Братство Трилистника

* * *

Итак, я оказался в Калифорнии в 1819 году. Была ранняя весна, и было жарко, а я находился на территории испанского поселения, которое называли Анхелес. Вернее, у него было длинное, строчки на две, имя, но англичане — народ практичный, они посчитали, что одного слова достаточно. Поэтому город и получил такое название. И значение этого города самое что ни на есть стратегическое. Здесь базируется тихоокеанский военный флот Британской империи.

Да и британцы уже несколько лет ведут партизанскую войну с русскими, испанцами и индейцами до кучи. Змеиный клубок противоречий, в котором запутались даже сами англичане. Но было два чётких правила: русские не могли появляться в Анхелесе иначе как в кандалах и, соответственно, испанцы не могли того же в Ясеневом Перевале — самом крупном русском городе на Побережье. Естественно, неофициально. Британцы в этих вопросах очень щепетильны.

Тогда ещё это не было одной страной, это была оккупированная территория, на которой британцы пытались натравить на русских испанцев и наоборот. В этом они не преуспели. Их ненавидело даже местное дворянство, хотя и тщательно скрывало это. Но, к сожалению, я всё это узнал позже. А пока я, ещё безымянный, стою на улице небольшого городка Анхелес, без оружия, хотя и в одежде, что утешение слабое. И самая главная глупость, которую я сделал, — обратился к первым попавшимся людям по-русски. Правда, поняв, что это англичане, перешёл на их язык, но было уже поздно, да и ярко выраженный акцент говорил сам за себя.

Да и кто мне мог попасться из англичан, кроме солдат Его Величества? Чисто теоретически, ещё офицеры. Но мне и этих хватило. Особенно того здоровяка, что сразу достал саблю и, приставив к горлу, приказал следовать за ним.

Парень был простой, как не знаю кто. Он даже не попытался выманить с меня взятку, хотя всё равно у меня её не было. Его приятель, который отдыхал в кабаке поблизости, ему очень сильно на это намекал. Но тот намёка не понял, как будто вообще по-английски не разговаривал. Впрочем, всё равно с меня взять было нечего, кроме штанов. Так что это парочка меня отконвоировала в комендатуру, сдав на руки офицеру. Тот, естественно, посмотрел на меня как баран на новые ворота, выслушал мои невнятные объяснения в духе "плыли на Аляску, а потом раз — шторм — и вот я тут", подумал и приказал отвести меня в гарнизонную тюрьму до выяснения: не его это ума дело, пусть Элфистон или Шербрук с этим разбираются.

Надо сказать, что я вообще ничего не понимал. Но вот в тюрьме мне объяснили, благо сокамерник мне попался правильный и, что самое важное, русский. Сокамерник. Звали его Иван Кусков, и брошен в тюрьму британцами он был как пират, каковым он не являлся, ибо не грабил торговые суда, а просто возил калифорнийским повстанцам оружие и боеприпасы. В один не очень прекрасный день его корабль попал в сильный шторм, сбился с курса, чудом не затонул, но вместо этого вышел прямо на англичан. Достойный бой дать было нереально, поэтому Кусков предпочёл сдаться под обещание, что остальной экипаж не будут задерживать и чинить препятствий для возвращения на Родину. Всё-таки излишне демонизировать британцев не стоит, во флоте служили вполне достойные офицеры, так что, действительно, экипаж был отправлен на Аляску, что лично проконтролировал адмирал Джордж Элфистон, барон Кейт. Однако самого Кускова никто даже и не подумал отпускать. Англичане его регулярно допрашивали, но пока ничего не добились. Да и не добьются. Железный старик, надо вам сказать! Это британцы поняли, а в тюрьме держали его уже из упрямства.

Именно в тюрьме от капитана Ивана Кускова я и узнал всю предысторию этого места. Кстати, в моём мире он тоже оставил свой след, но, увы мне, я не помнил, чем он известен.

