Кубки уже все на буфете стояли — чистые. Тростник с пола вымели и успели настелить новый. Я пометалась по залу, как собака, потерявшая след, и остановилась в нерешительности. Повернулась к Туге. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел на камин. Я тоже посмотрела. Камин как камин — большой и просторный как комната, внутри очаг, подставки для вертела, полки по бокам и две скамьи. В отчаяньи я обшарила полки, заглянула под скамьи — ничего, только корка сухая в щели между камнями застряла. Я выколупала эту корку и даже раскрошила, хотя видно было, что она сама размером с кольцо.

Села я на скамью, постучала ногтями по зубам — это так я думаю — и принялась вспоминать, что вчера было. Вот я объелась — папа только приступил к пирогу с утиной печенкой. Вот я вернулась и села на тот край стола — подальше от очага, откуда тянуло жареным мясом. Папа уже спорил с Креселем о каких-то долях и процентах. Даже до меня долетал папин голос, хотя наши музыканты старались вовсю. Слепой Бревольд играл на сетаре, Туга дудел в окарину, а Тин, сурдов внук, — он у нас конюхом — вовсю стрекотал ожерельем из овечьих бабок. Остальные танцевали. Кроме дяди Лагаша и Дарьки. Дядя еще не доужинал. В одной руке он держал копченую свиную рульку, а в другой — наш самый красивый серебряный кубок с оленями. У него под ногами крутились собаки, а дядя время от времени весело их попинывал. Дарька стоял за дядиной спиной с кувшином и уныло отрабатывал пажескую науку. Когда дядя нетерпеливо тыкал кубком в сторону, Дарька подливал ему вина.

Лива танцевала с Тараканом, а мама — с сэном Риго, который только приехал, и едва успел снять дорожный плащ. Мама что-то тихо ему рассказывала, и сэн Риго все время склонял голову набок, отчего волосы пересыпались по плечам красным дождем. И лицо у него было не праздничное. Видно, мама уговаривала его поскорее жениться на Ливе. Будто других девиц у нас нету!

А потом папа ушел с Креселем наверх. Наверное, надоело перекрикивать музыкантов.

— Не здесь, — объявила я Туге. — Наверху, у него в комнате.

Туга разочарованно присвистнул.

— Мне туда нельзя.

— А если с тряпкой и совком, будто прибираться?

— Там мать прибирает.

— А если...

— С цветами! Леди велела, чтобы в каждой комнате были цветы. А значит...

— А значит, у папы тоже! — закончила я.

* * *

Пока Туга водружал на стол букет разноцветных роз, я обшарила папину одежду. Правда, не надеясь на удачу, потому что и догалин из желтой замши, и рубашка ворохом лежали прямо на сундуке. А значит, там уже искали. Потом мы с Тугой встали посреди комнаты, которую папа называл кабинетом, и огляделись. Я выбрала письменный стол, а Туга — подкроватье в спальне, которая была рядом, за гобеленом. Гобелен этот вообще старинный, на нем наш герб вышит и девиз: "Врагам только пепел". Его вышивала жена Ульго Шари, чтобы выкупить мужа из ваденжанского плена. Но Ульго в плену помер, и гобелен остался в семье. Он сильно обтрепался по краям, потому висел здесь, а не в большом зале.

Верхний ящик стола был заперт на ключ, но я с этим ящиком давно знакома. Отстегнула шпильку, на которой держался ирис в волосах, поковырялась в замочке и — щелк! — можно открывать. Внутри было все, что бывает в таких местах, и даже то, чего не бывает: бумаги, мешочек с монетами, кисет с дорогим табаком, россыпь медяков, старая треснувшая трубка, красивый кожаный футляр для свитков, печатка и дохлый паук. Все, как и прежде, только футляр добавился. На всякий случай я его открыла и потрясла над столом. Оттуда вывалился рулон пергаментов, желтых как сухие листья. Я расправила скрученные листы, и увидела на каждом сверху надпись: "Закладная, копия".

