История

Солнце только-только начинало подниматься где-то там, на Востоке. Я навалился на руль и плавно покатил своего 'Мула' в сторону оврага. Покатил потому, что в данной комплектации для езды он не приспособлен. Мощный задний багажник, на нём объёмный сумарь, по бокам колёс два вместительных кофра из толстой кожи, прообразом которым послужили пехотные ранцы 1812 года. Спереди большая, крепкая, мелкоячеистая металлическая корзина, с боков, опять же, висят полуовальные эмалированные 12-ти литровые вёдра. И всё это забито до отказа. К рамке плотно примотаны, так сказать, орудия производства. Да я и сам упакован не слабо. Плотная футболка, 'зимняя' тельняшка сверху, подарок сына, потеплей иного свитера будет, потом куртка со штанами, мой старый, но ещё ходить и ходить в нём, камок. Портупея. Под штанами добротные трикошки, когда тебе за полтишок, они не лишние, знаете ли. На ногах, на плотный носок, крепкие, но разношенные берцы. Нигде не жмут, не давят. Завершает 'ансамбль' просторная куртка из плотного брезента с капюшоном, ну и 'Балаклава' на голове. Казалось бы, с таким грузом, так одет, кабы не замариноваться в собственном соку. Но тут все рассчитано. Я всегда в утренний рейс по максимуму гружусь, по холодку, не спеша, с 'перекурами'.... Дойду до дачи и даже не вспотею. У нас в конце апреля, другой раз, и посерёд солнечного дня задубеть можно.

Когда я подкатил к краю Блудова оврага, выяснилось что, сегодня туман прибывает в своей плотной ипостаси. Ну что ж, не в первый раз, потихоньку, помаленьку, начал спускаться вниз. И с этой и с той стороны, в местах подъёма, склоны были достаточно пологими, а кое-где люди слегка помогли природе лопатами. С каждым шагом становилось всё темнее, я будто бы погружался в топлёное молоко, обзор не превышал полутора метров. Уже почти спустился, как вдруг колесо обо что-то стукнулось, руль мотнуло, и велик всей своей массой резво рванул вниз. С криком 'Мля-а-а-а, стой падла-а-а' я, держась за руль, проскользил по склону метров пять и... о чудо, сумел не только остановить этот грёбаный тарантас, но и остановиться сам. Меня аж в пот бросило. Как я не навернулся со всеми гунями... уф-ф!!! Осмотрелся... ну это такая фигура речи 'осмотрелся', ощущение, что видно меньше метра, то есть, ни шиша не видно. Стой, не стой, а двигать надо. Я снял рюкзак, поставил стоймя, опёр об него велик, пошатал конструкцию — вроде не падает. Сделав несколько шагов, практически на ощупь, я чуть в воду не вошел, вовремя тормознул.

— Это что еще за хрень — пробормотал я — откуда здесь столько воды. Я прошел немного вправо, потом столько же влево, ни чего не поменялось — вода.., много воды. Ещё этот гадский туман... и в такой плотный я действительно ещё ни разу не попадал. Ни черта не видно.

— Эй! Алё! У вас тут что, бобры стахановцы завелись! — крикнул я в туман — Или потоп местного разлива, э? Туман ответил мне мертвящей тишиной. Бры-р-р! Меня передернуло, то ли от холода, то ли от нервов. Что-то напрягать меня стала эта белая гадость. Вот насмотришься всяких нехороших фильмов, где из тумана всякая гадость лезет....

Так — сказал я сам себе — надо вылезти наверх и слегка подождать. Когда я карабкался по склону, то якобы в шутку бурчал под нос 'Вот говорила мне бабушка Алевтина, не ходи Петенька в туман', а на самом деле мне было страшно, не хорошим таким, иррациональным страхом. Когда я вылез из оврага, у меня ещё заодно и глаза на лоб вылезли.

— Алевтина Петровна, дорогой вы мой человек, надеюсь на вас и уповаю — я прижал руки к груди в молитвенном жесте — очень хочется мне, что бы это вы сегодня с утра, дабы проучить неслуха окаянного, подмешали мне в квас хрень-траву. И всё что я вижу сейчас, мне только кажется!!!

Вместо Лутошкино, до которой в прямой видимости метров триста от оврага, буквально из под ног начинался пологий подъём на каменистую возвышенность, покрытую прошлогодней травой, которая тянулась и вправо и влево, на сколько хватало обзора. Ничего подобного тут и сейчас быть не могло. Не могло, но было! Ах, какие нехорошие предчувствия накатили на меня, аж до слабости в коленках. Я обернулся посмотреть, что находиться на противоположной стороне оврага, однако, вспухший белёсым горбом туман совершенно не давал рассмотреть хоть что нибудь.

