Ржавые люди на земле

— Поставьте пулемет здесь, — велел Крамер. — А второй — под этим деревом.

— Будет исполнено, герр лейтенант.

Ждать пришлось недолго. Всего через несколько минут они услышали топот шагов.

— Vuur, — спокойно приказал офицер.

Пулеметы дружно затрещали дуэтом. Вторые номера ловко меняли кассеты. Через минуту с небольшим все было кончено.

— Проверьте, уцелел ли кто-нибудь и окажите им помощь, — лицемерно вздохнул Крамер. — Нам не помешают пленные.

* * *

— Го-о-о-осподу помо-о-о-олимся! — старательно выводил митрополит, делая упор на букву "о". Сегодня он лично руководил службой. Прихожане дружно вторили ему. Вечер удался — и праздник тоже.

— Помо-о-о-олимся!

— Иже еси на небеси-и-и-и!

Белголландские солдаты, появившиеся на пороге, застыли в недоумении. Один из них машинально перекрестился. Полковник Давид Антуан посмотрел на подчиненного с нескрываемым презрением.

— Дурак, это же ортодоксы.

— Виноват, герр полковник, — пробормотал солдат.

— Похоже, здесь проблем не будет, — Антуан окинул взглядом помещение. — Такая толпа и все без оружия. Можно сказать, сами себя в тюрьму загнали. Герр Тиммерманс, выставить здесь охрану. Обойдите вокруг церкви и перекройте все возможные выходы. Остаетесь здесь за старшего. Мы поищем другое место для штаба.

— Будет исполнено, герр полковник.

* * *

В дверь кто-то постучал. Уже не пули, понял капитан Шметилло, похоже на удары приклада.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил человек по ту сторону двери. Почти без акцента.

Страшно вспомнить, сколько белголландских студентов прошли через московские и петербургские академии только за последние десять дет! Совершенно ослепленные гордыней российские генералы и адмиралы ничего не хотели понимать. Как же, варвары приехали учиться уму-разуму у ИМПЕРИИ!

Гордыня — смертный грех. И вот пришел день расплаты.

— Кто спрашивает? — поинтересовался Шметилло.

— Люггер-капитан Верхувен, морская пехота ВИК. С кем имею честь?

— Капитан Шметилло, Российская Императорская Армия.

— О! — голос за дверью заметно оживился. — Прошу пана капитана... Простите, уж лучше я по-русски. В моем активе всего лишь короткий визит в Варшаву. О чем это я? Ах, да! Пан капитан, снимайте этот сатрапский мундир. За нашу и вашу и свободу!

— Вы в своем уме, пан Верхувен? — изумился Шметилло. — Вы на полном серьезе мне это предлагаете?!

— А, вы из этих, — заметно поскучнел люггер-капитан. — Честь дороже жизни и прочие высокие материи. Напрасно, совершенно напрасно. Хорошо, мне некуда торопиться. Вы здесь заперты и окружены со всех сторон. Подумайте пока. Хорошенько подумайте.

И Шметилло задумался. Два револьвера, одна револьверная винтовка. И больше ничего. Как бы подороже продать свою жизнь?...

* * *

В ресторане "Веселые крикетисты" дым стоял столбом и коромыслом. Веселье было в самом разгаре. Хозяин был несомненым поклонником Уэллса. Другого объяснения в природе не существовало.

Риттмейстер Абель уставился на открывшийся ему пейзаж с нескрываемым отвращением.

— Содом и Гоморра! Вавилонский блуд! — вне себя от ярости прошептал правоверный кальвинист.

Из-за дымовой завесы появилась пьяная офицерская рожа лица защитника отечества и немедленно бросилась целовать белголландца.

— Дрррруг! Душа горррит! — на мундир риттмейстера брызнули скупые слезы. — Понюшка табака... жизнь моя — копейка...

— Пошел вон, скотина, — Абель изо всех сил оттолкнул "друга".

— Шта?!! — мгновенно изменился тон защитника отечества. — Не сметь! Молчать, когда с тобой разговаривает подпоручик! Свинья! Мерзавец!!!

