Обретенная Эквестрия. Часть 1. Исток

Но я не Петя и потому смотрю куда ступаю. Постепенно, по мере удаления от деревни, кучи отбросов исчезли, дышать стало легче и у меня поднялось настроение. Овраг начал сужаться, под ногами захлюпало. Один раз я приметил чебураха, но ружьё дало осечку и зелёный грызун, помахав на прощание куцым хвостиком скрылся под бетонной плитой. Выругавшись, я остановился около небольшого родничка, умыл разгорячённое лицо и вдоволь напился чистой как слеза воды. Ничего, отыграюсь, когда доберусь до нор. В силки уж точно кто-нибудь попал, и без ужина мы сегодня не останемся. С этими мыслями я отправился дальше, но не успел пройти и десяти шагов как замер, услышав тихий стон. Чебурахи стонать не умеют, скорее всего, это человек. Неужели случилось несчастье? Сорвавшись с места, я обогнул огромную кучу битого кирпича, и сразу увидел впереди нечто фиолетовое, лежащее в расщелине между двух бетонных плит. Услышав шаги, существо с трудом подняло голову, и на меня взглянула пара огромных глаз, полных боли и отчаяния. Пони. Всего-навсего пони-единорог.

— Прошу вас... господин ...воды... я не пила уже два дня... Сжальтесь... — голос был почти неслышен. Секунду спустя она обессилено уронила голову на копыта.

— Да конечно, сейчас... — забормотал я, лихорадочно вертя головой в поисках любого предмета, который мог бы послужить поилкой. В нескольких шагах от нас лежала древняя пятилитровая пластиковая бутылка, наполовину присыпанная землёй. Издав торжествующий клич, я извлёк её на поверхность, быстро срезал ножом горловину, сбегал к роднику, наполнил импровизированное ведро до краёв и поспешил обратно. Увидев воду, единорожка нетерпеливо засучила передними ногами и громко засопела. Когда ведро оказалось рядом она тут же опустила в него морду и начала с жадностью пить.

Я отошёл чуть назад, чтобы лучше рассмотреть свою находку. Судя по всему, поняшка ещё не успела выйти из жеребячьего возраста. На вид ей было не больше шести — семи лет, но если вспомнить что пони взрослеют в два раза быстрее людей, то получается, что мы с ней ровесники. Выглядела она просто ужасно. Скажу больше, мне ещё никогда не доводилось встречать настолько жалкого существа. Фиолетовая шёрстка местами вылезла, образуя большие проплешины. Кожа густо покрыта рубцами от кнута, свежими и старыми. Ребра выпирают наружу, свидетельствуя о долгом, систематическом недоедании. Грива и хвост острижены наголо, а копыта передних ног покрыты трещинами и сколами. Кто мог довести несчастную девчонку до такого состояния, догадаться было несложно, но я всё-таки подошёл сзади и осмотрел круп. Так и есть — выжженное калёным железом треугольное клеймо с буквой "Ф" внутри, сообщало всем желающим, что единорожка принадлежит Андрею Фетисову, местному богачу, хозяину большого ранчо. Интересно, что она здесь делает?

Тем временем пони прекратила пить, подняла голову и посмотрела на меня.

— Спасибо господин, что снизошли до помощи. Я... я чуть с ума не сошла. Умирать от жажды под плеск воды из родника, что может быть хуже!

— Как ты тут оказалась?

— Упала. Бежала в темноте, не заметила оврага и оступилась. Сломала заднюю ногу и застряла в этой щели.

Я вскинул голову, посмотрел на вертикальную стену уходящую ввысь и подумал, что для меня падение с такой высоты окончилось бы смертью. Но пони значительно крепче людей.

— Интересно, что ты здесь делала одна да ещё ночью?

Единорожка уронила голову, её затрясло.

— Сбежала с ранчо, да?

Она всхлипнула и коротко кивнула.

— Ничего себе!

— Господин бригадир пожаловался хозяину что я опять отлыниваю от дела, и тот приказал... приказал отправить меня на бойню!

— Чёрт!