— Что ж, поднимемся в гору и обозрим окрестности — дал я сам себе задание. Когда метров через пятьдесят, я поднялся на вершину каменистого гребня, то картина, открывшаяся предо мной, повергла меня в ужас, трепет, восторг — всё сразу! И, тем не менее, в то, что мне открылось, я поверил сразу и безоговорочно.

Мне незачем кататься по земле с криками 'не верю' и 'этого не может быть', рвать волосы, бить себя по щекам и щипать за бока, дабы проснуться. Убеждать себя, что возможно мне стало плохо, и я сейчас лежу под капельницей в палате интенсивной терапии, и всё что я сейчас вижу это — глюки! Я всегда был сторонником 'реальности данной нам в ощущениях'. Если ты видишь, слышишь, обоняешь, если тебя прошиб холодный пот и дергается веко, это и есть — реальность! Все остальное, от лукавого. А ещё я всегда считал себя психически устойчивым!

— Ну что, Петруха? Судя по всему случился с тобою грандиозный попадос! И мне кажется что, загремел ты браток, в гости к мамонтам и саблезубым тиграм!

Невеликий костерок весело потрескивал промеж трёх камней, на которых стоял, побулькивая, котелок с густым варевом. Пару картофелин, бомж-пакет, мелко покрошенная ветчина, хлеб намазанный паштетом, в перспективе чай с сухарями — шикарный будет ужин. В сумерках угасающего дня я задумчиво смотрел на языки пламени, вновь и вновь 'пережевывая' события прошедшего дня. Дня, круто изменившего мою жизнь, сколько бы её не осталось.

Тогда, утром, когда я забрался на гребень, мне открылась слегка холмистая лесостепь, уходящая во все стороны, насколько хватало взгляда. Где-то далеко, по моему на северо-востоке, просматривались не высокие горы. Сквозь белёсую муть на небе еле-еле просвечивало встающее солнце. Но самое главное, что меня потрясло, это то что, среди рощиц, перелесков и отдельных деревьев на открытых участках степи бродило множество травоядных животных. Я такое только по телевизору про Африку смотрел, а тут явно не Африка. Какое-то время я не мог осознать, что же я вижу, но когда из-за группы деревьев плавно и величественно вышли огромные серо-бурые туши.... Хоть и было до них не близко, но не узнать в этих волосатых гигантах с мощными бивнями мамонтов, можно только специально. Тогда то я и сообразил, в когда меня, приблизительно, закинуло. А как сообразил, то забегал, засуетился. Проверил мобильник — мертвый, в смысле не работает вообще. Кинулся к оврагу, благо туман уже почти рассеялся, слава богу, велик и рюкзак были там, где я их и оставил но, сам овраг тоже сильно изменился. Вместо ручейка — целая речка метров десяти шириной, противоположный склон выше, за ним такая же каменная гряда, как и с моей стороны, но тоже повыше. Я лихорадочно бегал вдоль оврага, поднимался и спускался к велосипеду несколько раз, в напрасной надежде, что этот чертов овраг снова сработает и выкинет меня домой. Слегка истерил... да-а, не лучшие минуты в моей жизни. Потом успокоился, поднял наверх воистину бесценные, в данной ситуации, вещи. Достал из рюкзака свой реконструкторский 'свинокол', булатное, слегка изогнутое, двадцати-сантиметровое лезвие, насаженное на хищно изогнутый отросток лосиного рога, небольшой туристический топорик в нейлоновой кобуре и всё это повесил на портупею. Также достал фальшион в ножнах с креплением из широкого кожаного ремня через плечо и... через плечо же повесил. Отвязал от рамы велосипеда 'копательные' вилы. Короче, вооружился до зубов и опять взобрался на гребень и долго наблюдал за расстилающимся пейзажем, но уже гораздо спокойней и рациональней. И картина, вдруг, наполнилась подробностями и деталями не увиденными ранее. Здесь тоже была весна и как бы не ещё более ранняя, чем там, откуда я прибыл. То там, то здесь, блестели различного размера озерки талой воды, и во многих из них суетилась разнообразная пернатая дичь, да и в небе её присутствовало не мало. Количеств всяких-разных быков, антилоп, газелей, впечатляло. Несколько раз, среди зарослей кустов и прошлогодней травы, мелькали стремительные серые силуэты, очень похожие на волчьи, но даже на глаз, эти были куда более рослые и мощные. Ещё видел явных гиен, и тоже более крупных, чем их товарки в 21 веке. Тут вообще всё крупнее. Ну так и понятно, мамонтовая мегафауна, всякие гигантские олени, лоси, волки, бобры там, выхухоли разные. Ни львов, ни каких нибудь махайродов не заметил, но то, что они есть, не сомневаюсь. Но меня и волки с гиенами сильно напрягли. Ещё мелькала всякая мелочь, зайцы, лисы, шакалы. Из нор повылезали всевозможные суслики, из кустов в кусты шмыгали весьма крупные, и похоже, не летающие птички. Короче — жизнь била ключом!