Капитан рассказал мне о городе Ясеневе Перевале, неофициальной столице русскоязычного населения Побережья, о Новой Вологде, играющей важную роль, потому как до захвата англичанами именно это поселение, основанное крепостными крестьянами Вологодской губернии, кормило Аляску.

Он мог бы рассказать мне гораздо больше, но капитан не особенно доверял мне, потому что я не мог внятно ему объяснить, кто я такой и откуда здесь взялся.

Отговорился невнятной историей, что я бастард какого-то знатного рода и не могу об этом рассказывать. В принципе это смотрелось правдоподобно, но вот почему я больше вообще ничего не могу рассказать, уже настораживало. И не только его одного.

Кускова в его заключении навещала некая молодая англичанка, утверждавшая, что некогда её отец знал русского капитана и, узнав о его бедственном положении, он, конечно, будучи патриотом, не смел просить Его Величество, а также военного губернатора Побережья об освобождении, но просил облегчить пребывание столь достойного человека в тюремной камере. К просьбе, обращённой, впрочем, не к королю и губернатору, а к начальнику тюрьмы, прилагался увесистый кошель. Так что сухопарый полковник Джон Локхид, на которого были возложены эти обязанности, как джентльмен не посчитал себя вправе отказать в столь пустячной просьбе другому джентльмену. Так что молодая дама навещала старого капитана раз-два в месяц, принося ему еду и новости, которыми Кусков затем делился со мной. Правда, далеко не всеми новостями, но мне была интересна даже та малость, которая проникала сюда сквозь тюремную решётку.

И получилось так, что мечта сбылась весьма оригинальным образом. Да, я был в XIX веке, практически на Диком Западе, но вместо погонь и скачек оказался в тюрьме... Впрочём, всё ведь только начиналось.

Глава 2 (XIX век)

Калифорнийский Лис

Анхелес, 1819 год

Именно в английской гарнизонной тюрьме я и обрёл своё имя, под которым вошёл в историю этого мира. Слушая рассказы капитана об освоении Побережья, я сказал, что зовут меня Владислав, а фамилию я назвать не могу. Потому как знатный род, увы. Поэтому буду Ясеневым. По названию самого крупного русского города. И прошло немало времени, прежде чем капитан Кусков поверил мне. Хотя нет, кого я обманываю, он и не поверил до конца — нужна была проверка, и она вскоре состоялась. Как я уже упоминал, его навещала некая англичанка, которую звали Эмма Хэдли, чья биография была не менее тёмной, чем моя. Что наводило на некоторые подозрения.

От неё мы узнали, что мятежники, рассеянные от Аляски до Нижней Калифорнии, в которую здесь попал Сан-Диего, не прекратили свою борьбу, а продолжают изматывать англичан набегами. Партизанская тактика русских и испанцев, так радовавшая корону во время наполеоновских войн, сильно раздражала их здесь и сейчас. Также Эмма рассказывала о некоем Калифорнийском Лисе, загадочном воине, мастерски владеющим шпагой. Он, закрывая лицо чёрной маской, в Анхелесе и окрестностях отравляет англичанам жизнь: то сожжёт здание, в котором хранятся долговые расписки местных крестьян, то освободит пойманных мятежников, которых солдаты гонят на каторжные работы.

Услыхав про него, я подумал, что потихоньку схожу с ума. Потому что этот благородный разбойник никогда не был исторической личностью, а целиком и полностью являлся вымыслом американского писателя.

В один из тех прекрасных дней, когда комендант тюрьмы Джон Локхид уезжал на север по своим делам, мы сидели у зарешёченного окна и спокойно беседовали о войнах, истории Побережья и делились своими взглядами на партизанскую войну. Я горячился, спорил и что-то доказывал, периодически сбиваясь, чтобы не начать приводить примеры из XX века.

