Дыхание в басовом ключе

— Обязательно включу это, — подпирающий стенку рядом высоченный взъерошенный брюнет с щедро подведенными черным нижними веками повторил жест, — в свою постоянную программу. Где-нибудь между прожектором в рожу и пивом.

Парень в бандане недоуменно заморгал.

— Это... Так как? Вас устраивает? Я, в принципе, могу начать прямо сейчас. Или, хотите, я еще чего-нибудь?..

Брюнет в два шага пересек комнату, буквально вырвал у ударника из рук палочки, придирчиво осмотрел их и, видимо, удовлетворившись результатом, засунул в наколенный карман свободных штанов в военизированном стиле.

— Вот это, — ткнул он пальцем в направлении большой тарелки, — крэш. Традиционно используется для акцентов. Я не ортодокс, я за новаторства. Но есть же традиции, которые не стоит нарушать — не надо заменять ей рабочий драм. А вон там, на полу, это томы — я так понимаю, вы не знакомы, да? А та бумажка, что ты скинул на левый том, это ноты. С ними ты тоже не знаком?

— Ноты? — на парня было жалко смотреть. — Какие ноты?

— Черные, — устало выдохнул брюнет. — Слушай, иди-ка ты домой, ну, потренируйся там, что ли... Бандана классная, кстати.

Как только дверь за новоявленным Чадом Смитом (прим. — легендарный ударник Red Hot Chili Peppers) закрылась, Шес рванул к ударной установке и, несмотря на смешки со стороны бритоголового, начал осматривать каждый барабан. Он их трогал, гладил, вытирал, передвигал на пару сантиметров вправо-влево, пока все дефекты, видимые только ему, не были устранены. Только тогда он опустился на табурет и устало уткнулся лбом в сгиб левой руки, лежащей на навесном томе (прим. — один из барабанов) прямо перед ним.

— Ты теперь каждый раз будешь это делать?

— Делать что? — Шес не поднял головы, а потому голос его глухо отзывался в барабане.

— Этот танец с бубнами вокруг своих бубнов?

— Тебе-то что?

— Ты же понимаешь, что кто-то будет сидеть за ними? Ты не можешь каждый раз...

— Без тебя знаю, — брюнет резко разогнулся и ударил правой рукой в гипсе по тарелке. Звонкий, шипящий звук наполнил комнату. — Седьмой, Хан, блин, это был седьмой! Легче было взять барабанщика из пионердружины!

— Ага, заодно с горнистом. Нету уже пионеров!

— Пионеров нету, а барабаны остались! Хан, я больше не могу. Честно. Посмотри на меня — я сейчас кого-нибудь порву к чертям собачьим. По-любому, это нереально — за три дня найти замену и натаскать его. Надо отменить в пятницу...

— Я тебе #непечатно# сейчас так отменю, ты у меня #непечатно# будешь #непечатно# пальцами ног по #непечатно# барабанам #непечатно#! — вслед за воплем, ни по децибелам, ни по насыщенности образов не посрамившим бы портового грузчика в лучший его день, в комнату влетел невысокий худой рыжий паренек. Редкая россыпь небольших веснушек постепенно растворялась на начинающем багроветь от злости лице. Кофе в картонном стаканчике в его правой руке норовил перелиться через край, не одобряя бешеную жестикуляцию своего хозяина. — Какая #непечатно# отмена, ты совсем #непечатно#?!

— Дэн, ты #непечатно#, #непечатно#, я ж #непечатно# #непечатно# #непечатно# туда, а ты #непечатно# #непечатно# #совсем-совсем непечатно#!!! — Шес подключился с пол-оборота и добавил, как ни в чем не бывало: — О, это мой кофе?

— Да подавись, — рыжий сунул стакан в протянутую к нему ладонь.

— Спаситель мой, что б я без тебя делал?

— Научился бы сам бегать в кофейню. Это несложно, ножками так топ-топ-топ. Ты мне зубы не заговаривай, что там с ударником?

— Со мной все в порядке, спасибо за заботу.

— Ага. А с нормальным ударником?

Шес нехорошо сощурился и елейным голосом поинтересовался:

— Ты намекаешь, что я не нормальный?

