Аркхимир, общий файл

Я в недоумении стоял в нависшем безмолвии, не зная, что возразить, да и стоит ли вообще это делать. А миг спустя тишину взорвал оглушительный хохот Руфуса — на протяжении всего нашего диалога он едва сдерживался от смеха. Мелиор прислонился спиной к соседнему дереву и только качал головой. Оставалось непонятным, был ли он несогласен с Малишей и осуждал ловкое плутовство девушки или же удивлялся ее веским, столь последовательно приведенным доводам. В любом случае старец явно не собирался приходить мне на помощь.

В итоге не оставалось ничего, кроме как махнуть рукой и присоединиться к Руфусу — здоровяк все продолжал хохотать, сотрясаясь всем своим массивным телом. Малиша удовлетворенно хмыкнула и как ни в чем не бывало легко вскочила на ноги. А затем, грациозно покачивая бедрами, отправилась проверять нашу добычу.

"Ну что за чертовка!" — провожая ее восхищенным взглядом, подумал я.

Глава II

Лица. Бесконечная череда лиц. Они сменяли одно другое с огромной скоростью. Но каждое каким-то образом успевало врезаться в память, отпечатываясь в ней с невероятной четкостью и вызывая странное, тягостное чувство. Постепенно оно переросло в совершенно иное ощущение, начиная причинять мне почти физическую боль. Когда стало казаться, что так будет продолжаться бесконечно, все неожиданно исчезло.

Правда, ненадолго. Почти сразу же возникло другое лицо. Лицо старика. Такое угловатое, что могло бы показаться гротескным, если бы не исходящая от него невероятная сила. Я мог поклясться, что никогда в своей жизни не встречал подобного лица. И в то же время оно казалось мне до боли знакомым.

Я видел этот странный лик столь отчетливо, что мог разглядеть каждую его деталь. Каждую морщинку. Каждую пору. Словно завороженный, я разглядывал резкие черты старика.

Высокий, изборожденный глубокими морщинами лоб. Острые скулы резко выдаются вперед. Хищный орлиный нос. Густые, торчащие колючками в разные стороны, властные белые брови. Впалые, покрытые колкими вихрами щеки. В белоснежной, ощетинившейся остриями пик бороде едва виднелся почти треугольный подбородок. Тонкие, с загнутыми вниз уголками губы судорожно двигались. Они говорили мне что-то. Но как ни старался я не мог услышать хотя бы слово.

Я с трудом оторвал взгляд от безмолвно кривившегося рта, и мой взор притянули бездонные черные глаза старика. Эти глаза. Они приковывали, создавали ощущение, что я растворяюсь в них. Ощущение, будто нет ни меня, ни времени, ни самого старика, а есть только эти глаза. Проникая и погружаясь в них, я будто проваливался в глубокую пропасть.

Внезапно из угольной темноты всплыл лик кошмарного демона. На голове инфернального существа между четырьмя рифлеными изогнутыми рогами покоилась огромная корона. Усыпанная бессчетными драгоценными камнями, она сверкала и переливалась всеми мыслимыми цветами.

Слугу Преисподней полностью заковывали золотые латы, покрытые удивительными письменами и неизвестными мне знаками — чарующими, манящими и вместе с тем отвратительными. Хоть и не понимая их сути, я ясно чувствовал исходящую от этих витиеватых рун страшную и злую силу.

Запрокинув голову и разверзнув широкую клыкастую пасть, демон безудержно хохотал. Сотрясая все вокруг, его жуткий хохот заставлял все мое существо скручиваться от ужасной боли, клещом впивающейся в мой разум. Очень быстро появилось ощущение, что еще немного и мое сознание просто расколется, разлетится на части. Зажав уши, я попытался хоть как-то защититься от этого всепроникающего чувства и неожиданно боль бесследно исчезла.

Вместе с этим перед глазами предстала совершенно иная картина: сумрачное небо, под которым лежит мертвая земля — выжженная и покрытая сетью огромных глубоких трещин, уходящих в бездонную черноту. То здесь, то там взгляд натыкался на недавно, как мне показалось, разрушенные здания. То, что от них осталось, говорило о древности и былом монументальном величии. Впрочем, теперь архитектурные шедевры представляли собой лишь опаленные огнем руины.

