| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Однако основной проблемой было обеспечение топлива для металлургических заводов. Частично проблему решила Мышка — подписав контракт на поставку трехсот пятидесяти миллионов пудов угля с компаниями, входящими в "Продуголь". Пять миллионов тонн антрацита конечно не заменят кокс, и производство стали упадет чуть ли не вдвое — зато Кузьмину не придется плакать о "загубленных заводах". А если зимой придётся остановить половину ткацких фабрик и прочих лесопилок в стране — это не мои заводы.
Когда мы вернулись с совещания домой, Камилла позвала Таню:
— Дочь наша, одевайся быстрее, мы идем гулять. И горничным передай, пусть нас проводят…
— Куда это вы собрались?
— Не знаю… в лавку зайдем, купим пряников на обед. А ты, пока нас не будет, можешь спокойно все, что внутри себя накопил, громко и с выражением произнести.
— Да ничего я не собираюсь произносить, можете оставаться спокойно.
— И давно ты обманываешь жен и детей?
— Честно. Мне просто обидно стало: французский "Продуголь" продает мне в России российский уголь по пятнадцати копеек за пуд — а обходится он им меньше двух рублей за тонну! Пятьдесят миллионов я им должен заплатить за то, что они втянули Россию в эту войну! А сколько вся страна им за это должна?
— Считай, что ты их обманул, без этого они на железе украли бы вдвое больше. И ещё придумают, что нашей бедной стране продать за очень дорого. Таня, мы никуда не идем, скажи им, пусть обед подают…
— Александр, — добавила Ольга Александровна, входя в комнату. — Раз уж Вас это так расстраивает, то начните делать авто для Франции из французской жести. И будете квиты, — видно, слишком громко я возмущение свое высказывал и она услышала его из коридора. — Да, кстати… к ужину у нас будет гость. Пока Вас не было, приходил очень милый молодой человек, из Москвы приехал, сказал, что по очень важному вопросу. Что-то насчёт угля… я не знала, когда Вы вернетесь и пригласила зайти к ужину. Камилла, ты не помнишь, чем брикеты тот Лосев из Колонии клеил?
Вопрос Ольги Александровны оказался не праздный. Молодой человек — он назвался Петром Богдановым — несколько лет назад закончил Технилище и через общих с Машкой знакомых узнал о том, что я ищу решения топливной проблемы. Сам он с этими вопросами тоже сталкивался по работе — служил на Московском газовом заводе, и уже был в курсе, что "газа в Москве зимой не будет": городские власти закупили его только для электростанции. Нет, кое-что было запасено и газовым заводом — но из-за введённого режима строгой экономии Пётр Алексеевич оказался в неоплачиваемом отпуске на неизвестный срок, и решил попытать счастья у меня. Ну и, пройдя по цепочке знакомых, узнал (у Машки, конечно) мой домашний адрес — ведь не могла же дочь пригласить товарища по учёбе куда-нибудь в плановый отдел…
И очень правильно сделала.
— Я, Александр Владимирович, и сам удивился, когда узнал, хотя довелось видеть эти горящие терриконы. Оказывается, на тонну вынутого угля в отвал отправляется три, четыре тонны пустой породы. Так называемой пустой породы — но, если разобраться, в ней горит-то не глина или известь, а мелкий уголь, коего там до четверти, а иногда и больше.
— Вы предлагаете в топки грузить породу из отвалов?
— Из-за мусора физический износ топок будет ужасным, никто на это не пойдет. Однако я поискал в литературе, выяснил, что даже без этого отвальные породы не подойдут: угольные вкрапления в них малы и прикрыты от воздуха, так что разжечь такую породу тоже очень не просто. Можно, конечно, породу перемолоть — и я хочу вам предложить именно этим и заняться.
— А потом уничтожать топки засыпаемым в них песком?