— Боже нас упаси, намекать что-либо подобное, — подал голос Хан, соскакивая с подоконника и выразительно строя глаза Дэну. — Мы все прекрасно понимаем, что...

— Что намеками от тебя нихера не добьешься! — перебил рыжий скандалист. — И поэтому я тебя прямым текстом спрашиваю: ты, придурок #непечатно#, нашел нам ударника с двумя функционирующими руками, растущими не из жопы?

— О-о-о-о! — Хан закатил глаза и отвернулся к окну, делая вид, что внезапно заинтересовался шикарным видом на заводскую стену и парковку. — Да идите вы оба... О, Гудвин приехал. Сейчас будет весело, да.

— Ты находишь происходящее смешным? — Дэн удивленно приподнял левую бровь.

— Я нахожу происходящее до неприличия пакостным, тупым и несвоевременным, но должен же я словить от него хоть какой-то кайф? — он подошел к Шесу, легко ткнул того кулаком в плечо и неожиданно мягко добавил: — Да не психуй ты так. Прорвемся, брат. Еще этот твой приятель должен подъехать, и Лева обещал проверить, да и знаешь что? На самый крайняк — не разоримся, если и выплатим неустойку. Ты Дэна не слушай, он просто нервничает, понимаешь? А надо будет — хрен с ней, с неустойкой. Ты только с Чешко сейчас полегче, понял?

Шес нахмурился, но согласно кивнул. Понял, не дурак. И ежу ясно, что в данный конкретный момент он был далеко не самым любимым человеком у их менеджера. В конце концов, ударник со сломанной рукой во время уже оплаченного тура — это еще тот геморрой. И хотя с одной стороны, они, конечно, за то и платили Чешко весьма и весьма солидный гонорар, чтобы разруливать подобные перекрестки, но с другой стороны, ожидать, что тебе спасибо за такую свинью скажут, было бы, по меньшей мере, глупо. И это только он сам. А ведь есть еще Ал... Нет, Чешко его точно порешит сейчас, тельце хладное прикопает где-нибудь в лесочке, а шкуру повесит на стене в московской студии в назидание всем остальным. И прав будет, наверное. Спокойно, Шес, спокойно, расслабься и получай удовольствие. Из коридора донесся глухой голос, сопровождаемый быстрой дробью шагов:

— ...таким легковерным, Пашка? Сколько ты за эти глупости заплатил? Сколько?! Ну, и кто идиот после этого? — энергичный ухоженный мужчина лет сорока появился на пороге комнаты. Одна рука его была занята большим кожаным кейсом, другая — парой офисных папок, из подмышки торчал ноутбук, а левое плечо прижимало к уху телефон. При этом он ещё и умудрился изобразить жест, говорящий "достал — сил нет" в то время как легко и непринужденно смеялся кому-то в трубку. — А-ха-ха, ну ты даешь! Фуфло твой источник! Ну конечно, Ал появится в пятницу! Ну, а я тебе о чем? Требуй бабки свои назад, да. Всё, давай, до связи.

Новоприбывший прошагал до журнального столика в дальнем от двери конце комнаты, сложил на него свою ношу и, отняв, наконец, телефон от плеча, набрал номер. Ответили почти сразу, и он сообщил неожиданно холодным, лишенным всякого намека на недавнюю веселость, голосом:

— В пятницу все в силе. Павел из "Вестника" только что звонил. Ему уже доложили, а значит, и остальные вскорости узнают. Нет, пока только про тебя. Ал, да какая разница? Ты, главное, появись там. Да, все, на связи.

И только тогда повернулся к присутствующим, обвел их тяжелым взглядом, особое внимание уделяя брюнету, и полу-плюнул, полу-прорычал:

— Придурки!

— Что значит придурки, мы-то тут при чем?! — Дэн буквально взвился. — Вот тебе Шес, его и пили, мы тут просто мимо проходили...

— Мимо проходили? Мимо проходили?! — менеджер быстро и уверенно закипал, сразу видно, не впервой. — Да вы просто... Блин! Боже, где ж я так нагрешил, что ты меня ими покарал?! Почему все не может быть обыденно и стандартно, как у остальных — секс, наркотики, рок-н-ролл?

