Записки средневековой домохозяйки

К тому же остальные шестеро мужчин — его друзья — следовали за нами по пятам. На их лицах то и дело проскальзывало недоумение, смешанное с напряжением. И от этого мне становилось все страшнее.

На улице было морозно. Едва мы оказались за дверями собора, меня начало потряхивать от озноба, хотя, может быть, и от нервов. Однако именно холод придал храбрости, я немедленно выдернула руку из цепкой хватки шатена.

Тот мгновенно остановился и недовольно уставился на меня. Его друзья тоже притормозили и встали полукругом за моей спиной. Я же, уперев руки в бока, с вызовом воззрилась на него.

— А теперь вы немедленно объясните мне, ЧТО здесь происходит?! — как можно более грозно начала я. Голос звенел от гнева.

Все происходящее мне уже давно не нравилось, я понимала, что если и дальше безропотно плыть по течению — это ни к чему хорошему не приведет.

— Или что?! — вкрадчиво прошипел шатен.

Меня передернуло от звучания его голоса.

— Или я убираюсь отсюда! — вспылила я ему в лицо. — Мне надоел весь этот фарс! Или вы немедленно все рассказываете, или я...

— Или ты затыкаешься! — рявкнул шатен, перебивая. — Ты моя собственность, поняла?! — Он схватил меня за левую руку и, дернув на себя, потряс ею у меня перед лицом. На пальце прочно, как влитое, сидело широкое золотое кольцо с крупным сапфиром. — Ты моя собственность! — едва ли не по слогам повторил он. — МОЯ! И у тебя нет никаких прав! Ты говорить будешь, лишь когда Я тебе разрешу!

Я вновь освободила руку.

— Разбежался! — крикнула я. — Никто!.. Слышь?! Никто никогда не смел мне приказывать! Ни мать, ни отец! А теперь ты, неизвестно кто, смеешь... — я начала стягивать с пальца кольцо; оно поддавалось с трудом и шло очень туго. — Забирай свою побрякушку и проваливай отсюда!..

Но едва я сняла кольцо с пальца, шатен залепил мне оглушительную пощечину, сбивая с ног. Я рухнула на ступеньки перед храмом. Кольцо выпало из руки и покатилось вниз.

— Подними, — тут же холодно, как ни в чем не бывало, произнес шатен.

Я сидела на ступеньках и, хлопая глазами, непонимающе смотрела на него. Меня еще никто никогда не бил, и теперь...

— Подними, — еще раз повторил он. — Живо!

Я поднесла руку к лицу и провела ладонью по губам. Пальцы окрасились кровью.

— Поднимай! — рявкнул он и замахнулся. — Ну?!

Ошеломленная, я неловко начала подниматься на ноги, но тут же новая пощечина швырнула меня вниз.

— Я не разрешал тебе вставать, — жестоко прокомментировал он свои действия. — На коленях. Ползи на коленях и поднимай.

Теперь не на шутку перепугавшись, я, путаясь в длинной стеганой юбке, начала сползать ступенька за ступенькой вниз, где в снегу поблескивало золотое колечко. Оно сейчас мне казалось не кольцом, а оковами, виновными во всем, что творится.

Его удар не только оглушил меня, но и выбил способность здраво рассуждать. Словно издалека, я слышала осуждающие голоса мужчин, они просили прекратить, ведь девушка, то есть я, не знает их порядков.

— Кларенс, не стоит... — предостерегли его; судя по голосу, это говорил черноволосый. — Вам же потом вместе всю...

— Эдгар, не учи меня, что делать со строптивой женой! Пусть привыкает к повиновению сразу же!

— Осторожней, — предупредил другой; кажется, это был блондин. — Ты перегибаешь палку. Девушка не знает...

— Вот именно, она не знает, как себя вести, и перечит мне, — возразил Кларенс.

— Тогда ты зря все затеял... — вступил в разговор еще кто-то, однако Кларенс перебил его:

— Довольно! Я все решил и уже выполнил задуманное, это во-первых. А во-вторых, мне предстоит сегодня еще один серьезный разговор. С дядей! — Он неожиданно глумливо рассмеялся. — И куда как серьезней будет, чем первая размолвка с супругой. Кстати...