Туга возился в спальне, из открытого окна доносился смех Ливы, а я стояла у папиного стола и читала закладные на "поместье, именуемое `Андаланскими львами', с хозяйственными постройками", на "бронзовый светильник в форме круга, о пятьдесят больших свечей, с пластинами цветного стекла", на "ожерелье из трехсот белых жемчужин, работы мастера Бракена"... на все, что было в нашем доме, даже на этот проклятый письменный стол. Но папина подпись стояла только под корабликом Бракены, остальные подписывал лорд Ланс Шари, то есть старший папин брат.

Когда в коридоре раздались шаги, я даже сжалась. На миг показалось, что это идут злые дядьки отбирать наш дом. А потом услышала голос отца и очнулась. Мамочки мои!

Я сунула закладные в футляр, футляр — в ящик. Запереть все равно не успела бы, поэтому просто задвинула ящик на место и шмыгнула за гобелен. Из-под кровати высунулась тугина голова. Увидав мои выпученные глаза, голова все поняла и спряталась обратно. Когда в кабинете открылась дверь, я уже лезла под кровать, путаясь в подоле "того, второго" платья. Мы с Тугой лежали, не дыша, и таращились друг на друга, а я некстати вспомнила, что эта большая дубовая кровать тоже заложена. Я знала, что значит "заложена": была ваша, стала наша; а хотите вернуть ваше обратно — платите.

— Бокал вина, Кресель? — послышался папин голос. — Попробуйте, не какая-нибудь лошадиная моча. Настоящий рестаньо! Сэн Риго привез из Альмандина. Сказочный вкус...

— Нет, спасибо.

— Может, табачку?

Мне подурнело. Сейчас он полезет в стол за кисетом...

— Чуть позже. Лорд Вальмер, я все думал о нашем деле, и пришел к выводу, что стоит попытаться еще раз. Следующая выплата через две недели. Я переговорю с нашими прокурадорами, и, если потребуется, с лордом Элспеной. Написали бы вы ему, что ли?

— Лорду жаловаться я не буду, — звякнул железом папин голос.

— Ну почему сразу "жаловаться"? — протянул Кресель, и я прямо увидела, как он морщит утиный нос. — Вы же служили у него, в конце концов. Да и батюшка ваш, лорд Эрнан, не последний человек в провинции был.

Папа молчал. А я молилась, чтоб ему не вздумалось полезть в стол.

— Прекрасные цветы, — подал голос Кресель. — И прекрасный дом. Было бы жаль его потерять.

Я начала злиться. Какое ему дело! А потом заговорил папа, и я узнала — какое.

— Значит, вы передумали и больше не требуете Ливу?

Наверное, Кресель всплеснул руками. По крайней мере, в кабинете что-то зашуршало.

— Помилуйте, какие слова! Милорд, как я могу...

— Как все, — грубо отрезал отец. — В прошлый свой визит вы прямо сказали: Ливу за выкуп закладных.

— А вы сказали, что добудете средства.

— И повторю сейчас!

Кресель в ответ заговорил так тихо, что я с трудом разобрала его слова. Сильно мешал Туга. Он надышался пыли и теперь отчаянно крутил пальцами нос, стараясь не чихнуть.

— Я понимаю ваши резоны, лорд Вальмер. Отложим этот разговор. Как я вчера говорил, мне удалось очень выгодно пустить ваши деньги в оборот. В крайнем случае, есть еще ростовщики...

— А у ростовщиков есть проценты.

— Проценты я беру на себя. В надежде, гм... на будущее.

— Только учтите, — фыркнул папа, — ваши надежды я оплачивать не собираюсь.

Заскрипело кресло, прокурадор встал.

— Мы вернемся к вопросу о надеждах через полгода, милорд. Не забывайте: эта выплата — не последняя.

Когда скрипнула и закрылась дверь, в соседней комнате долго было тихо. Мы с Тугой пучили глаза и дергали бровями — никак не могли понять, ушел папа вместе с банкиром или остался. А потом кабинет огласило такое слово, что Туга даже зажмурился. А я нет, потому что это слово у меня вертелось в голове с тех пор, как я увидела закладные. Мало того, что мы должны платить за наш дом, так еще и замуж никто не возьмет! Кому я нужна без приданого, с одной шкатулкой?

Но тут я про все позабыла, потому что папа все-таки полез за табаком.