— Гудвин, это что, компания "открой наркоте свое сердце"? — попытался разрядить обстановку Хан.

— Да лучше б вы ширялись, гады! — менеджера понесло и он начал метаться меж музыкантов, поочередно тыча то в одного, то в другого.

— Один, — подлетел он к Хану, — женится, да так, что фанатки узнают об этом раньше меня. А потом приходит "Ой, Гудвин, великий и могучий, ты же все можешь, сделай так, чтоб эти милые девочки не порезали мою Юлечку на ремни от радости!" Второй не в состоянии пропустить ни одной юбки. Где этот Ромео современного пошиба, кстати? Я уже задолбался выгонять баб из его номера по утрам.

Дэн хрюкнул, чем привлек внимание к своей персоне, и тут же получил причитающееся.

— От третьего выгонять приходится мужиков! Вот скажи, где ты их только с таким маниакальным постоянством находишь? Что? Ах, места знать надо... Мне, дорогой, достаточно знать место, куда ты попадешь, если, не приведи Господи, о твоих похождениях станет известно в массах. Просветить? В реанимацию! И, наконец, бриллиант нашей коллекции, — палец уткнулся Шесу прямо в нос, заставив того свести глаза к переносице. — Я могу пережить хотя бы одну неделю без твоей рожи в прессе?

— Можешь, — пообещал тот, с трудом заставляя себя оторваться от наставленного на него пальца и посмотреть Гудвину в глаза. — Возьми отпуск и отмени подписку на газеты.

— Твою мать! Юморист хренов! Ладно, значит так — про Алека уже пронюхали, значит, в любой момент доберутся и до тебя, поэтому давай быстренько рассказывай мне, что вы с ним не поделили. Ну?

— Наркодиллера.

Шес тут же понял, что ляпнул глупость, но было поздно. Серые глаза расширились, но буквально через секунду Гудвин совладал с собой, поджал губы и не допускающим возражения сухим голосом потребовал:

— Покажи руки.

— Да я пошутил, Толик, ты чего?..

— Руки!

— Да ты охрен...

— Руки, я сказал, покажи!

— Да подавись! — выщерился Шес, вытягивая вперед левую руку ладонью кверху и давая возможность исследовать свои вены.— Гипс снимать или на слово поверишь? Четыре года, Гудвин, #непечатно#, четыре гребаных года, а ты все равно каждый раз!..

— Ну, прости, — Гудвин меж тем продолжал дотошно рассматривать голубые канаты вен, четко проступавшие на фоне бледной кожи. — Просто Ал сказал то же самое...

— Ему ты тоже вены проверял?

— Надо будет, проверю! Блин, как вы меня достали со своими идиотскими шутками! — удовлетворившись результатами осмотра, он оттолкнул от себя руку ударника и раздраженно повторил: — Так что такого вы не поделили с Алом, что ради этого надо было конечности друг другу ломать? И не вздумай заливать насчет падения — эту сказку мне уже он рассказал. Придумай что-нибудь новое.

— Если скажу, что из-за байка, поверишь? — буркнул Шес.

— Байк? Нет, не поверю.

— Да? А из-за денег?

— Нет. Банально, скучно, ты можешь лучше.

— Баба?

— Баба? Да, баба уже правдоподобнее...

— Я говорю, там баба! — Шес ткнул пальцем в направлении двери и четыре пары глаз уставились на молодую высокую девушку, выглядывающую из-за плеча только что вошедшего в студию парня. — Романыч, мы по недосмотру заняли помещение вашего местного дома свиданий? Мы, вообще-то, на репетиции своих баб не водим, не то что твоих.

— Закрой пасть, — беззлобно огрызнулся названный Романычем, — здесь дама, — и, выпихнув девушку вперед, добавил: — Знакомься, кстати, это Витек. Я тебе про нее рассказывал.

— Витек? — Шес как-то растерялся. — Витек?! Это который друган твой? Который ударник?

— Аха, — Романыч самодовольно улыбнулся и подпихнул девушку еще ближе к обалдевшему Шесу. — Ударник, дорогой.