— В перемолотой породе уже большая часть угля будет не внутри глины или извести, а совершенно отдельными песчинками, и их уже легко отделить — скажем, через флотационное обогащение. Таким образом — я провёл испытание, куски мусорного угля у нас на заводе найти нетрудно — до девяноста процентов этого угля можно легко и довольно недорого извлечь. В виде пыли, но ведь и пыль коксовых сортов вполне годится для использования. А антрациты можно брикетировать, как американцы делают. Конечно, для брикетов крахмал нужен или патока, но на пуд таких брикетов крахмала уйдет хорошо если на полкопейки…
— Лигнином клеить можно, — предложила Камилла. — Лосев декстрином клеит, но там его много, а у нас мало. А лигнина я сколько хочешь обеспечу.
— Вы сейчас, как я понял, фактически нигде не работаете. Тогда я Вам предлагаю этим проектом и заняться. Завтра с утра приходите в управление — если сами не найдёте, вам любой покажет, к господину Антоневичу — я его предупрежу. Только прошу учесть: на моих шахтах добывается полтора миллиона тонн угля. Так что готовьте проект на переработку всех отвалов. Лишний миллион тонн нам точно не помешает.
Процесс пошел — а уже через неделю Богданову пришлось пересматривать и так едва намеченные планы. Вознесенский рудник наследниц П.А. Карпова — единственная русская угледобывающая компания, не входящая в "Продуголь" — подписал со мной договор о создании "Товарищества". Эрнест Александрович Штединг — директор рудника — мгновенно оценил преимущества предлагаемой новой техники. Еще бы — простой переход от кайла к отбойному молотку увеличивал выработку минимум втрое, и четыре шахты рудника выдавали бы на-гора уже миллион двести тысяч тонн угля в год. А когда пойдут механизированные крепи… Выгодно договорились: рыночная цена такого рудника была больше пятнадцати миллионов, а мои затраты на шестьдесят процентов участия в "Товариществе", измеряемые в молотках, компрессорах, прочих механизмах обходились мне миллиона в полтора. Но и три сестры — хозяйки "Товарищества" — в накладе не оставались. Уголь дорожал на глазах. К октябрю цена поднялась уже до восемнадцати копеек за пуд — правда, когда "Продуголь" предложило мне пересмотреть "контрактную цену", то им довели, что в случае непоставок Волков будет просто отнимать шахты. Скорее всего у безутешных наследников…
Рост цен объяснялся очень просто. В России добывалось примерно тридцать миллионов тонн угля, девять миллионов покупалось в Англии. Я двенадцать ввозил для своих нужд. Всего было чуть больше пятидесяти миллионов — и вдруг стало вдвое меньше. Вдвое — потому что в октябре германцы и австрияками пошли в контрнаступление и заняли польские шахты. Угля не хватало очень многим — а больше всего его не хватало Петербургу: город целиком жил на британском привозном угле. Причём не только жил, но и работал. На зиму столице не хватало больше миллиона тонн.
Шестнадцатого октября у меня в столице состоялись две встречи. И если вторая была в общем-то рутинной, то первая — с Гучковым — меня изрядно повеселила:
— Добрый день, Александр Владимирович, очень рад, что Вы нашли время нас посетить, — Гучков был не один, с ним было еще человек десять, главным образом военных. — Не буду тратить время на глупые формальности и перейду сразу к основному…
Основное заключалось в том, что у меня на складах имеется слишком уж большой запас так необходимых Родине пушек, за которые я, несмотря на переживаемые страной трудности, хочу получить слишком много денег. А ведь пушки-то мои хуже обычной трехдюймовки Путиловского завода: два с половиной дюйма хуже потому что калибр маловат, а три с половиной — потому что калибр великоват. В связи с чем цену нужно уменьшить вдвое, а лучше — вообще передать орудия в бесплатную аренду, причем не Армии, а некоей "комиссии по вооружениям".
Евгений Алексеевич был в курсе этой аферы, поэтому в курсе был и я. "Комиссия" перед отправкой дорогого оружия в армию обследовала его, находила кучу недостатков и отправляла на доработку проверенным оружейным фирмам. Путиловский завод, например, получил четырехмиллионный заказ на восстановление старых лёгких полевых пушек образца тысяча восемьсот семьдесят седьмого года — и четыре тысячи хранящихся в арсеналах пушек были покрашены свежей краской всего за тысячу рублей штука. Французский "Шнейдер", владеющий заводами, щедро делился с членами этой "комиссии", возглавляемой, понятно, самими Гучковым: по информации Линорова, им было отстегнуто почти миллион рубликов. Но те-то пушки были старые, и проходили по балансовой цене в тысячу двести рублей за штуку. А тут пушечки новые, дорогие — сколько можно денег-то на них срубить! Причем можно и с французами не делиться, у каждого члена этой "комиссии" либо тесть, либо племянник был владельцем завода по полировке пушечных колес или покраске автомобильных гаек.
