Две весны

За несколько секунд преодолев разделяющее нас расстояние, ты замираешь на пороге комнаты. Обернувшись, я радостно улыбаюсь, вложив в эту улыбку все то, что испытываю сейчас и ВИЖУ, как твои глаза распахиваются в немом изумлении, а в следующую секунду зажигаются восторгом и желанием. И от этого взгляда по всему телу проходит электрический разряд, заставив меня еле заметно вздрогнуть. Подняв руку и одним притворно-небрежным движением отведя с лица прядь, прячу жажду в тонком широком рукаве — еще слишком рано.

Пять шагов и ты крепко сжимаешь меня в объятиях, и бесконечно нежно шепчешь в мои, пахнущие ночной прохладой волосы, до сих пор мокрые на кончиках. Зарываешься в них пальцами, утоляешь свою боль:

— Я так скучал...

На мгновение тесно прижавшись к сильному, разгоряченному бешенной скачкой телу, я жадно вдыхаю твой запах, словно кислород. А потом нехотя, но твердо отстраняюсь и, коснувшись губами подбородка, шепчу:

— Я тоже... — безумно, — добавляю про себя.

Проведя весь день в томительном ожидании и позволив себе быть слабым, вечером я становлюсь для тебя другим, сильным. Спокойствие, любовь, вера и тепло — это все, что я могу тебе дать. Пока.

— Я приготовил для нас вино. Открой, пожалуйста.

Перед тем как попросить об этом, я поворачиваюсь обратно к окну, делая вид, что задергиваю шторы и моя просьба звучит так, словно я просто прошу об этом: нужно сделать несколько вещей, помоги мне, пожалуйста, сберечь драгоценные секунды для нас двоих на что-нибудь другое. Хотя на самом деле я просто не хочу лишний раз демонстрировать свою беспомощность. И ты догадываешься об этом... Или уже знаешь. Грустно усмехаюсь — да, есть то, что я могу сделать самостоятельно. Например, одеться, поесть... даже зажечь свечи и сделать много других вещей, но по сравнению с тем, что я мог раньше, это кажется таким простым и жалким.

Наполнив бокалы, ты подаешь один мне, и наши пальцы на мгновение встречаются, послав вдоль позвоночника волну дрожи. От нескольких глотков внутри распространяют приятное тепло, отдаваясь терпкой сладостью во рту. Ты подходишь ко мне и, встав почти в плотную, сплетаешь пальцы свободной руки с моими:

— Как прошел день?

— Мы с Абигайль гуляли по полю и она рассказывала мне о жизни в деревне: о булочнике, который каждое утро, открывая свою лавку, неизменно звонит в висящий у двери колокольчик ровно семь раз, потому что искренне считает, что от этого его хлеб будет продаваться лучше; о мальчишках, которые каждый день бегают на речку с самодельными удочками и каждый вечер гордо возвращаются с небольшим уловом, уставшие, но безумно довольные и их веселый смех еще долго эхом слышится на затихающих, постепенно погружающихся в сон улицах... О смешной девчушке, ее внучке, которой на прошлой неделе, на день рождения, подарили серого котенка и она все время возится с ним, не отходит ни на миг. А еще перед сном она всегда пьет теплое молоко с медом и, расплетая розовые ленточки из золотых косичек, с нетерпением ждет сказку, обязательно со счастливым концом, потому что иначе она уже не будет сказкой... О старой соседке, которая каждый вечер, сидя у огня, что-нибудь вяжет и это занятие никогда ей не надоедает...

Не замечаю, как мой голос звучит все тише и тише... и уже почти шепотом спрашиваю:

— Ты можешь себе представить? Делать что-то на протяжении многих лет, что бы приносило тебе тихую радость и чувство глубокого удовлетворения... — мой голос наполнен искренним удивлением и уважением. Рассказывая тебе обо всем этом, я словно вижу наяву красочные картинки другого, удивительного, доселе незнакомого мира. Они мелькают перед глазами, вызывают в душе бурю эмоций. Люди на них надеются, радуются, огорчаются, верят, спорят... живут... Что-то, какие-то детали я придумываю сам, вдыхая в образы жизнь, в слова смысл, заполняя пустоту разнообразными звуками. Это так интересно: ты словно художник, творец и краски с радостью подчиняются тебе, оживают в руках, в сознании и ничто не в силах ограничить твое воображение, запереть его в жесткие рамки условностей или обстоятельств...