Тут он оглянулся на меня, я как раз только сползла на последнюю ступеньку и вытащила кольцо из снега. От обиды и унижения на глаза навернулись слезы, но я старалась сдерживать их, чтобы не показать мерзавцу, насколько мне плохо. Однако тому до этого не было никакого дела. Он шустро сбежал по ступенькам и, наклонившись, забрал кольцо, чтобы уже в следующий миг схватить меня за руку и рывком поставить на ноги. А потом, сжав ладонь излишне крепко, он с силой надел обручальное кольцо обратно на палец. Острая кромка содрала кожу, по ладошке капельками потекла кровь. Но мужчине было это безразлично. Он для пущей убедительности, а также чтобы сделать мне еще больнее, стиснул руку так крепко, что кольцо врезалось в соседние пальцы.

К ступеням подкатила карета, запряженная парой лошадей. Лакей в расшитой ливрее, что стоял на запятках, спрыгнул и, почтительно склонившись, открыл дверцу.

Кларенс подтолкнул меня к ней.

— Залезай, — угрожающе прошипел он на ухо.

Не смея ослушаться, я неловко стала забираться внутрь. На мгновение показалось, что я лезу в пасть к неведомому зверю и если сяду на мягкое, обитое бархатом сиденье, то обратной дороги уже не будет.

Я немного замешкалась, и мощный толчок в спину тут же зашвырнул меня внутрь. Пока я пыталась усесться, так чтобы не рассыпать по полу содержимое моей раскрытой сумки (не знаю, как она здесь оказалась, наверное, Кларенс бросил ее сюда), он холодно попрощался с друзьями. Те скупо пожелали ему счастья, еще раз попросили быть помягче, раз уж он решился на такой шаг. На что мой мучитель порекомендовал им не лезть не в свое дело и, более не проронив ни звука, уселся рядом со мной. Лакей осторожно закрыл дверцу, почти сразу послышался свист, звонкий щелчок кнута и раздался хрипловатый голос возницы:

— Пошли!

Карета тронулась с места.

Меж нами воцарилась секундная тишина, но тут Кларенс с неудовольствием заметил на своей руке кровь. Увидев, что и моя ладонь испачкана, он достал платок из рукава и начал брезгливо вытирать пальцы.

— В следующий раз, жена моя, я попрошу тебя быть более аккуратной и менее испачканной, — его голос был полон холодного презрения.

Я промолчала, уперев взгляд в носки собственных сапожек.

— Не слышу ответа! — тут же рыкнул он. Похоже, менять настроение в долю секунды от брезгливой черствости до безумной ярости было для него привычным делом. — Я не слышу полного и четкого ответа!

— Я поняла и в следующий раз буду более аккуратна, — кое-как выдавила я, больше из опасения новых побоев, нежели из желания подчиняться.

Однако в молчании Кларенса по-прежнему чувствовался немой вопрос.

— В следующий раз я буду более аккуратна и не доставлю вам неприятностей... — с показной покорностью повторила я и осторожно взглянула на сидящего рядом.

Кларенс недовольно вздернув бровь, пристально смотрел на меня. И тогда я поняла, что он от меня хочет.

Кое-как справившись с бунтующими чувствами, поскольку разум отказывался принять происходящее, я с трудом выдавила:

— М-муж мой...

Кларенс тут же удовлетворенно кивнул и, отвернувшись, уставился в темноту за окном, полностью игнорируя мое присутствие.

Я невидящим взглядом стала смотреть в другую сторону. В голове царила сумятица. Казалось, я спала, мне снился кошмар, а я все никак не могла проснуться. Творившееся здесь и сейчас походило на бред сумасшедшего! Меня трясло от произошедшего, к тому же крайне неприятно находиться рядом с человеком, который теперь стал...