— Я сейчас вернусь, — прошептал брюнет и спокойно вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.

— Вот видишь... — повернулся Романыч к девушке, когда его прервал дикий вопль из коридора, прекрасно слышимый, несмотря на наглухо закрытую дверь.

— Да вашу ж мать!

Глава третья, в которой героиня берет слово.

День не задался с утра.

Вот у вас так бывает — просыпаешься, солнышко светит, травка зеленеет, птичка за окошком чирикает, а ты на все это великолепие смотришь и думаешь: "Че раскаркалась, блин"? Не бывает? А вот у меня периодически бывает. И в такие дни я заранее знаю, что бы я ни делала, как бы ни исхитрялась, на какие бы уловки ни шла, будет только хуже. Такое впечатление, что все окрестные неприятности, чуя мой душевный настрой, словно гончие зайца, вылезают из своих норок и липнут, липнут, липнут. От этого мое и без того не шибко радужное настроение портится еще больше, а гадости, соответственно, радостно усиливают свой напор.

В такие дни хочется просто спрятаться куда-нибудь, желательно подальше и поглубже, и молиться, чтобы поскорее наступило завтра. А еще лучше — повеситься, потому как никто не обещает, что это самое завтра не будет таким же паскудным и гнусным.

Вот и сегодня, едва разлепив глаза, я поняла, что это один из тех самых дней.

Какое-то время я еще пыталась игнорировать очевидное, но жизнь быстро расставила все на свои места. Начнем с того, что в мобильном села батарейка. А потому логично, что будильника не было, и я самым беспардонным образом проспала, хотя и собиралась встать пораньше, чтобы в кои-то веки накраситься и уложить волосы. В ванной стало понятно, что с точки зрения коммунальщиков среднестатистическому человеку поутру абсолютно не нужна горячая вода. Холодная, впрочем, тоже, как я убедилась, безрезультатно дергая туда-сюда кран. Кофе закончился, молоко скисло, Олежек доел мою последнюю печенюшку с корицей, хотя вроде как терпеть их не мог, и теперь сидел на кухне, печально взирая на взлохмаченную меня и ожидая завтрак. То, что пожарить яичницу он мог бы и сам, а заодно и на мою долю, братишке в принципе в голову не приходило. Ни-ког-да. Но сегодня меня это особенно взбесило.

Вытащив из холодильника яйца и сыр и разложив их на столе, выразительно ткнула пальцем в сторону плиты и ушла одеваться, спиной ощущая полный недоумения взгляд. Стирка, благополучно забытая с вечера, естественно, сама себя не развесила и не высушила, а потому пришлось натягивать узкую юбку до колена, которую я терпеть не могу. Вообще-то, сначала руки потянулись к джинсам, но, представив лицо директрисы при виде такой вольности (что Вы себе позволяете, у нас, между прочим, приличное заведение!), я с видом великомученика, идущего на плаху, взяла это гламурное орудие пыток. К ней же еще и туфли на каблуке придется обувать! Ну за что мне это?

Олег с укором хлопнул входной дверью, давая прочувствовать всю глубину моего падения в его глазах и поднимая вопрос, а светит ли мне вообще сегодня завтрак? Проведя нехитрый расчет с помощью часов, тех частей мозга, работа которых не зависит напрямую от уровня кофеина в крови, и какой-то матери, и придя к крайне неутешительному выводу, я поплелась будить Даника. Заспанное четырехлетнее сокровище, не открывая глаз, лягнулось, безошибочно попав по коленной чашечке, и, перевернувшись на другой бок, сладко засопело дальше. Так захотелось прилечь рядом и, послав все к черту, прижать его сонное тельце к груди и поваляться так еще хоть полчасика. Но... нельзя. Служба зовет, так сказать, и хотя меня там явно никто не ждет, попробуй только опоздай. Я аккуратно потянула одеяло на себя.

— Сыночка, вставай, солнышко.

— Нет!

— Сыночка... Уже утро, хороший мой. Зайчики вон проснулись.

— Вот пусть они и встают.

— Данечка, ты в садик опоздаешь.

— Хорошо.

— Даня, подъем!

— Ну мама!