Я оглянулся и увидел, что стою в самом центре этого безжизненного края, простирающегося во все стороны до самого горизонта. Кое-где торчали некогда огромные вековые деревья — теперь лишь черные обугленные остовы. Подобно мертвым корявым пальцам, они тянулись вверх вместе с угольно-черными клубами дыма, что огромными столбами вздымался, казалось, от самой земли и, сбиваясь в чернильные тучи, застилал все небо.

На горизонте что-то полыхнуло. Я пригляделся. Ко мне с невероятной скоростью приближалось небольшое размытое пятно. И в считаные секунды оно превратилось в гигантское летающее чудовище, закрывшее собою весь небосвод.

Это была ужасная, будто явившаяся из кошмарного сна умалишенного тварь, чье тело беспорядочно покрывало невообразимое множество когтистых лап, крыльев и гигантских голов. Усеянные сотнями глаз и жадных пастей, они извивались на длинных толстых шеях, образуя отвратительные, постоянно изменяющиеся узоры. Меня замутило.

Одна из голов изогнулась в мою сторону и из нее выплеснулось жидкое пламя. Я инстинктивно попытался заслониться руками, но внезапно обнаружил, что у меня их нет!

Вместо рук на теле появились шипы, клешни и щупальца. Они, помимо моей воли, тянулись к гигантским воротам, в центре которых сияла огромная печать. Многочисленные конечности с жадностью вцепились в нее, но теперь это уже были лишенные кожи и плоти костяные руки мертвеца, отчаянно и торопливо пытающиеся нащупать трещину, раскрошить многовековой камень. Скорее! Я должен быстрее сломать печать! Словно загнанный, преследуемый безжалостными охотниками зверь, я оглянулся через плечо и с ужасом увидел, как окружающий мир исказился до неузнаваемости.

Издавая неимоверные, подобные жутким стонам звуки, пространство начало рваться, а из разверзшихся дыр появились голодно облизывающиеся языки черного огня. С отвратительным чавканьем пламя принялось жадно пожирать ткань реальности, заполняя собой все вокруг. Оно добралось и до меня. Огонь лизал мое тело, но я не чувствовал ни жара, ни холода, ощущая лишь, как все мое существо медленно заполняет абсолютная пустота. Вскоре не осталось ничего, кроме меня самого. И мое бесконечное, всепоглощающее одиночество, казалось, длилось целую вечность. Но потом появились они.

Сотни, а может быть, и тысячи беспокойно мечущихся в разные стороны глаз. Они словно сочились тьмой, и — я откуда-то знал это наверняка — пытались найти меня.

Стараясь всеми силами предотвратить свое обнаружение, я пригнулся и даже задержал дыхание, но спрятаться было негде. Одно око, расширившись, вдруг замерло на месте, и я понял, что замечен.

В тот же миг все остальные глаза вцепились в меня своими обжигающими точно тысячи раскаленных игл взорами. Они пронизывали насквозь. Проникали внутрь. Завладевали моим разумом. Моей волей. Я не слышал, а чувствовал в себе их страшные, булькающие голоса: они шептали, говорили, стонали, даже кричали и, вопреки тому, что я различал каждый из них по отдельности, все они звучали как нечто единое целое. Слова, произнесенные на неизвестном языке, заставляли трепетать каждую клеточку моего существа. Появилось жуткое ощущение, словно я перестаю быть самим собой, будто что-то непереносимо мерзкое и отвратительное липкими потоками медленно, но неумолимо заполняет мою сущность. Я попытался закричать, однако у меня больше не было ни рта, ни глаз, ни головы, ни тела...

Неожиданно где-то во мне — во мне ли?! — ослепительным светом вспыхнула обжигающая боль, заставляя вспомнить, что я все еще есть! Что все еще осталась какая-то, пусть и маленькая частица моего сознания — именно она и была сейчас мной!

