. Лобовое стекло было выбито и бесформенной кучей громоздилось рядом. Их довольно далеко отнесло взрывной волной от дороги. Вокруг, сколько хватало глаз, кучами громоздились песок, пепел и серое бетонное крошево. На земле переворачивающийся автомобиль оставил весьма заметный след.

— Давай, навались! — скомандовала Мисато.

Из-за больной руки толкать ему пришлось спиной, со всей силы упираясь ногами в рыхлый грунт. Даже их совместных усилий едва хватило, что бы перевернуть покалеченную машину. Когда автомобиль с жалобным скрипом все-таки встал на колеса, стало ясно, что теперь он не скоро покинет автомастерскую. Досталось ему серьезно. Корпус был весь смятый, со стертой во многих местах о землю краской. Зеркала заднего вида отсутствовали, будто их и не было. Все стекла, не считая разбитого лобового, были в трещинах и держались не иначе как чудом.

Однако, не смотря на все повреждения, машина работала. Не с первой попытки, но Мисато удалось завести автомобиль и они, дребезжа всем, чем только можно, медленно стали выезжать на дорогу. Непонятно как им удалось ни разу не застрять на изрытом взрывами поле, но вскоре они уже следовали прочь из города. Скорость приходилось держать небольшую — в выбитое ветровое стекло изрядно дуло.

Пока они ехали, с ними связались по телефону, установленному в машине. Сквозь свист ветра и грохот двигателя до Синдзи доносились обрывки разговора:

— ...в паре километрах от грузовых врат, — отвечала Мисато, мельком взглянув на экран навигатора. — Да. Приготовьте платформу и поезд прямого следования. Нет, не нужно... лучше доставьте бригаду медиков к месту встречи. Ничего серьезного на первый взгляд — плечо вывихнул да башкой треснулся, вобщем, пришлите Маэно, пусть посмотрит...

На выезде из города им пришлось изрядно попетлять на развилке, пока Мисато не свернула в какой-то боковой тоннель. Спустя примерно полкилометра дорога привела их к десятиметровым стальным вратам. Капитан Кацураги остановила автомобиль и, не заглушая двигатель, выскочила из него и порхнула к терминалу, висевшему на стене. Она что-то быстро набрала на клавиатуре, резво провела непонятно откуда взявшейся в руках картой по щели считывающего устройства и поспешила обратно в машину. Створки врат загудели, вздрогнули и стали медленно расходиться в стороны.

Они въехали в обширное помещение бывшее, судя по всему, грузовым терминалом — на это указывали сгруженные у левой от входа стены контейнеры и погрузчики с тележками. По правую сторону были устроены два сектора: для пропуска людей и техники. Все врата, кроме одного для транспорта, за номером A-7, были закрыты бронированными створками. Мисато уверенно повела машину к въезду на платформу. Небольшой коридор заканчивался стальной плитой с нанесенной на нее половинкой фигового листа, накрывающего буквы 'NERV'.