— Вы не подумайте, я очень трудолюбивая и хорошо умею работать, просто весной долго болела вот и ослабла. Всего один раз не смогла выполнить норму. Бригадир сказал, что если я такая лентяйка, то кормить меня нужно меньше. Так и пошло: я слабела от голода, работала всё хуже, а они в ответ урезали паёк...

— Погоди, мне говорили, что вы никогда не болеете.

— Почему, болеем, если уж совсем припрёт. Хозяин зимой купил новую машину, а так как свободных помещений не было, то он отвёл под гараж часть стойла. Мест стало не хватать и нас, самых младших выставили под навес на улицу. Морозы стояли такие, что мы по утрам встать не могли — к земле примерзали. Наверное, тогда застудилась, и к весне слегла. Думала что помру, но выкарабкалась. Если б мне дали хоть немного отлежатся, всё было бы нормально, а так...

Единорожка тяжело вздохнула и опустила голову. Затем жалобно посмотрела на меня.

— Господин, я не в праве просить вас ещё об одной милости, но во имя Селестии, сделайте доброе дело.

— Да, конечно, что ты хочешь?

— У вас ведь есть ружьё, правда? Пожалуйста... пристрелите меня!

— Что! — я отшатнулся, словно в лицо плеснули кипяток.

— Со сломанной ногой меня точно отправят на бойню, а я не хочу туда! — зачастила она. — Бойня страшное место, говорят, что души пони убитых там уходят в землю и навсегда растворяются в ней! Лучше погибнуть здесь, тогда моя душа точно улетит в Эквестрию!

— Куда?

— А вы не знаете? Эквестрия это такая волшебная страна, где раньше жили пони, в счастье и радости. Но потом пришли люди, которые поработили нас и увели за собой. Теперь мы ваши слуги, но души после смерти всё равно возвращаются назад к престолу принцессы Селестии. Только тех, кто погиб на бойне ждёт пустота и безвестность! Так что застрелите меня прямо сейчас, пока сюда не пришли люди хозяина, умоляю!

Я стоял словно оплёванный, ещё никогда меня не просили о ТАКОМ. Да, я без сожаления палил по чебурахам и другим зверюшкам, но то были бессловесные твари, а тут...

— Нет!

— Тогда я пропала... — прошептала она и закрыла глаза.

— Прекрати, всё будет хорошо. Лежи здесь, никуда не уходи... в смысле, просто лежи тихо, ясно? Я сейчас вернусь!

Единорожка не ответила, только ещё сильнее зажмурилась и прикрыла голову передними копытами.

Глава 2. Имя.

Обычно отец начинал пить после полудня, так что у меня были все шансы застать его трезвым. Так и оказалось, когда я влетел на веранду, он только-только осушил первый стакан браги и теперь неторопливо набивал "козью ножку" едкой как перец махоркой.

— Бать, кончай пить и пошли со мной! Скорее!

— Что случилось? — лениво поинтересовался он. — Война началась?

— Нет, но мне нужна твоя помощь!

Он тяжело вздохнул, посмотрел на запотевшую банку полную мутной жидкости и жалостно спросил: — А без меня точно не обойтись?

— Не обойтись! Пошли! Дело очень серьёзное, честно!

— Как скажешь.

За что я его люблю, так это за покладистость и отсутствия привычки задавать лишние вопросы.

Подтянув обвислые треники, он сунул ноги в резиновые галоши и покорно вышел на улицу.

— Куда идти-то?

— В Гнилой овраг. Только нам нужны носилки.

Отец внимательно посмотрел на меня, медленно кивнул и направился к сараю. Сарай у нас набит всяким хламом под самую крышу. В большинстве своём это бесполезный мусор, но иногда встречаются и нужные вещи. Когда районные власти закрывали за нерентабельность деревенскую больницу, мы успели слегка прибарахлится, пока ленивые грузчики выносили имущество. Нам достались две пружинные кровати, гинекологическое кресло и пара носилок. Кресло и кровати в хозяйстве применения пока не нашли, а вот носилками время от времени всё же пользовались.