Всеми силами я вцепился в эту крохотную часть, представлявшуюся теперь мне маленькой звездочкой — она изливалась холодным и одновременно обжигающим голубоватым светом. Яркое сияние звезды придавало мне сил и решимости. Нужно было вырваться из этой черной жижи, которая облепила меня со всех сторон и утягивала, подобно всепожирающей трясине, в неведомые глубины!

Я метнулся вверх изо всех сил, вкладывая в этот отчаянный рывок все, что у меня еще осталось и...

С криком проснулся.

Я сидел на кровати, мертвой хваткой вцепившись в левое плечо — жгло так, точно к нему прижали раскаленное клеймо. Поначалу я никак не мог понять, где нахожусь, но голос Малиши и тепло ее тела — я только сейчас осознал, что девушка крепко прижималась ко мне — вернули меня к действительности.

— Все хорошо, Никк, это всего лишь сон, — успокаивающе гладя меня по голове и касаясь губами уха, нежно шептала она.

Я глубоко вдохнул, стараясь умерить сбившееся дыхание. Сердце бешено колотилось, а тело покрывал холодный пот. Ночные кошмары преследовали меня с самого детства, каждый раз заставляя все внутри сжиматься от неведомого мне наяву страха. Впрочем, пробуждаясь, я никогда не мог вспомнить хотя бы что-то из увиденного во сне.

Было еще темно. На столе догорала свеча, озаряя небольшую уютную комнатку тусклым светом. Малиша мягко взяла мою правую руку, все еще судорожно сжимающую плечо, и я невольно отпустил его.

— Тебе больно? — ласково спросила она.

— Уже нет, — с трудом выдавил я, еле ворочая одеревенелым языком. Боль и правда начинала отступать.

— Это она болит? — поинтересовалась моя возлюбленная.

— Она? — я пытался собрать разбегающиеся в разные стороны, словно тараканы, мысли.

— Ну, твоя татуировка!

— Я ведь тебе уже говорил, — я, наконец, понял, о чем идет речь, — это не татуировка, а пятно, что было у меня с рождения.

— То, о чем ты говоришь, называется родимым пятном, — терпеливо, будто в тысячный раз объясняя неразумному малышу основы мироздания, проговорила девушка, — и оно коричневое. А это — черное и к тому же имеет четкую форму странного глаза, — она игриво провела пальцем по моему плечу, обводя находящийся на нем символ.

— Хорошо, пусть это будет татуировкой, с которой я родился, — примирительно сказал я, проводя тыльной стороной руки по мокрому лбу.

Малиша улыбнулась.

— Я принесу воды, тебе надо умыться.

Заворачиваясь в простыню, воительница встала с кровати и зажгла новую свечу. Глядя на ее неторопливые, полные грации движения я начал успокаиваться. Из другого конца комнаты девушка принесла таз с большим кувшином холодной воды и поставила их на находящуюся рядом с кроватью деревянную скамью. К этому моменту мне уже более-менее удалось взять себя в руки.

Я поднялся, демонстративно ничем не прикрываясь, что вызвало звонкое хихиканье Малиши, резво юркнувшей обратно в кровать. С удовольствием зарывшись под одеяло — ночи уже становились холоднее — она принялась с интересом наблюдать за мной. Сделав вид что ничего не замечаю, я принялся деловито умываться, не жалея воды и на тело. Пару раз я как бы ненароком плеснул в лежащую девушку, что с ее стороны явилось новым поводом для веселья.

Холодные водные процедуры произвели на меня поистине чудодейственный эффект: теперь я был полностью спокоен и даже начал забывать о том, что еще недавно проснулся с душераздирающим криком. Я насухо вытерся полотенцем, лежащим тут же у табуретки, и нырнул в кровать, где меня, надо сказать, ждали.