Риттмейстер выстрелил ему прямо в лицо. Новенький "парабеллум" тут же заклинило, от чего ярость белголландского офицера достигла совсем уже невероятных высот.

На выстрел никто даже не обратил внимания. Это было невыносимо.

— Похоже, здесь проблем не будет, — глубокомысленно заметил один из младших офицеров. — Они даже не поймут, что мы взяли их в плен.

— Что?! — взорвался риттмейстер Абель. — Какой плен?! Открывайте огонь!!!

— Но, господин риттмейстер...

— Исполняйте приказ!!!

Первый стрелок пожал плечами, шагнул вперед, поднял ручной пулемет и прижал большим пальцем гашетку.

* * *

Оппервахтмайстер Питер Ицумото был совершенно спокоен. Он исполнял свой долг. Он был готов (но не пока не собирался) умереть за своего Тэнно (пусть даже японский император вот уже триста лет являлся марионеткой, а приказы отдавал белголландский генерал-губернатор). Он все равно оставался его Императором. Потомком солнечной Аматерасу. Живым богом на Земле.

Брандер (обычная торговая джонка, в трюм которой закачали несколько десятков тонн жидкого беллонита) бросил якорь в намеченной точке. Пора. Осталось повернуть рубильник под штурвалом. После этого у него останется ровно тридцать минут, чтобы вплавь добраться до берега и найти укрытие.

* * *

— Внимание! — возвысил голос полковник Антуан, следя за циферблатом своих часов. — Две минуты! Всем найти укрытие или просто лечь на землю, закрыть голову, закрыть уши, открыть рот! МАРШ!

Солдаты и офицеры поспешили выполнить приказ.

* * *

Лейтенанту Костенецкому, старшему механику эсминца "Всепогодный", тоже не спалось. Он стоял на палубе и нервно курил. Завтра ему предстоял тяжелый день. "Неужели все-таки трибунал? Или обойдется? А если нет? К черту, все к черту! Пусть хоть с позором увольняют. И уеду отсюда ко всем чертям. В деревню, в глушь! В Новый Свет! В Мексику! К едреной матери!!!" Даже не докурив, лейтенант Костенецкий отправил сигарету за борт. В ответ распахнулись адские врата и проглотили его.

* * *

Разумеется, брандер взорвался сразу, и Питер Ицумото вместе с ним. Белголландские полководцы не собирались рисковать.

* * *

Смертоносный вал огня, воды и железа прокатился по гавани и всему городу.

Эсминец "Всепогодный" разорвало на несколько частей. "Догоняющий" впоследствии был найден по другую сторону Фордейского острова. "Изнуряющий" и "Бесподобный" просто затонули на месте. "Всевозможный" выбросило на берег. Другие эсминцы... кто их считал, если даже уцелевшие крейсера и броненосцы можно было пересчитать по пальцам одной руки?! "Мстислав Удалой", "Дмитрий Самозванный", "Иван Грозный", "Симеон Гордый", "Григорий Таврический" — все они отправились на дно. "Потина" перевернулась и тоже утонула. "Лаверну" выбросило на берег. Носовую башню "Вириплаки" сорвало с креплений и швырнуло прямо на палубу "Меллоны", чей пороховой погреб не выдержал такого издевательства. Аналогичная судьба постигла "Темпесту" и "Гекату". Подброшенная взрывом центральная труба "Конкордии" взлетела в воздух, но тут же вернулась обратно, словно ракета. У "Эмпанды" просто срезало верхнюю палубу. Начисто. Таким образом, она стала первым крейсером-кабриолетом в истории.

Всего за несколько минут Тихоокеанский флот прекратил свое существование.

* * *

Трудно было сказать, повезло "Посейдону" или наоборот. Это зависело от точки зрения. Обогнувшая Фордейский остров штормовая волна приподняла альбионский клипер в воздух и катапультировала на сушу. Когда пришедший в себя Хеллборн завершил перекличку экипажа, он понял — отделались легким испугом. Во всех смыслах. Оглянулся в ту сторону, где должен был находиться город. Город горел.

