Спустя минуту, Фрину, хрипящую и задыхающуюся, подняли на палубу. Изо рта сестры лилась вода, несчастная непрерывно кашляла, пытаясь отдышаться. Сняв верёвки, её поволокли к трюму, Элос едва успела спрыгнуть с лестницы, — и ей на руки упало тело полуживой Фрины. Насквозь мокрая, стучащая зубами, девушка была не в состоянии держаться на ногах. Элос уложила её, пыталась согреть собственным телом. Немного придя в себя, старшая начала плакать, её всю трясло, она что-то невнятно бормотала.
Минули часы, мало-помалу дневной свет в щелях люка ослабел, а качка усилилась. Невольницы в трюме всю ночь напролёт падали друг на друга, перекатываясь по грязному полу. Судёнышко скрипело под напором волн, совсем рядом, за бортом, бушевала вода.
-Мы все погибнем, — стонала Фрина, — и пусть! Лучше смерть, чем такие унижения!
Уже под утро удары волн внезапно ослабели, качка стихла. Рабыни обнимались, не веря в спасение. Судно входило в бухту.
Борт заскрипел о причал, на палубе топали и что-то кричали матросы.
Прибыли.
Однако трюм открывать никто не торопился. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем слабый утренний свет проник в смрадную темноту.
-Выходи, потаскухи! — крикнул тот же весёлый голос.
Невольницы поднялись на палубу, разглядывая свои синяки и ссадины.
-А-а, вот и вчерашняя больная!
Фрина вздрогнула. К ним подходил маленький плюгавый матрос со шрамом поперёк лица.
-Как здоровье? — не унимался он. -Может, полечить?
Фрина попыталась молча пройти мимо, но матрос взбешенно заорал:
-Грязная рабыня! Отвечай, когда спрашивает господин!!
Подскочив к сёстрам, он схватил Фрину за волосы и стал наотмашь хлестать её по лицу...
Размахивая плетьми и грязно ругаясь, надсмотрщики гнали девушек вглубь острова. Около двух часов невольницы переставляли ноги по пыльной каменистой дороге. Только тогда они увидели посёлок у подножия скалистых гор. Босые ступни сестёр, никогда не ходивших без сандалий, были давно сбиты в кровь. Девушки держались друг за друга и нещадно хромали, им страшно хотелось пить, да и ели только накануне утром.
Их вели через посёлок.
Жалкие хижины и десятки нагих рабынь. Редко у кого на волосах повязан кусок белой материи. Зато на груди у каждой — большое круглое клеймо. Бегали по улицам такие же голые тощие дети разных цветов кожи со вздутыми животами. Полтора десятка новых невольниц, пройдя всё селение, не увидели ни единого раба мужского пола — только надсмотрщиков, грозно помахивающих плетьми и палками.
На площади в центре посёлка дощатый помост, столб с перекладиной. На столбе привязана распятой рабыня, лицо несчастной полностью скрывали спутавшиеся грязные волосы. Вид наказанной и безразлично снующих мимо неё товарок, не обращающих на висящую ни малейшего внимания, вселил в души сестёр новые страхи.
-Нам не повезло сразу, я знаю, меня скоро убьют, — прошептала Фрина.
За селением потянулись поля, на которых, под свист бичей, согнувшись, работали всё такие же женщины-рабыни. И только здесь невольницы увидели замок в скалах, угрюмый и неприступный. Их вели туда.
Медленно ехавший в коляске хозяин вдруг обогнал тащившихся из последних сил рабынь и быстро скрылся впереди. Элос, увидев замок, зашептала шатавшейся от усталости сестре, что на полях их работать не заставят, красивых девушек, вероятно, купили для того, чтобы прислуживать господам.
Фрина не отвечала. Она лишь стонала, осторожно ступая на израненные ноги.
Перейдя опущенный для них разводной мост, девушки прошли ворота и оказались за стенами замка. Надсмотрщики велели рабыням стать друг рядом с другом и куда-то исчезли. Вокруг не было ни единой живой души. Лишь угрюмые, серые каменные стены, да квадрат неба, если поднять голову вверх. Невольницы простояли не менее часа, они валились с ног от усталости, но, боясь наказания, ни одна не присела ни на секунду.