Подумав, что оголодавшая единорожка не откажется перекусить, я вернулся домой и захватил остатки хлеба. Отец тем временем вытащил носилки, и мы пошли к ближайшему спуску в овраг.

В том, что батя не откажется помочь попавшей в беду пони, я ни секунды не сомневался. Разноцветные лошадки ему нравились, хотя он тщательно скрывал это от других. Однажды, много лет назад около нашего дома в грязи застряла телега, запряжённая двумя пегасами с ранчо Фетисова. Пьяный возница, которому было лень спрыгивать в лужу и заниматься выталкиванием повозки, принялся охаживать бедняг кнутом, так что только перья из крыльев полетели. Мы в это время сидели на веранде и всё видели. После первых ударов, папа изменился в лице, сорвался с места, подбежал к вознице и без лишних предисловий наградил того мощным хуком справа. Сломал челюсть и синяков естественно понаставил. Был суд, отца приговорили к большому штрафу и шести месяцам тюрьмы. Чтоб заплатить пришлось продать мотоцикл. Когда, после оглашения приговора мы с мамой подбежали к клетке, в которой его держали, она с горечью кинула странную фразу: — "Брони не стареют, да?" на что отец виновато разведя руками, ответил: — "Прости Мариш, но это сильнее меня". Я всё хотел спросить маму, что означает слово "брони", но так и не собрался. А потом спрашивать стало некого.

Наверное у каждого человека есть воспоминания которые он мечтает забыть чтоб всякий раз не испытывать приступов мучительной боли. Для меня этим вечным кошмаром стал день, когда кончилось детство. В то утро мы с мамой и младшей сестрёнкой Олесей должны были поехать в город на ярмарку, сделать покупки к первому сентября. Сразу несколько соседских семей скинулись и арендовали автобус, чтоб не толкаться на перекладных. Поездка обещала быть веселой, но я как назло заболел — перекупался в холодной августовской воде и свалился с ангиной. Распухшее горло, высокая температура, в таком состоянии нужно лежать в постели и пить тёплое молоко с мёдом, но я так не думал. Я хотел в город. Мама естественно была против. Тогда я закатил истерику и наговорил много гадких слов, при воспоминании о которых до сих пор сводит скулы от стыда. В конце концов, она махнула рукой и пошла вон из комнаты. — "Ну и уходи! — прохрипел я простуженным голосом ей в спину. — Уходи и не возвращайся!". Так и случилось. Мама не вернулась.

Потом по радио сказали, что группа террористов заложила четыре сверхмощные бомбы в торговые палатки. И откуда они взяли столько гексогена, ума не приложу. Говорят, что ярмарочная площадь после взрыва напоминала кратер вулкана. Точное количество жертв так и не установили, но если учесть что только из нашей деревни погибло тридцать девять человек, то можно себе представить, сколько их было. Мама внешне почти не пострадала, а вот от Олеси осталась только голова и часть правой руки. Их так и похоронили в одном гробу. Помню как на поминках, дед Кузьма, старый друг отца, повернул ко мне опухшее от слёз лицо и тихо сказал: — "Вот так, Максимушка. Убили деревню ироды, как есть убили. Всадили ножик по саму рукоять!". И он оказался прав, деревня с тех пор захирела, люди стали уезжать или спиваться как отец, который до маминой смерти капли в рот не брал. Видать действительно убили. Не только люди умирают от безысходности.

Единорожка лежала на том самом месте, где я её оставил. При виде отца, она затряслась и попыталась ещё сильнее вжаться в щель. Похоже, взрослый человек пугал её гораздо сильнее, чем двенадцатилетний мальчишка. Батя, увидев беглянку, побледнел и резко остановился, словно налетел на стеклянную стену.

— Твай!.. — воскликнул он в изумлении, осёкся, затем печально покачал головой. — Нет, конечно... но как похожа!

Мы с пони недоумённо переглянулись, я пожал плечами и торопливо принялся объяснять:

— Понимаешь, она от Фетисова сбежала, там её не кормили, заставляли работать, а она оврага не увидела и упала! Сломала ногу и застряла! Её хотят на бойню отправить, но мы ведь не дадим, правда?