Все случившееся было одной сплошной нелепостью. Я жительница двадцать первого века — века технологий и войн, века борьбы за место под солнцем меж офисным планктоном... А тут кони, старинные одежды, раболепие и бесправие... Я кинула еще один осторожный взгляд в сторону сидящего рядом мужчины. Тот с видом властителя мира по-прежнему смотрел в окно. У меня болели разбитые в кровь губы и едва не сломанные железной хваткой пальцы, а тепло, исходящее от него в холоде кареты, доказывало, что все происходящее не сон.

В мою голову исподволь, тихо-тихо, я почти и не заметила как, с предательской осторожностью прокралась мысль, угнездилась там, проросла и теперь предстала предо мной во всей своей красе: все происходящее правда, и тот, кто сидит со мной рядом, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЙ МУЖ! И он законченная сволочь!

Карета ехала по заснеженным улицам города, а я с осторожным любопытством рассматривала проплывающую мимо панораму. Все кругом было точь-в-точь как в кинофильмах на историческом канале. Невысокие каменные домики с небольшими оконцами, узкие улочки, засыпанные снегом мостовые, прохожие... Прохожие, словно сошедшие с гравюр и картин позапрошлого века... Мужчины в камзолах и сюртуках, поверх которых наброшены плащи, ноги обтянуты узкими штанами. На головах лихо заломленные береты, шляпы. Женщинах в чепцах или шляпах, с длинными юбками, выглядывающими из-под зимних пальто или плащей и подолами подметающими мостовые. Те, кто побогаче одеты, руки прятали в муфты... Не город, а нечто среднее между иллюстрациями к книгам 'Анжелика' и 'Гордость и предубеждение'.

Теперь становилось ясно, почему в парке друзья 'мужа' приняли меня за одну из их современниц. Зимой я носила расшитую бисером и шнуром дубленку с норковыми манжетами и воротником, поверх которой замысловато завязывала тонкую пуховую шаль. Ноги скрывала длинная стеганая юбка из блестящей ткани, чуть присборенная по подолу так, что она напоминала старинную (такую на каждом рынке у китайцев купить можно), аккуратная шапочка, точно так же расшитая бисером и отороченная норкой, довершала образ. А учитывая, качество всех этих недорогих вещей, явно лучшее, чем позволял здешний уровень, то впечатление я произвела соответствующее.

В другой город я переехала от родителей два года назад. Больше не смогла выносить укоризненных взглядов отца, полагающего, что каждая приличная девушка обязательно должна выйти замуж до двадцати пяти лет, и печальных вздохов матери, считающей, что я совершила глупость, разорвав отношения с... с ним. До сих пор даже в мыслях я не желала произносить его имя, удостаивая лишь эпитета — 'мой бывший'.

Все произошло почти накануне свадьбы — уже и заявление подано, ресторан заказан, гости приглашены. А я... Я как на крыльях летала. Я была счастлива и цвела как роза. И за три недели до радостного события — бракосочетания — решила порадовать, устроить сюрприз. Лучше бы не устраивала и... Как же хорошо, что все так получилось. Если бы я не знала, сейчас мне было бы гораздо хуже.

Ключи от своей квартиры он не давал, все отшучивался, мол, невесту надо в дом приводить после свадьбы. Вот введу в дом, и тогда... Нет, конечно, я была у него, ночевала и все такое, но только по договоренности и с его согласия. И тут...

В автобусе, сунув нос в глянцевый журнал, я выхватила строчки из обычной для такой литературы статейки. Там говорилось, как сделать, чтобы чувства не остывали. И я, наивная, решилась.

В очередной раз побывав у него, я тихонько сняла с гвоздика дубликат ключей. А на следующий день, взяв отгул на фирме, где тогда работала, и, закупив всякой всячины, чтобы устроить романтический ужин и не только, направилась к нему.

Неожиданным оказалось уже то, что входная дверь была закрыта лишь на один замок. Наверное, мне следовало бы остановиться, но... Ключ мягко провернулся, последовал тихий щелчок, и тяжелая дверь на хорошо смазанных петлях бесшумно распахнулась. Я, подхватив полные пакеты, зашла в прихожую, поставила их и уже начала расстегивать обувь, как услышала ликующий женский всхлип, за которым пару секунд спустя последовал восторженный мужской рык.