— Боцман, раздайте всем "двойные плащи". Ну, эти, с нашитыми альбионскими флагами. И все, что может излучать свет. Если надо, приготовьте факелы. Выставить охрану. ("Хотя вряд ли кто-то попытается угнать наш клипер"). Остальные — за мной. Прежде всего надо выручать наше консульство.

* * *

— Что это было?! — почти закричал Фишер.

— Не знаю, но "оно" разорвало дирижабль пополам, — констатировал Рубинчик.

Это был якорь погибшей "Меллоны", отправленный взрывом в небеса. Пронесшийся над гаванью по красивой баллистической траектории, он попал прямо в газовый носитель белголландского цеппелина. Запылавший водород был беспощаден. Уцелевших не было.

— Самое время сменить позицию, — добавил Рубинчик. — Бери фонарь и пошли отсюда! Поднимемся в центральный бастион.

Они успели пробежать метров в десять, как в ночи снова прогремели выстрелы. Но Рубинчик не спешил открывать ответный огонь и остановил Фишера.

— Не стреляйте, черт бы вас побрал! Свои!

Это были Хубилаев с Нутелькутом.

— Поднимаемся в центральный бастион, — еще раз объявил свой план Рубинчик. — Надеюсь, до него еще не добрались. Все равно здесь долго не продержаться.

* * *

— Что это было?! — воскликнул граф Макдональд.

— Сядьте на место, Анатолий Павлович, — Пауль ван дер Хам снова поднял оружие и сплюнул. Ковер губернаторской гостиной украсил сгусток кровавой слюны — поверх оседающей пыли.

— Я требую немедленных объяснений!!!

— Я же объяснил вам — мы находимся в состоянии войны. Очень скоро вы начнете получать телефоны... может быть.

— Я более не намерен терпеть... — начал было генерал-губернатор.

— Анатоль! — послышался сверху женский голос. — Анатоль, что случилось?!

Ван дер Хам машинально посмотрел в ту сторону. Макдональд сделал шаг к камину и схватился за кочергу. Оная кочерга вознеслась над головой белголландского консула. Тот машинально спустил курок. Пуля 800-го калибра отбросила губернатора к противоположной стене гостиной, а отдача вернула ван дер Хама на пол.

— Анатоль! Ответь уже наконец!!!

Пауль ван дер Хам тяжело вздохнул и вытащил из кармана еще один патрон.

* * *

— Что это было? — спросил капитан Шметилло, выбираясь из-под обломков прожектора и отплевываясь. — Это они нас пытались подорвать? Нет, не похоже. Поручик, вы где?

Поручик Гримальский не отвечал. Несколько секунд спустя Шметилло понял причину.

— Пся крев, как нехорошо получилось.

Он доковылял до двери и забарабанил в нее.

— Эй, как вас там... Верхувен! Вы меня слышите?

Викс ответил не сразу. Голос у него был печальный.

— Я здесь, пан капитан. Вы что-то хотите мне сказать?

— Я готов сдаться. У меня только одно условие, — с трудом выговорил Шметилло.

— Я вас слушаю.

— У меня тяжело ранен товарищ. Вы должны ему помочь.

— Конечно, — легко согласился люггер-капитан. — Мы же не варвары. У нас тоже есть раненые. Их много, черт побери.

* * *

— Ну, что тут у нас? — полюбопытствовал штабс-капитан Тиммерманс. — Выходите, выходите. Стройтесь. Кто здесь командует?

Ответа не последовало.

— Кто самый старший по званию? — перефразировал белголландец.

— Я... кажется... — неуверенно ответил один из русских офицеров.

— Представьтесь, пожалуйста, — ласково сказал штабс-капитан. — Я не кусаюсь. — Тиммерманс находился в добром расположении духа и мог позволить себе это. Пока все шло слишком хорошо.

— Генерал-майор князь Воздвиженский, — пленник щелкнул каблуками. — С кем имею честь?

— Штабс-капитан Аксель Тиммерманс, Первый Воздушный Флот. Можно просто Аксель, — снова улыбнулся захватчик. — Но это когда мы познакомимся поближе.

Начало прекрасной дружбы было прервано возвращением отправленного в дозор отряда.

— Потеряли трех человек, двое раненых, взят один пленный, — доложил командовавший отрядом мичман ван дер Капеллен.