Наконец, послышались шаги. Девушки увидели четверых вооружённых мужчин, спускавшихся по лестнице.
Скомандовали идти вперёд, поднимались по каменным ступеням, потом брели какими-то коридорами, затем по лестницам вниз, вниз и вниз. Здесь, во тьме и сырости, где свет давали только факелы, рабыни увидели ряды окованных дверей. Открывая, солдаты молча вталкивали внутрь по одной девушке, и тут же запирали за ними.
-Это что, тюрьма? — спросила сестру Фрина.
Элос подавленно молчала.
Пришёл и их черёд. Распахнулась тяжёлая, скрипучая створка, и старшая исчезла внутри. В следующую дверь толкнули другую сестру. За спинами лязгнули засовы.
Элос ничего не видела. В комнате, куда её привели, как ей казалось, царила кромешная темень. Девушка медленно пошла вперёд, вытягивая руки, и через пару шагов наткнулась на шершавую стену.
Спустя минуту она смогла разглядеть очертания крохотной каморки.
Вот куда забросили её жестокие боги всего через несколько дней после того, как любящий отец целовал на прощание! Здесь были стены, пол, потолок, немного гнилой соломы на полу. Маленькое оконце, почему-то у пола, забранное толстенными железными прутьями и больше ничего. Ни постели, ни клочка ткани, чтобы укрыться...
Обессилевшая до предела, невольница сгребла солому и растянулась на ней. Сбитые камнями ступни жутко ныли. Она задрала ноги вверх и оперлась ими о стену. Кровь отхлынула, и, кажется, стало чуточку легче.
Перед закрытыми глазами возникли картины недавнего прошлого — родной дом, роща, где сёстры рвали финики и орехи, улицы селения, лицо отца... Где он сейчас? Чем сможет заглушить своё страдание? В одночасье он лишился всего: дома, мастерской, дочерей, даже рабынь! Элос пожалела отца.
"Хотя", — подумала она, — "больше стоит пожалеть нас. Мы с Фриной в какой-то тюрьме, Хлоя вообще неизвестно где. Может, её купил на потеху матросам какой-нибудь судовладелец и сейчас несчастную сестру заставляют беспрерывно служить десяткам голодных мужчин? Или младшую купили для тяжёлой работы, и кнут надсмотрщика уже полосует её худую спину... А что же будет с нами?" — думала Элос. "Зачем покупать пятнадцать молодых и красивых девушек и заживо хоронить их в этом склепе? Где здесь смысл?"
И она не могла найти ответа. Мысли, усталость, бессонная ночь в вонючем трюме сделали своё дело. Элос уснула.
Сколько она проспала? Разбудили жажда и голод.
Девушка стала прислушиваться. Кажется, доносились какие-то звуки. Да, хлопали в коридоре тяжёлые двери. Всё ближе.
Элос охватил страх. А может, их новый хозяин ест человеческое мясо и сейчас они будут убиты и зажарены? Скрежет засова прервал мысли девушки. Дверь открылась. На пороге своей каморки Элос увидела то, что потом всю ночь стояло у неё перед глазами.
В её камеру входило существо. Невольница поджала ноги и испуганно вскочила. Оно протянуло Элос кусок хлеба и кружку с водой. Элос схватила хлеб, жадно выпила воду, и только тогда поняла, кто перед нею. Всё тело этой несчастной женщины было кем-то зверски изуродовано. Прошло много времени, плоть неровными буграми срослась на груди — месте ужасных ран. Страшное, в глубоких багровых шрамах, тело, спутанные сальные волосы, отрешённое лицо и потухшие глаза — всё это придавало рабыне облик ожившего мертвеца.
С куском хлеба Элос застыла на месте и не могла двинуться, хотя дверь камеры давно закрылась, и смотреть было не на кого. Вот что здесь делают с девушками, вот что ждёт их с сестрой и ещё тринадцать купленных вчера рабынь!