Потом искал подходящее место для ночёвки, а в месте, так сказать, попадания сложил из камней пирамиду высотой по пояс. Вот сижу теперь, в уютной ложбинке, варю пожрать, и размышляю о тактике и стратегии, что делать, куда бечь, чтобы и самого не сожрали и с голода не помереть?

' Да, стратегия — думал я — нужно понять, есть ли шанс вернутся назад. Концепция 'где выход там и вход' далеко не всегда верна. Взять ту же мышеловку. А ведь есть ещё 'система ниппель' — туда дуй оттуда... ну, сами понимаете. Алевтина Петровна рассказывала, что люди пропадали, да — редко, и даже очень редко, но было.... А вот слухи, что в тех краях появлялся какой нибудь огромный бык или тем паче гиена — не было. Уж если б такое случилось, то местные об этом точно помнили. Лет сто! А значит, вероятнее всего, этот Блудов овраг — дорожка с односторонним движением? И даже если нет — то..., сколько раз за пять лет я пересёк его туда-сюда пока 'механизм' не сработал. У меня нет пяти лет, у меня нет, по большому счёту и пяти дней. Здесь каменистая, не пригодная ни к каким посадкам земля. А нужна плодородная почва, так как есть различные семена, и если их посадить и вырастить урожай — это шанс выжить. На одной охоте я точно не протяну. Кстати, нужно завтра провести тщательную ревизию всего, что у меня с собой. Сейчас ранняя весна, приблизительно за месяц необходимо найти удобное место с подходящей землёй, рядом с водой и желательно достаточно изолированное — легче выживать. Реально? Нужно постараться, так как 'сидение на жопе ровно' — гарантированная смерть! Предаваться унынию и меланхолии — смерть! Восклицать — 'всё пропало' и 'я здесь умру'? Нет — это не мой путь!

Итак — продолжал размышлять я, снимая котелок с огня и пристраивая кружку с водой на угольки — нужно уходить. Самым разумным направлением это вниз вдоль оврага, не спеша, осторожно, внимательно изучая окрестности. Соваться за гребень в лесостепь — глупость. Только если с разведывательной целью, вдруг что интересное попадётся. И, конечно, необходимо переходить на 'подножный корм'. Такого пиршества как сегодня я позволить себе смогу не скоро. Но тут проблема, я ни разу не охотник — это минус, но зато я очень рыбак, а это — плюс. И если я при таком изобилии живности что нибудь себе не добуду, то грош мне цена. Значит, охота и рыбалка и, слава богу, у меня для этого с собой кое-что есть. И ещё необходимо оружие защиты, вилы хороши только как колющее оружие, а фальшион оружие ближнего боя. А с кем мне тут фехтовать? С гиенами, с волками или, не дай бог, с пещерным львом?

Если кто не знает что, такое фальшион то, это средневековое оружие с формой лезвия, один в один мачете, только лезвие у него более широкое и массивное, предназначенное не кустики рубить, а одоспешенных бойцов. И ещё отличается тем, что лезвие переходит в плоскую ручку, а та, в свою очередь, утончаясь в хвостовик квадратного сечения, который, загибаясь прикрывал пальцы и возвращался к лезвию. Потом ручку обматывали кожаным ремешком или проволокой и... вуаля! У вас в руках хоть и не такой красивый как воспетый в книгах и фильмах рыцарский полуторник, а тем паче двуручный фламберг, но... именно такими фальшионами не редко, реальные рыцари в реальных битвах предпочитали проламывать вражеские доспехи. Я себе как раз такой у одного Питерского кузнеца заказал, очень качественное остро наточенное лезвие, прекрасный баланс, добротные ножны из толстой кожи, короче — вещь! Неплохие, кстати, деньги отвалил. Вожу с собой на рыбалку да на дачу, очень удобно камыш порубить, лозинник, кустарник всякий. Да и вообще... мало ли что, люди всякие встречаются, на той же даче, к примеру, принесёт какую нибудь развесёлую компашку, и если у них не будет огнестрела, я с фальшионом в руках их быстро в чувства приведу. Вот завтра я из него и сочиню 'вундервафлю'. Но это завтра, а сейчас поесть и спать, спать, глаза просто слипаются. Лечь на надувной матрас ( в комплект к нему, на дачу, следующим рейсом должна была прибыть раскладушка ), накрыться толстым верблюжьим одеялом, вилы поближе, фальшион под руку, в костёр дровишек подкинуть.... Жаль налобный фонарик — тю — тю, вроде с виду целый, а не работает. Видать не дружит переход с электричеством. Есть шанс что, когда проснусь мне какой нибудь гадский пещерный медведь ноги отъедает? Есть! Но, когда ты активно и интересно дожил до пятидесяти лет, когда вырастил сына, когда поднакопились возрастные болячки и понимание что, хоть в душе тебе всё ещё двадцать лет, но ты уже идешь дорогой, которой суждено пройти всему живому в этом мире, и это естественно и, наверное, правильно.... Тогда многие вещи воспринимаются спокойней, появляется некий фатализм который, как ни странно, помогает жить дальше. И даже наслаждаться ею, и всем тем что, тебе осталось. Все-таки чертовски были правы узкоглазые самураи, выведя формулу — 'Жизнь в каждом вздохе'.