— Пленный? — переспросил Тиммерманс. — Мичман, вы видите то же самое, что вижу я?

— Простите, герр капитан?

— Какой же это пленный? — удивился старший офицер. — Я не вижу на нем военной формы.

И действительно, фельдфебель Гольтяков был облачен в самый что ни на есть гражданский костюм, в котором обычно ходят представители среднего рабочего класса — скромный пиджачок с карманами, ну и так далее.

— Опять к своей вдовушке ходил, — прошипел его непосредственный командир, поручик Лашманов. — Эх, Гольтяков, Гольтяков...

— Кто такой? — обратился белголландец к приведенному пленнику.

— Фельдфебель Алексей Гольтяков, сто шестнадцатый Ордена Белого Орла первопрестольного князя Ивана Калиты дивизион тяжелых орудий, ваше благородие! — отбарабанил владелец пиджачка с карманами.

— Назавтра бой — их тысяч пятьдесят! — восхитился Тиммерманс. — А нас всего едва пятнадцать тысяч, — несколько неуверенно продолжил он. Давно это было, хотя годы, проведенные в Петербурге, он до сих пор вспоминал с нежностью.

— Смеяться изволите, ваше благородие? — понуро спросил Гольтяков. — Воля ваша, ваша сегодня взяла.

— Ваш брат-русак без сабли обойдется? — уточнил штабс-капитан.

— Не могу знать, — развел руками фельдфебель. Источник цитат был ему решительно незнаком.

— Ты стрелял в моих солдат? — вздохнул белголландец.

— Так точно. Так вы первые на нас напали. Вы уж не обессудьте. Я вот давеча...

— Мичман, расстреляйте этого человека, — повернулся Тиммерманс к своему подчиненному. — Некто, прикрываясь гражданским костюмом, стрелял в наших солдат. Кто он после этого? Обыкновенный бандит. Расстрелять!

По рядам русских пленников прошло волнение. Поручик Лашманов бросился вперед.

— Послушайте, господин капитан, так нельзя!

— Почему? — удивился викс. — По-моему, очень даже можно!

— Но он же военопленный!

— Военопленные носят военную форму и знаки различия, — снисходительно напомнил Тиммерманс.

— Он был в увольнении! — воскликнул Лашманов.

— Ему следовало вернуться в свою часть, переодеться и только тогда вступить в бой, — заявил белголландец. — В этом случае мы бы не имели к нему никаких претензий. Но в свете данных обстоятельств... Дьявол, мне всегда плохо давались ваши бюрократизмы. Исполняйте, мичман!

Самураи потащили Гольтякова к стене ближайшего деревянного барака.

— Прощайте, братушки! — закричал фельдфебель. — Не поминайте лихом! Помираю за землю Русскую и честь воинскую!...

По рядам русских пленников снова прошло волнение.

— Хальтен! — заорал один из охранявших самураев. Остальные угрожающе взмахнули штыками. — Назад!

Лашманов бросился к генералу Воздвиженскому:

— Господин генерал, сделайте же что нибудь!

— Прекратите истерику, поручик, — прошипел высокий начальник. — Не стоит сердить наших белголландских гостей. Охота вам мараться из-за этого быдла...

— Гостей?... — переспросил Лашманов. — Быдло?!... Ах, ты!...

— Вас будут судить! — визжал князь, пока остальные офицеры оттаскивали от него поручика. — Вы посмели ударить старшего по званию! Под суд пойдешь, мерзавец!

— Трус! — бросил в ответ Лашманов. — Другой бы на дуэль вызвал, а ты судом грозишься. Трусом был — трусом и помрешь!

— Дуэль? — искренне заинтересовался Тиммерманс. — Очень, очень интересно! Но сначала мы его все-таки расстреляем.

Но тут, к превеликому удивлению солдат расстрельной команды, еще не успевших занять позиции, фельдфебель Гольтяков сорвался с места и бросился бежать. Его товарищи немедленно разорвали воздух криками одобрения и торжествующим свистом. Первым опомнился штабс-капитан Тиммерманс:

— Стоять!!! Идиоты, хватайте мерзавца! Он же убежит!