— Помолчи немного, — сказал отец, подходя к единорожке и присаживаясь на корточки. — Эх, и угораздило же тебя, глупышка...

— Она попить попросила, так я ей воды принёс!

— И ещё раз принеси, а я пока гляну, сильно ли застряла.

Я подхватил бутылку и побежал к роднику. Когда вернулся, увидел, как он ощупывает её плечи.

— Ну что?

— Думаю, справимся. Эй, малышка, какую ты ногу сломала, правую или левую?

Единорожка поджала уши и неразборчиво пропищала что-то в ответ.

— Погромче, пожалуйста!

Тот же эффект.

— Громче! Не веди себя как Флаттершай на допросе в гестапо!

— Пра... правую.

— Значит, будем класть на левый бок. Вот видишь, ничего страшного не случилось. Сейчас мы тебя достанем и осмотрим болячку. Давай сын, берись спереди, а я сзади.

— Пап ты бы поостерёгся, сзади очень грязно.

— Грязно? С чего бы?

— Ну, сам подумай. Она лежит здесь уже два дня...

— А, ты в этом смысле. Ничего, и не в таком дерьме купался.

Вытащить её оказалось действительно несложно. Весила она благодаря худобе немного и не будь проблем с ногой, думаю и без нашей помощи, сумела бы вырваться из плена.

— Вот и всё. Ты как, малышка? Жива?

Единорожка снова пискнула, что-то неразборчивое. Мы уложили её на левый бок, после чего отец стал осматривать повреждённую конечность. Я сунулся помогать, но он покачал головой и приказал оставаться на месте.

Нога выглядела действительно неважно. Она торчала под каким-то неестественным углом и единорожка всякий раз вскрикивала, когда её трогали.

— Я конечно не специалист, — наконец сказал отец, поднимаясь, — тут нужен хороший врач с рентгеновским аппаратом но, на мой взгляд, перелома нет. В крайнем случае, трещина. Есть вывих бедра. Будь ты человеком или настоящей лошадью я бы не рискнул браться за лечение, но у поняшек всё значительно проще устроено. Умные люди делали... Значит так Максим, ложись на неё сверху и постарайся как можно сильнее прижать голову и ноги к земле. А ты красавица терпи и, чур, не кусаться! Заранее предупреждаю, будет больно.

Пони как-то сразу вся обмякла и зажмурила глаза. Я навалился сверху всем своим малым весом, стараясь не думать, насколько истощённая единорожка-подросток сможет оказаться сильнее подростка-человека.

— Ты меня точно не укусишь? — прошептал я в её мохнатое ушко.

— Нет, — так же шёпотом ответила она. — Постараюсь...

Тем временем отец, примерившись, ухватился обеими руками за копыто и резко потянул. Его пациентка вскрикнула и забилась, а я неожиданно почувствовал себя участником родео. Батя, тянул изо всех сил, на его лбу вздулись жилы, лицо покраснело. На самом деле он у меня очень сильный и когда нужно может показать высший класс.

— Ой! Ой! Ой! — вскрикивала поняшка.

— Сейчас, ещё немного, — бормотал отец.

Внезапно раздался громкий хруст, единорожка крикнула и обмякла, а врачеватель отпустил многострадальную ногу и выпрямился, утирая пот рукавом.

— Всё... — сказал он.

— Что всё? Сломал?

— Вправил. Уф, в какой-то момент показалось, что не справлюсь.

— И что теперь?

— Ничего. Человек после такого лечения восстанавливался бы пару месяцев, эта, думаю уже через неделю будет носиться, задравши хвост.

— Слушай, а откуда... откуда ты так много о них знаешь?

— Хм, ну ты в курсе, что я по молодости много путешествовал. То там что-то услышишь, то здесь подсмотришь.

— Опять врешь. Не доверяешь собственному сыну, да?

— Не доверяю? Почему? Расскажу как-нибудь на досуге.

— Ага, как же. Скажи хотя бы кто эти Твай и Фла... Фла... Флаштерхай.