* * *

Даже когда отец ушел, мы не рискнули выйти в коридор из кабинета. Прокрались через мамину комнату на балкон, а уж оттуда скатились по лестнице в сад.

Я не выдержала и рассказала Туге про закладные. Если б не рассказала — лопнула бы месте! Но обсудить это мы не успели, потому что Тугу окликнула Ама и погнала помогать на кухне.

— А цветок ты уже потеряла, Эрнана? — укорила она меня.

Я схватилась за волосы. Так и есть! Ирис мой, вместе со шпилькой, остался в кабинете. Ну и ладно. Если папа спросит, скажу, что искала перстень. Все честно! А внутри пискнула надежда, что, может, он ничего не заметил. А заметил, так не понял, что это мой ирис.

Я повыше вздернула нос и пошла к гостям.

Между старых каштанов слуги поставили козлы с досками, застеленные самой настоящей скатертью. Красной, с золотой вышивкой по краям. Ее бабушка вышивала. Дед рассказал ей про южных диковинных зверюг, и она вышила львов. После чего, по словам папы, они крепко поругались. А дед Эрнан был человек крутой и норовистый. Чтобы доказать бабке, что это моськи, а не андаланские львы, он выписал из самого Андалана две мраморные статуи. Они теперь на въезде стоят. Мы с сестрами дали им имена. Один — Пятнаш, а второй — Безухий, потому что я лично отбила у него правое ухо.

Возле куста шиповника я спугнула Нолана. Он как раз ощипывал розочку и, судя по губам, гадал: любит — не любит. Но я и так могла бы ему сказать, что Лива любит, да не его. Бедный таракан! Он же не виноват, что у него такая фамилия. Но рядом с сэном Риго любая фамилия вянет. Пусть даже и Элспена. Помню я наших лордов — ничего особенного. А все потому, что не дареная кровь.

Увидев меня, Нолан стиснул в кулаке злосчастную розочку, да видно укололся. Но не дернулся и кулак не разжал. Мигнул только странно. Я его даже зауважала.

— Гадаете? — спрашиваю.

Он весь залился красным, стал как шиповник. Выкинул мятую розу и заблеял что-то про красивые цветы. А я вспомнила проклятущего Креселя и разозлилась.

— А вот скажите, лорд Нолан, женились бы вы на Ливе, если б она бесприданницей была?

Сама не знаю, что меня за язык дернуло? Бес попутал. Толстый старый бес, в юттском банке служит.

А Нолан вдруг насторожился.

— Отчего вы спрашиваете, миледи?

— Просто так, — буркнула я и хотела убежать.

А он поймал меня за плечи, развернул к себе и даже чуть приподнял над землей. Смотрит в упор, а глаза дурные.

— Я люблю вашу сестру, — шепчет, — и взял бы ее любую. Если бы лорд Шари отдал ее за меня.

Я дрыгнула ногами, и Нолан меня выронил.

— Ладно, — говорю, — постараюсь, чтоб папа Ливу из дома выгнал. Вы только поймать ее успейте.

Он заулыбался, а я наконец убежала. Терпеть не могу любовных соплей. Вот когда Тин-конюх втрескался в дочку сельского старосты — это да! Туга рассказывал, что он всех деревенских парней излупил, поймал в Белом бору самого зайца-непоймайца и заказал из него рукавички. Девка рукавички даже летом носила, а все равно корячилась. Тогда Тин схватил ее на руки, отнес к реке и пригрозил бросить в воду. Поженились, конечно. Она сейчас у родителей живет, малого нянчит.

Вот это любовь, я понимаю. А розочки общипывать — бабье дело.

* * *

На завтраке-обеде сэн Риго рассказывал про пиратские набеги. Этой весной островные пираты доплыли до Альмандина, и флот лорда Флавена гнался за ними вдоль всего западного берега, до самой Альты Мареи. Сэн Риго вернулся домой только в начале лета.

— Поэтому я едва не опоздал на ваш праздник, Лива, — закончил он, улыбаясь. — На корабль голубя не пошлешь.

Лива захлопала рыжими ресницами.

— Главное — что вы приехали, милорд.