— У каждого человека есть любимое дело, которое приносит ему удовольствие, помогает отдохнуть от забот или наполнить смыслом пустой вечер.

Согласно киваю, улыбаюсь, а про себя вспоминаю, что когда-то давно, настолько давно, что кажется, будто это было в прошлой жизни, моим любимым занятием по вечерам было перебирать тонкие струны гитары, извлекая мелодичные звуки... заполнять их сильными чувствами, призрачными мечтами, светлыми надеждами, потому что тогда мне было легче всего выразить себя через музыку, чем признаться во всем вслух...

— Абигайль такая добрая, во всем мне помогает, — вдруг вспомнив что-то важное, радостно сообщаю — Она обещала в конце недели сводить меня в деревню и познакомить со своей семьей, если ты не против конечно... — в последние слова вкладываю просьбу.

Убрав со лба упавшую на него прядь, ты прижимаешься щекой к моей щеке и, тяжело вздохнув, тихо отвечаешь:

— Ты же знаешь, что это может быть опасно, — и пресекая мои возражения, твердо продолжаешь — Да, я знаю, что ты будешь не один, и что там все друг друга знают, но я все равно буду очень сильно волноваться... — отстранившись, обхватываешь мой подбородок пальцами и слегка приподнимаешь голову — Послушай, давай вы завтра выберите какой-нибудь день, и мы сходим туда вместе, хорошо?

— Но разве...

— Нет, я не буду занят. Поверь мне, уж лучше я перенесу какие-то менее важные дела на потом, чем буду весь день не находить себе места, снедаемый тревогой и беспокойством.

На последних словах ты улыбаешься. Я чувствую это по изменившейся интонации голоса, который ласкает и греет меня, словно лучи солнца. Счастливо улыбаюсь в ответ, прижавшись лбом к твоей груди. Твои ладони медленно скользят по спине, то поднимаясь, то опускаясь.

— Это было бы просто замечательно! Мы могли бы целый день провести вместе. Сначала в деревне, потом вдвоем погуляли бы где-нибудь, устроили маленький пикник на природе... — мечтательно прикрываю глаза — Знаешь, Абигайль обещала показать мне... — замираю, осознав смысл слов, только что сорвавшихся с губ. Чувствую, как ты напрягаешься, на секунду приостановив движения рук. Заставляю себя спокойно продолжить — Живописное место, окруженное с одной стороны лесом, а с другой — целым полем васильков! Она действительно милая женщина, правда, с ней иногда бывает скучно, — понимаю, что опять сказал лишнее и поспешно добавляю шутливым тоном — Но дело не в ней, а во мне: я просто стал слишком привередлив. Вот, например, даже твое общество в последнее время действует на меня угнетающе, потому что я не могу поговорить с тобой о том, что меня действительно интересует.

Снова расслабившись, ты с притворным удивлением спрашиваешь:

— И что же тебя, в таком случае, настолько интересует, но о чем ты не решаешься со мной поговорить?

Провожу указательным пальцем вдоль линии пуговиц на твоем камзоле:

— Ну, например, о приготовлении варенья к зиме так, чтобы ягоды не утратили своего естественного вкуса и полезных качеств.

Громко рассмеявшись, ты нежно поднимаешь меня на руки и начинаешь кружить по комнате:

— О прошу, дайте мне шанс и я обязательно исправлюсь!

Отвечаю тебе смехом, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.

Остановившись, ты подходишь к кровати и, осторожно усадив меня на ее край, делаешь несколько шагов в сторону:

— У меня есть для тебя подарок.

Через несколько долгих секунд ожидания моих пальцев касается дерево и посылает по ним тепло прямо к сердцу, которое, на мгновение замерев, начинает биться с удвоенной силой.

— Я заказал ее для тебя у лучшего мастера, какого только смог найти. Ее специально привезли из Испании, но я не сказал тебе об этом раньше, потому что хотел сделать сюрприз.