Прошло немало времени, прежде чем невольница смогла успокоиться и вцепиться зубами в черствую лепёшку. Крохотное оконце у самого пола, дававшее свет, потускнело. Наступил вечер, а потом Элос оказалась в кромешной тьме. Ей хотелось спать, но перед глазами всё стояло молодое красивое лицо и жуткое тело рабыни, приносившей хлеб и воду. Элос тряслась от страха и холода, лёжа на каменном полу, едва прикрытом жидкой соломой. Только под утро девушка заснула.
В камере ей пришлось провести нескончаемо долгие дни и не менее долгие ночи. Поначалу Элос очень страдала от запаха собственного тела, а потом — намного сильнее от боли в груди, которую в один из первых дней поразило раскалённое железное клеймо.
Однажды в проёме открывшейся двери невольница увидела мужчину. Сильные руки бесцеремонно вытащили её наружу... Элос увидела, что выводят из камер всех, и немного успокоилась. Девушек построили во дворе, она увидела Фрину и ободряюще помахала сестре рукой.
Рабынь погнали в деревню, на краю огромного поля стражники замка передали девушек надсмотрщикам из деревни. Те приказали полоть сорную траву, невольницы встали рядами и принялись вырывать сорняки.
Поднимавшееся всё выше солнце пекло нещадно, по телам девушек струился пот. Надсмотрщики подгоняли отстававших грязной руганью и ударами палок по ягодицам. Элос бессознательно рвала и шагала, шагала и рвала. И каждую секунду со страхом ждала удара. Миновал не один час адского труда. Кружилась голова, тошнило, в висках гулко стучала кровь. Наконец, всем разрешили отдохнуть. Как только Элос поняла это — тотчас же рухнула прямо в борозду, с наслаждением разогнув затёкшую спину, вытянув ноющие от усталости ноги. Она ощущала, как сухая земля и песок облепляют её пропитанное потом тело, но не могла больше ни стоять, ни сидеть.
Ладони Элос, не привыкшей к такой, да и вообще к какой бы то ни было, работе, опухли, пальцы рук сильно болели. К вечеру девушка едва держалась на ногах, несколько раз, спотыкаясь, падала на колени. Рук она почти не чувствовала, голова раскалывалась от боли, а спина была обожжена солнцем. Не позволив ни попить, ни обмыться, рабынь погнали в замок, передали тамошней страже. Измученные и невообразимо грязные, невольницы были тотчас растолканы по камерам. Элос, только коснувшись своей соломы, немедленно провалилась в тяжёлый болезненный сон. Ей виделись жуткие чудовища с бичами и палками, гонявшиеся за Фриной по полю с криками и бранью. Буквально на несколько секунд она вынырнула из забытья, чтобы попить принесённой безгрудой девушкой воды и снова забылась.
Утром Элос разбудил волчий голод. Она не встала, только повернулась на другой бок. Спина болела, пальцы рук не сгибались, порезы нестерпимо саднили. С ужасом Элос подумала: а ведь сегодня их снова могут погнать на работу!
В подтверждение этой мысли девушка услышала стук дверей и шаги стражи. Дошла очередь и до её камеры.
* * *
То, что происходило с сёстрами в последующие несколько месяцев, описать без содрогания невозможно. Непосильный, изнурительный физический труд, беспрестанные издевательства и унижения надсмотрщиков, а затем — нескончаемая многомесячная череда изощрённейших садистских пыток Хозяина. Страданий, выпавших на долю невольниц, не выдержал разум Фрины.
Средняя сестра волею судеб оказалась на судне, сообщавшем жителей острова с материком. В качестве живой игрушки для моряков...
Судно снова направлялось к острову Хозяина. Наверху дул свежий ветер, гуляла крупная волна. Сильно качало, прикованная в трюме рабыня кричала от боли, причиняемой ей кандалами. Элос тошнило, у неё кружилась голова. Уже не первый раз во время шторма она молила богов, чтобы проклятое судно потонуло. Пусть лучше смерть, чем эта нескончаемая и невыносимая боль!
Удары волн становились всё сильнее, через какие-то щели в трюм начала просачиваться вода. Вечер, и хотя для тьмы ещё не наступило время, от тяжёлых свинцовых туч в небе сгустились сумерки.