Утро, прямо говоря, бодрило лёгким морозцем, но и сильно радовало тем, что меня ни кто не сожрал. Десяток энергичных движений слегка разогнал кровь. Оживив почти угасший огонь новой порцией топлива я, прихватив фальшион, направился к оврагу — сполоснуть лицо. Только подошел к краю как буквально из под ног с кряканьем и хлопаньем крыльями взмыла стая уток, десятка два. Я чуть богу душу не отдал. Пролетев метров тридцать, они с шумом плюхнулись в воду. Видать, прилетели ути пока я спал.

— Ах, вот я вам — погрозил я им пальцем — тэ-экс, нужно срочно придумать способ добычи такого ценного ресурса.

После водных процедур, кстати, вода хоть и была холоднючей, но достаточно светлой, то ли половодка пошла на спад, то ли снега было мало, я попил чайку и приступил к созданию глефы или, если хотите другое название — пальмы.

Прежде всего, набросал в костёр побольше дров для углей. Затем из одного ранца, полностью нагруженного инструментом, стал доставать и аккуратно раскладывать, на спущенном матрасе, всё что, там находилось. И получилось следующее: в собственноручно сшитом из толстого брезента чехле, такие были раньше популярны у советских автомобилистов, в отдельных карманах, находились следующие бесценные, в прямом смысле этого слова, девайсы.

Молоток обыкновенный, средний. Большие, мощные клещи, ещё с советских времён раритет. Плоскогубцы. Три напильника — большой 'драчёвый', средний, одна сторона плоская другая полукруглая 'шаберный' и небольшой 'бархатный'. Две стамески — побольше пошире и поменьше поуже. Штангель-циркуль — универсальнейшая вещь! Пластиковая ручка-держатель для ножовочных полотен, и сами полотна в футляре, четыре по металлу и два по дереву. Пластиковая бутылочка из под лимонада, в которой были два десятка свёрл различного диаметра. Большая плоская отвёртка и ручка со сменным жалом на большой и маленький крест. Набор надфилей, большие портняжные ножницы и в последнем кармашке — четыре гвоздя двухсотки, шесть стопятидесятки и десяток соток. Так с чехлом всё. Дальше из ранца я извлёк увесистую бухту вязальной проволоки в 1,5мм, ещё один моток, метра в два, медной трех миллиметровой проволоки. Потом я достал его! Коловрат! Никаких электрических, никаких сложных механических деталей — совершенство минимализма и надёжности. От отца остался, сорок лет этот коловрат сверлит дырки, и ещё сто сорок будет сверлить! Не убиваемый механизм! Вообще в СССР умели делать вещи. У меня ещё с собой небольшой плотницкий топор и пила, выкупленные на блошином рынке у старенького дедка, это я вам скажу — не современная хрень. Это сейчас топор не то, что жало не держит — стукни молотком по обуху, вообще расколоть можно. А пила? На пятом сучке зубья затупились, на десятом — половина отломилось но, это не страшно, потому как к этому времени ручка отвалилась тоже. При дедушке Сталине за такой инструмент к стенке ставили и... правильно делали. Целая индустрия, тысячи людей корячатся чтобы на выходе получить говно, которое сломается через неделю — это и есть настоящее вредительство. Так что, отслюнил я тому дедушке немало рубликов и ни разу не пожалел. Я вообще стараюсь иметь только качественные вещи. Заметьте — не фирменные, не брендовые, не дорогие, а качественные. Как повторял мой отец фразу, услышанную от своего отца — 'Я не достаточно богат, что бы покупать плохие вещи'.