— Ты помнишь... — ошеломленно шепчу. Дыхание перехватило и слова даются с трудом. Отложив инструмент в сторону, ты опускаешься напротив на колени и, взяв мои холодные руки в свои, согреваешь дрожащие пальцы дыханием:

— Ну конечно, разве я мог забыть? Ведь ты единственный, кто способен своей музыкой затронуть мое сердце, перевернуть душу... Единственный, кого я когда-либо любил, люблю и буду любить всегда. Все, что у меня есть. Больше ничто на свете не имеет ни цены, ни значения.

Даже не видя тебя сейчас, не видя выражение твоих глаз, я могу видеть перед собой мир, выходящий за пределы этой комнаты с разноцветным очарованием. Во вспыхнувшем свете, на миг осветившем тьму вокруг, ты — единственная фигура, которая никогда не исчезала и не исчезнет. Ты здесь, рядом со мной и именно в этот момент ты заставляешь меня чувствовать себя таким желанным, любимым, прекрасным.... Ища выход из лабиринта боли и предательства, я опрометчиво наступал на шипы, проливая кровь своих выходящих за пределы эмоций. Почему я так торопился совершать ошибки и слишком поздно находил в себе силы их исправлять? Но теперь я знаю, что если не кровь, то слезы могут смыть все следы боли и в конце-концов все, во что мы верим, становится ближе из-за всего того, что мы оставляем позади. Самые важные вещи лежат позади наших век и это больше не мечта. Я нашел мое самое важное место и оно здесь, рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты смотрел продолжение этой заблудшей мечты своими глазами, такой уставшей от долгих странствий и, казалось, навсегда потерянной в прошлом мечты... Поднеся твою руку к лицу, я вожу солеными губами по открытой ладони и слушаю твой тихий голос:

— Знаешь, благодаря тебе я смог понять одну простую вещь: начало рая, в который мы так верим, прямо здесь, на земле и только от нас зависит, хватит ли нам сил и веры создать его. Я каждый день благодарю небо за второй шанс, за то, что ты смог простить меня и снова доверить свое сердце. Я больше никогда тебя не отпущу.

Ткань халата падает с плеч, подставляя кожу под жаркие поцелуи, требовательные ласки рук и окружающий мир меркнет, перестает существовать. С губ срываются прерывистые вздохи, протяжные, наполненные мольбы и наслаждением стоны. Тяжелый шелк волос скользит между пальцами, касается чувствительной, распаленной прикосновениями кожи, охлаждая огненные следы, оставляемые на ней губами... Беспомощно цепляюсь за твои плечи, изо всех сил пытаясь удержаться на скользкой грани сознания. Вскрикиваю от неожиданности и легкой, но такой желанной боли, когда ты резко подаешься вперед, даря чувство приятной заполненности. Острое понимание того, что так и должно быть. Единственно правильное, необходимое... Прерывистое дыхание, нетерпеливые движения навстречу друг другу. Нежно собираешь стоны с приоткрытых губ. Руки прижаты к смятым простыням. Сплетение пальцев, сжимая, удерживая... Достигнув пика, созданный нами мир взрывается, опаляя раскаленной лавой, и накрывает острой волной наслаждения. Воздух, застыв на мгновение и задрожав, осыпается на пол звонкими осколками. Выгнувшись, кричу, но не слышу ни звука, оглушенный тишиной, в которой тону, не чувствуя тела... Постепенно, словно издалека, до слуха начинают доходить бешенные удары сердца, отдаваясь одновременно внутри и снаружи меня. Кружа по комнате легкими белыми перьями, медленно опускаюсь на кровать, расслабляю судорожно вцепившиеся в простыню пальцы. Хватаю ртом воздух. Оживаю. Ощущаю на коже свежесть росы... Перекатившись на спину, ты увлекаешь меня за собой и, положив голову тебе на грудь, я прислушиваюсь к сильным равномерным ударам твоего сердца. Твои пальцы ласково скользят по моим волосам, убирают мокрые пряди со лба и, чувствуя, как веки наполняются тяжестью, я нахожу рукой твою ладонь. И наконец, позволив себе потеряться в счастье, я закрываю глаза, потому что знаю, что когда проснусь, ты будешь рядом...