Сказала, как сиропом плеснула. Рядом с сэном Риго почему-то глупеют все, кто носит юбки.

— Конечно, — буркнула я, — а то перед кем хвастаться новым платьем?

Сестра сделала вид, что поправляет ожерелье, а сама расстегнула замочек под кулоном. Все триста жемчужин белой змеей скользнули под стол. Лива ахнула и всплеснула руками. И Нолан, и сэн Риго бросились поднимать ожерелье. Хорошо, они сидели по разные стороны от сестрицы.

Наши псы, Быстрая и Гош, тоже ринулись под стол — подумали, что им косточка перепала. Пошла возня.

— Рядом с твоим платьем, — прошипела Лива, склоняясь ко мне, — любой мешок — обновка! Рыня-дыня!

Не успела я придумать ответ поядовитей, как женихи вынырнули из-под стола. Нолан сиял — еще бы! — он первым ухватил кораблик Бракены. Наверное, думал, что будет вознагражден и так далее... но подлая жаба взяла у него ожерелье и повернулась к сэну Риго.

— Ах, какая я неловкая, — прощебетала она. — Помогите, пожалуйста, застегнуть.

А чего там застегивать? Застежка-то спереди. Тут даже мама не выдержала и приструнила Ливу. А мне стало противно на нее глядеть, поэтому я схватила с блюда последнее пирожное, оставшееся после вчерашнего пира, вылезла из-за стола и пошла на кухню.

* * *

Туга сидел в углу и чистил песком большой котел. Рубашку он снял, чтоб не испачкаться.

Я села рядом на скамеечку.

— Ты поняла, да? — спросил Туга, сдувая челку с глаз.

Я встала, оторвала от чистой тряпки полоску и подвязала ему челку хохолком. Пока подвязывала, думала, но ничего не надумала. Села обратно и честно призналась:

— Нет.

Туга облокотился о грязный край котла. Глаза горели, как у Шнурка, зеленым огнем. Красивые все-таки глаза у моего молочного братца.

— Ну как же! Сперва господин Кресель хотел жениться на твоей сестре, а потом передумал.

Я оглянулась на старую кухарку, Сурдову жену. Но она подхватила кувшин с вином и вышла.

— Ну? — повернулась я снова к Туге.

— Но он не передумал, просто отложил на полгода, так?

— Так...

— Потому что нашел, чем заплатить по закладным.

— Не по закладным, — поправила я, — а это... выплатить... ну, вроде вовремя деньги дать, чтоб дом не отобрали.

Туга кивнул.

— Вот я и говорю, что он нашел деньги для лорда.

— Да у него этих денег прорва! — не выдержала я. — Только он их задарма не отдаст.

Туга нетерпеливо хлопнул тряпкой по боку котла, и я заткнулась.

— Свои не отдаст. А если он вчера нашел то самое кольцо и решил его продать? Или наоборот: кольцо оставить, а своими деньгами заплатить?

Я даже отодвинулась от Туги.

— Он что, больной? Что ему мешает и деньги не тратить, и кольцо прикарманить?

Туга наморщил лоб, отчего хохолок смешно подпрыгнул, и задумчиво пожевал губу.

— Может, он не хочет, чтобы лорд Вальмер разорился? Думает: сейчас заплачу, а через полгода женюсь на Ливе, и все поместье мне достанется.

— А при чем тут перстень? — не унималась я.

— А при том, что вчера милорд с ним беседовал в кабинете. Банкир кольцо стянул и сказал: ах, я подумаю. Подумал, а сегодня заявил, что деньги будут.

У меня даже в глазах потемнело. Точно, так и было! Я прямо услышала слюнявый голос Креселя. У-у, жаба! Все, больше ни разу не обзову Ливу жабой. По сравнению с этой пупырчатой тварью моя сестрица — просто розочка. Шипастая, но розочка.

— А если кольцо у него, — привел меня в чувство голос Туги, — значит...

— Значит, его можно украсть обратно! — закончила я.

Туга радостно качнул хохолком.

— Он наверняка носит его при себе, — пробормотала я и постучала ногтями по зубам. Потом посмотрела на полуголого братца, и меня осенило. — Нужно сделать так, чтоб он снял одежду!

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