— И знаете, в чём ваша проблема? — выдал я как-то в запале Кускову. — У вас нет цели. Конечной цели мятежа и войны против англичан. Поверьте, как только они добавят к кнуту пряник, ситуация сильно изменится. Те, кто ненавидят британцев сейчас, увидев, что с ними можно договориться, перестанут поддерживать партизан: дворянство, которому начнут давать, а не отбирать земли, купцы, которым снизят пошлины. Вот и всё. Буквально через день мятежники лишатся финансовой поддержки.

Я ненадолго замолчал, переводя дыхание.

— Так скажите мне, чего вы добиваетесь?

— Чего добиваюсь я? — улыбнувшись, переспросил старик. — Я хочу всего-навсего выбраться из этого каменного мешка...

— Бросьте ваши шуточки! Как будто вы, именно вы, капитан Иван Александрович Кусков, человек, который вместе с графом Резановым заложил камни в основании Форт-Росса, не имеете никакого отношения к повстанцам и не поддерживаете с ними связь. Извините, но я вам не поверю.

— Это да... вы очень проницательны, мой юный друг — капитан уставился в небольшое окно, глянув на столь близкую и столь недостижимую свободу. — Что же. Я думаю, ничего страшного не будет, если вы узнаете о том, что по всему Побережью готовится крупномасштабное восстание против британцев...

— Вы уже не боитесь выдавать мне такую важную информацию? Вдруг я всё-таки подсажен англичанами в вашу камеру специально?

— А вы ничего сделать уже не успеете, — Кусков был странно безмятежен. Его взгляд застыл где-то там, где за грязными улочками Анхелеса бился о берега Тихий океан.

— Что вы имеете в виду... — начал я, но тут дверь в камеру отворилась. Я резко обернулся. На пороге стояла женщина. Та самая англичанка, которая навещала старого капитана.

Я не успел вымолвить и слова, как капитан уже схватил меня за руки. Женщина подошла ко мне, и её тонкая и изящная рука сдавила мою шею. Потом, зафиксировав мою голову, не обращая внимания на хрип, она взглянула мне прямо в глаза. Я застыл как будто загипнотизированный, а она вглядывалась в меня вертикальными зрачками. На миг мне показалось, что вся моя жизнь проносится в мозгу. Но это был только небольшой миг. Рука, сдавливавшая мне горло, ослабла, глаза Эммы стали нормальными. Я закашлялся, и капитан выпустил меня. Упав на пол, я продолжал кашлять. Краем уха я слышал разговор между Иваном Кусковым и этой странной женщиной.

— Его история — ложь от первого до последнего слова. Но он не английский шпион. Он абсолютно точно с нами, — бросила она резко и отрывисто.

— Послушай, девочка, — пробормотал Кусков. — Я не понимаю твоих ведьмовских штучек, и что ты там хитришь, но...

— Просто пойми, Иван, — она сказала "Иван", а не "Айвен", как бы произнёс любой англичанин. Да и по-русски она говорила очень хорошо и даже лучше, чем я на русском языке той эпохи. — Да, он выдумал свою историю. Но у него есть оправдание. Скажи он правду — ты бы ему не поверил. И никто бы не поверил. Все бы подумали, что он просто сошёл с ума, и записали бы в дурачки.

— А тебя ведь это не устраивает, — она уже обратилась ко мне. — Ты не за этим сюда пришёл, так?

При этих словах по моей спине пробежал холодок. И хоть говорить я по-прежнему не мог, я согласно кивнул.

— Вот видишь. Он нам поможет.

— Да куда я денусь, — прохрипел я с пола.

— Так что, Иван, будем действовать по твоему плану. Хотя мы с Диего по-прежнему считаем, что бежать должен ты. А его мы вытащим потом, когда всё успокоится.

— Ты знаешь, девочка, что я уже стар, а тюрьма ещё и подкосила моё здоровье. Я уже не могу бежать быстро, да и вообще велика вероятность, что не дойду.

— Мы можем сопровождать тебя.

— Нет. Эмма, не говори глупостей. Это больший риск, чем довериться незнакомцу. Моё лицо слишком известно, а ты, Эмма, и так под подозрением. Да и дон де ла Вега не сможет так долго отсутствовать в Анхелесе, не вызывая подозрений.