Про самоходки разговор так и не начался — после того, как Гучков получил отказ на предложение "комиссии", наш разговор закончился. Правда, напоследок премьер пообещал направить ко мне уже комиссию по расследованию ценовых сговоров, но это он так, со злости: мои цены были точно уж не выше цен "зарубежных конкурентов" — разве что в Германии артиллерия стоила дешевле. Ну так пусть у германцев пушки и покупают…
Второй разговор состоялся в гостинице "Англия", куда соизволил зайти британский посол. То есть он не то, чтобы просто зашёл, он специально номер в отеле снял — чтобы со мной побеседовать. Но а после того, как он меня в этом ресторане отловил, не подняться к нему в номер для небольшого разговора было бы чересчур откровенным хамством в отношении представителя мирового гегемона. Впрочем, разговор был не очень долгим, хотя и плодотворным — для меня. О чём мистер Бьюкенен узнал позднее…
Посольство США работало до четырёх, и я не стал отрывать посла от отдыха. К тому же, хотя операторы радиотрансляции в Петербурге и были мастерами своего дела, до волшебников им было далеко и останавливать время они пока не научились. Так что я там появился лишь утром семнадцатого, в пятницу. Разумеется, отослав ожидаемые телеграммы всем заранее предупреждённым мною американским промышленникам, имевшим сколь-либо значимые отношения с моими заводами или контракторами. Среди которых, кстати, видное место по-прежнему занимала "Юнайтед Стил".
В понедельник Лондон посла отозвал.
Рений — он действительно удивительный металл, на крошечных рениевых лампах вполне приличный магнитофон получился размером всего-то с томик энциклопедии. Поскольку "доказательством подлинности" сейчас являлась лишь целая, без склеек, плёнка, то уже десятого ноября и сам Бьюкенен, и присутствовавший при разговоре его секретарь были тихо и незаметно расстреляны во дворе военной тюрьмы в Лондоне. Ну, я так предполагал — никаких последующих упоминаний об этих людях Линоров не нашёл. Не то, чтобы сильно искал, но всё же.
Ведь что ещё сделать с человеком, пытавшимся спровоцировать США на войну на стороне Германии?
За очень небольшие деньги пресса может сотворить очень большие дела, как показал мой "прошлый опыт" японской войны. Близкая дружба Милюкова с бывшим британским послом и отказ Гучкова закупить для армии уже готовые пушки (естественно, тоже зафиксированный беспристрастным прибором) в очередной раз поменяла состав правительства — правда, этот процесс занял лишние две недели. Мищенко вернулся на пост военного министра, министерство иностранных дел возглавил Борис Владимирович Штюрмер, премьером на этот раз стал князь Львов, а потерявший уже половину Царства Польского Гурко после предложения возглавить интендатуру застрелился. Неплохо, но вот потери русской армии всего за полтора месяца превысили сто двадцать тысяч человек.
К моему удивлению, отчественные промышленники меня поняли правильно. Даже не так — единодушно одобрили мои действия. По инициативе нескольких крупных капиталистов были организованы три треста: "Снарядный", "Патронный" и трест со смешным названием "Продармия", занимающийся продовольственным обеспечением солдат. Ну а то, что по моей неприкрытой инициативе прежнее правительство убрали, то всем было ясно почему: сорвали многомиллионный контракт. Мищенко вообще-то тут же выкупил у меня все оружие исходя исключительно из интересов армии, но вот сумма в двести семьдесят миллионов всем заинтересованным тут же "объяснила, в чем дело".
На это тоже было, по большому счёту, плевать. Картина бушующей войны явно выходила за границы представляемого мною ранее и требовалось что-то быстро с этим сделать.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