"Похоже, моя молитва достигла цели. Интересно, мы раньше потонем, или сперва кандалы оторвут мне запястья?" — думала болтающаяся в трюме измученная девушка.
Страшный удар по корпусу судна, треск ломающегося дерева стал ей ответом. В одну секунду перед глазами промелькнул разваливающийся на куски трюм, хлынувшие внутрь волны, куски дерева, обрывки парусов и рангоута, какие-то нелепо размахивающие руками человеческие фигуры... Вода поглотила невольницу, она услышала вокруг яростное бульканье и шипение...
Девушка приготовилась было пойти ко дну, но вдруг её запястья и лодыжки обожгла боль от проклятых кандалов! Что-то рвануло кверху, и Элос оказалась на поверхности. Попыталась шевельнуть руками, но запястья по-прежнему были скованы вместе. Волны перекатывались через неё, захлёстывали, но она держалась на волнах. Крестовина, на которой Элос висела в трюме, не развалилась вместе со всем судном. И теперь рабыня оставалась прикованной к толстым тёсаным брёвнам не желавшими отпускать её кандалами... Солёная вода разъедала многочисленные раны девушки, она отплевывалась от волн и — плыла!
Окончательно стемнело. Настала ночь. Буря напрасно тратила силы — плотик Элос упорно держался на поверхности. С рассветом ветер стих совершенно. Теперь крестовина лишь тихо покачивалась и невольница, распятая на ней, думала о чудовищной жестокости собственной судьбы. Зачем-то она пережила страшную бурю, гибель судна. А теперь, скорее всего, ей суждено умереть мучительно долгой смертью от жажды и голода, плавая по морю прикованной и вдобавок с похабно раздвинутыми ногами!
Она не могла напиться, хотя бы и солёной воды. Она также не могла бы и дать сигнал какому-нибудь кораблю, случись ему проплывать рядом. Её найдут теперь, наверное, уже в виде скелета, плавающего на своей крестовине.
Солнце, появившееся из-за моря, поднималось всё выше и выше. За два месяца, почти безвылазно проведённых ею в трюме, медный загар Элос явно утратил свою защитную силу. Горячие лучи опять обжигали кожу.
В ослепительной синеве мелькнули маленькие точки, птицы спустились ниже. Они настойчиво кружили над плотиком и явно оценивали будущий обед. Вскоре одна из чаек опустилась, усевшись прямо на живот неподвижной девушки. Красный глаз огромной птицы хищно разглядывал неподвижно лежавшую добычу.
Элос набрала в лёгкие побольше воздуха, подняла голову, и что было силы закричала. Царапнув когтями кожу, чайка с недовольным криком взлетела. Птицы снова закружились над рабыней, постепенно снижаясь. Во второй раз девушке потребовалось, кроме крика, ещё и забиться всем телом, чтобы заставить взлететь наглую птицу, уже нацелившуюся острым клювом в лицо. Элос поняла, что вскоре лишится глаз, и в отчаянии зарыдала...
Вдруг невольница почувствовала, как жар солнца смягчился. Что-то большое накрыло её своей тенью. Стряхнула слёзы с ресниц, глянула вверх — и ничего не поняла...
Прямо над нею, не выше двадцати локтей, висела огромная серая скала с идеально гладкой, будто отполированной поверхностью. Подумав: "Сейчас раздавит", девушка облегчённо закрыла глаза.
Но ничего не происходило.
Через минуту Элос снова глянула вверх. Теперь в "скале" чернело овальное отверстие. Оттуда выскользнуло нечто, напоминающее валун, с тихим шорохом пролетело над забившейся в ужасе рабыней...
Глава 1. ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
ЭЛОС
Я очнулась в каком-то нереально огромном помещении. Никогда раньше не видела ничего подобного. Размером оно было вдесятеро больше всего отцовского дома. Стены переливались мягкими тонами, постоянно сменявшими друг друга. То здесь, то там возвышались какие-то предметы немыслимой формы, непонятно для чего предназначенные. Потолка не было вовсе — подняв глаза, можно было видеть высоко в голубом небе редкие перистые облака.