Я обмерла и почти перестала дышать. Знаю, что неправильно реагировать подобным образом — замирать как статуя, но именно это и позволило узнать мне, какая же сволочь мой будущий муженек.

Тишина длилась недолго, бурное дыхание утихло, и послышался томный женский голос:

— Все-таки ты женишься на этой замухрышке?

— А куда деваться, котик. Куда деваться... — послышался театрально печальный ответ. Это-то как раз отвечал ОН. — Я в долгах как в шелках, а ее папик имеет неслабый доход. Знаешь, что он пообещал подарить на свадьбу?..

— Ты мне уже раз тридцать сообщил...

Послышалась тихая возня, поцелуи, которые прервал звонкий шлепок.

— Котик, успокойся, ты меня совсем вымотала. Дай ему хотя бы оклематься...

Женщина захохотала. Потом послышались довольные постанывания, вздохи.

— Ну вот, — удовлетворенно произнесла женщина, — а ты говорил — нет сил, нет сил...

— Котик...

— Мур?

— Котик!

— Мур-мяу!

— Киса моя...

— Получай удовольствие, — отрезала она. — После свадьбы тебе такое не обломится. Твое бревно ни на что не способно, сам же говорил...

— Неужели ты бросишь меня?

— Я?! Да ни за что! Но первое время для приличия придется выждать...

— Приличия?! — он расхохотался; так искренне, так заразительно. — Да иди ты! Пока это чучело будет на работе, мы всегда можем...

— Но она же поймет, что в доме была посторонняя...

— Эта недалекая?! Да она ничего не видит дальше своего носа и обожаемой работы! Ты бы видела эти серенькие волосики, как у школьницы-зануды, заправленные за уши, когда она вещает, что в очередной раз сделала в своем гадюшнике. Кому еще чего смогла доказать... Я как представлю, что это мне терпеть каждый вечер... Бр-р-р! К тому же мы первое время будем жить с ее предками. Эта-то квартира будет свободна. Мне же надо вроде как на работу уходить...

— А?..

— Я не сказал, что меня уволили. Ее папочка сразу бы место подыскал, работать бы заставил... Оно мне надо? Лучше уж перед таким геморроем, как брак по необходимости, отдохнуть всласть.

Послышался звук поцелуя.

А я, стоя в прихожей, ничего не соображала. На меня словно ушат ледяной воды вылили, и я теперь пыталась отдышаться. Хотя какой там воды?! Помоев!.. И те, наверное, были бы лучше...

Раздался едва слышный стук чьей-то двери в подъезде. Он-то и вывел меня из кататонии, в которую повергло происходящее в квартире. Оставив все пакеты в прихожей, бросив на них ключи, я осторожно затворила дверь и без оглядки бросилась прочь.

В тот день я бродила по улицам дотемна, а вечером, когда вернулась домой, сообщила родителям, что никакой свадьбы не будет, и что я долго думала и поняла, что вовсе не люблю Его, и что... В общем, ничего не будет.

Воплей было много, много ругани и ссор. Отец кричал, что я позорю его. Мать уговаривала, увещевая, что это всего лишь волнение перед свадьбой. Но я оставалась непреклонна. А он на удивление спокойно принял все новости, ведь пакеты с едой, ароматическими свечами и кружевным бельем я бросила в его прихожей. Заявил лишь, что уважает мои желания, и раз я сомневаюсь в своих чувствах, то... Но он все же готов ждать, и если я передумаю...

Не знаю, как я тогда удержалась и не вцепилась ему в лицо!

Но с того дня в семье для меня наступил персональный ад. Родители, не зная, почему я разорвала отношения, то поносили меня на чем свет стоит, то начинали уговаривать в два голоса. Таскали его чуть ли не каждый вечер к нам домой в надежде, что я изменю свое решение. А этот гад мило улыбался, говорил, как меня любит, еще больше втираясь в доверие, и молчал. Как молчала и я.