Открываю глаза, и чувствую в воздухе ускользающий дым потушенных свечей. Слышу, как легко колышутся занавески, в которых запутался ветер. Такое странное ощущение... Наверное потому, что внутри так спокойно, а ведь я уже привык, каждый раз просыпаясь посреди ночи, чувствовать в груди тяжесть от очередного кошмара... Провожу языком по припухшим от поцелуев губам, прислушиваясь к странной тишине вокруг, не нарушаемой даже стрекотом кузнечиков за окном. Вытянутая в сторону рука касается пустой подушки и сердце, на миг сжавшись от тревожного предчувствия, начинает биться быстрей.

Бесшумно поднявшись, на ощупь нахожу на полу халат и, накинув его на плечи, напряженно прислушиваюсь. Ни звука. Весь дом словно погрузился в крепкий сон, но мне кажется, как будто в темноте кто-то или что-то притаилось и теперь выжидающе наблюдает за мной недружелюбным взглядом холодных глаз.

Осторожно ступая, приближаюсь к двери, стараясь унять дрожь от внезапно охватившего тело холода. Дверь слегка приоткрыта, а за ней все та же пустая тишина, которая давит на нервы, пугает, вызывая чувство тошноты. Тихо зову тебя по имени, но звук голоса путается, теряется и исчезает... Вдруг внутри словно рвется какая-то струна и, рванувшись вперед, я как безумный начинаю шарить руками по сторонам, пытаясь что-то найти... что-то очень важное... Мне кажется или я действительно начинаю сходить с ума?

Упав на колени, обхватываю плечи трясущимися руками и тихонько всхлипываю, безуспешно пытаясь сдержать слезы. Что происходит? Что мне делать? Где ты?! Я уже не понимаю, где нахожусь. Единственное, что я знаю — это то, что тебя рядом нет и это знание наполняет сознание удушливым липким страхом, причиняет боль... Упрямо твержу себе: это все сон, просто дурной сон... Я должен проснуться, пожалуйста... Умоляю кого-то в темноте позволить мне проснуться... И неожиданно замираю, услышав снаружи какой-то шум. Напряженно прислушиваюсь, чувствуя, как болезненно сжимается сердце... И в следующее мгновение, сорвавшись с места, бегу на звук и врезаюсь прямо в теплые объятия.

— Что случилось? Почему ты не спишь? — твой взволнованный шепот заглушают безумные удары сердца, готового выпрыгнуть из груди маленькой испуганной птичкой и поэтому я не могу сразу уловить смысл слов. Обхватив лицо ладонями, ты запрокидываешь мою голову и пристально вглядываешься:

— Ты плакал?.. О Господи, прости меня, прости, я не должен был оставлять тебя одного, — твой голос срывается от раскаянья и моей боли, уже ставшей твоей.

Прижав палец к твоим губам, прерываю поток бессмысленных слов — мне не за что тебя прощать:

— Это ты прости меня. Я просто очень испугался, когда проснулся, а тебя не оказалось рядом... Я повел себя так глупо. Пожалуйста, обними меня крепко-крепко...

Подняв меня на руки, ты возвращаешься в комнату и, бережно укутав одеялом, усаживаешь к себе на колени:

— Знаешь, в этой жизни любовь и страх неотделимы друг от друга. Они словно две сестры, всегда вместе. Стоит тебе только всем сердцем что-то или кого-то полюбить и ты становишься заложником страха, потому что знаешь, что ничто не длится вечно, а счастье тем более. Оно словно хрупкое маленькое стеклышко, через которое мы можем смотреть на солнце... Я знаю, что бываю неправ, делаю поспешные выводы, ошибаюсь. Я не могу тебе обещать, что отныне все всегда будет хорошо и тебе больше никогда не придется страдать. Я могу обещать только то, что сделаю все, что в моих силах, чтобы эта боль была как можно меньше. Единственное, что я прошу, верь мне и не бойся. Я хочу, чтобы в нашей жизни больше не было места ни страху, ни сомнениям, ни тем более боли. Я хочу, чтобы ничего этого не было между нами. Только ты и я.