— Погодите, — я, наконец, поднялся на ноги. — Вы говорите о Диего де ла Веге, сыне Алехандро де ла Веги?

Эмма хищно улыбнулась. В её глазах заблестело некоторое понимание.

— Мы поговорим о нём и о том, что ты знаешь о Диего, немного позже. Пока же готовься к побегу, раз Иван так настаивает, чтобы бежал ты.

С этими словами госпожа Хэдли скрылась за дверью. После всех этих разговоров мне показалось, что она просто растворилась в воздухе, хотя, конечно, это было не так. Просто тёмно-зелёное платье удачно скрывало эту странную женщину в тенях тюремных застенков. Её материалистический уход был подтверждён звоном золотых монет за дверью, которые перекочевали в карман охранника, после чего засов на двери лязгнул.

* * *

Как оказалось, желание заговорщиков вытащить из тюрьмы Ивана Кускова имело весьма веские причины. Он держал в своей голове расположение наиболее удобных бухт для заходов кораблей, а также места, где находились тайные склады с оружием, боеприпасами и всем, что было необходимо для ведения настоящей войны против господства британской короны на побережье. Узнав то количество информации, что мне надлежало запомнить, я испугался и уже сам предложил капитану сбежать, опасаясь, что подведу мятежников, не запомнив весь объём столь важной информации.

Однако сам Кусков проигнорировал мои страхи и просто вколотил мне в голову то, что требовалось запомнить и передать лично Кондратию Рылееву. Да, поэт и декабрист, Кондратий Рылеев в настоящее время проживал на Аляске, занимаясь делами Русско-Американской Компании и в то же время подогревая мятеж на оккупированных землях.

Наконец убедившись в том, что я запомнил всё точно, он вернулся к прерванному появлением Эммы разговору.

— Всё равно сегодня спать не стоит, — сказал он, продолжая смотреть в окно, где уже догорал закат. — Поговорим чуточку, пока есть время. Мы остановились на том, что восстание не имеет перспектив, потому что нет понятной цели.

— Да, — ответил я. — И вот в этом главное проблема. Население недовольно британцами. Но рано или поздно каждый задаст себе вопрос: — а что будет после того, как мы их прогоним? Присоединимся к Российской Империи? Не вариант после выходки царя Александра. Испанская Империя? Она трещит по швам и уже практически не контролирует колонии, в частности Новую Испанию. Достаточно одного сбежавшего со службы офицера, как владения испанской короны станут новой страной.

В этом месте мне пришлось прикусить язык. Совершенно незачем всем и каждому демонстрировать своё знание будущего.

— Не надо им империй. И республик тоже. Не надо ни к кому присоединяться. Тем более уж к Североамериканским Штатам. Те же англосаксы, только без царя.

— Вот и Рылеев, и Резанов считают так же, — задумчиво сказал Кусков. — Наверное, вам виднее. Я уже стар, привык, что есть царь... а вы молоды...

— Ну, Резанов не так уж и молод, — и снова пришлось прикусить язык, но капитан не обратил внимания на мои слова.

Пока Кусков рассуждал об империях и республиках, я погрузился в свои мысли. Получается, что в этом мире граф Николай Петрович Резанов не умер в 1807 году, а чувствует себя вполне бодро и уверенно. Вполне вероятно, что женился на Консепсьон Аргуэльо и... любопытно, какую роль он играет в партизанской войне в Калифорнии? Ещё из удивительных новостей: дон Диего де ла Вега здесь вполне реален. Из плоти и крови, так сказать, а не вымышленный персонаж. Вот серьёзно. То, что жив Резанов, который в моём мире умер лет за десять до этой даты, в порядке вещей. Что-то изменилось, чего-то не произошло, и жизнь его продлилась. А вот с де ла Вегой было совсем непонятно. Ведь его придумали же!