Тело воительницы после ледяной воды показалось мне обжигающе горячим. Слегка задевая Малишу кончиком носа, я ужом прополз под одеялом и наши лица оказались друг напротив друга. В тусклом свете ее глаза сверкали подобно драгоценным камням, а губы изогнулись в пленительной манящей улыбке, но я, желая слегка поддразнить возлюбленную, лег на бок. Девушка с интересом повернулась ко мне. Это-то мне и было нужно!

Быстро протянув руку, я положил холодную ладонь на спину Малишы, что заставило ее слегка взвизгнуть от неожиданности, и гладящим движением неторопливо провел по нежной и бархатистой спине девушки, а затем, властно обхватив тонкую талию, притянул возлюбленную к себе.

Малиша не стала сопротивляться, и наши губы слились в поцелуе. Ее язык дразнящими движениями дотрагивался до моего, заводя и возбуждая меня. Я крепко сжал упругие ягодицы девушки и, перевернув ее на спину, принялся целовать длинную шею. И неторопливо спускался все ниже. Запах ее тела буквально пьянил. Задержавшись на великолепных грудях — высоко расположенные соски набухли от возбуждения — я перешел к мягкому и в то же время упругому животу.

Изнемогая под разжигающими ее желание ласками, воительница, не выдержав, раздвинула ноги и легким, но настойчивым нажатием рук опустила мою голову еще ниже. Когда я прикоснулся губами к ее прекрасному "цветку" из груди девушки вырвался томный стон.

Медленными, постепенно ускоряемыми движениями языка я заставлял Малишу извиваться от наслаждения, и нашу маленькую комнатку наполняли все более громкие и жаркие ее стоны — они, в свою очередь, сводили с ума меня. Достигнув крайней степени возбуждения, я заставил себя оторваться от этого в высшей мере приятного занятия и одним быстрым, но мягким движением вошел в девушку.

Малиша стиснула меня своими далеко не слабыми руками и, рыча, вцепилась зубами мне в шею. Это помогло окончательно не потерять голову и сосредоточиться на важности дела, к которому я подошел со всей ответственностью.

Медленно двигаясь, я постепенно заставил возлюбленную немного расслабиться и слегка ослабить свою железную хватку. Впрочем, к тому времени мое тело выглядело так, точно побывало в логове изголодавшихся упырей. Хотя тут я, наверное, все-таки немного преувеличиваю. К слову сказать — такое обращение мне даже нравилось: на фоне вожделенного блаженства, полностью объявшего меня, подобные людоедские зверства обретали довольно пикантный характер! Откинувшись назад и упиваясь созерцанием роскошного смуглого тела партнерши, которая изнемогала под моим нарастающим натиском, я наконец позволил себе полностью отдаться всепоглощающей страсти.

Однако всему на свете — а особенно прекрасному! — суждено когда-нибудь заканчиваться. Надо сказать, что держался я мужественно и, как всегда, вышел из битвы победителем! Конечно, пришлось приложить определенные усилия и проявить железную волю, но результат того стоил: довольная Малиша, чуть ли не мурлыкая, свернулась рядом, положив голову мне на грудь. Руки девушки нежно обвили меня, а ее слегка растрепавшиеся волосы щекотали лицо.

— Что тебе снилось? — неожиданно спросила она, выводя меня из приятной полудремы.

— Не помню, — честно сказал я. — Но судя по тому воплю, с каким я проснулся, можно предположить, что не лужайка с прекрасными пастушками...

— Я тебе дам прекрасных пастушек! — тихо пригрозила моя суровая воительница, но я знал, что ее лицо снова озарилось улыбкой. — Кстати про пастушек, — добавила девушка уже серьезно и даже с небольшим упреком. — Зря ты позволил крестьянам заплатить в два раза меньше обещанного! Битый Рог — сжариться его душе на огрской сковороде! — оказался крепким орешком и стоил нам гораздо бо?льших усилий, чем мы изначально рассчитывали.

— Да брось, — ответил я как можно мягче — Малишу было очень легко обидеть. Я старался всячески избегать разногласий с ней, и иногда для этого требовалось все мое дипломатическое мастерство. — Эти бедняки и так, наверное, отдали нам почти все, что у них было. А ведь впереди их еще ждет зима!